- Клюев Николай Алексеевич - Страница 55

Грезит спросонка винтовка:

«Где же хозяин-лесник?

Ржавчина ест мое дуло,

Выщерблен кремень давно!..»

Шарят лесные отгулы

Темени звонкое дно.

Поздно. Доштопать бы ворот.

Внучек белее, чем лен,

«Тятька лосихой запорот»,—

Всякому вымолвит он.

Давеча дивный прохожий

В Выгово шел налегке,

С матерью-скрытницей Божьей

Сходство нашел в пареньке.

Баял: «Пречудна Лукерья —

Града то-светного дщерь,

Мужу за нечесть безверья

Выбодал душеньку зверь».

Вторя старухиным думам,

Плещет за ставнею куст:

«Будет твой внук Аввакумом,

Речью ж Иван Златоуст».

Снам умиляется бабка:

«То-то б утешил меня...»

Темень — кудели охапка

Тушит кадильницу дня.

Между 1914 и 1916

201

Талы избы, дорога,

Буры пни и кусты.

У лосиного лога

Четки елей кресты.

На завалине лыжи

Обсушил полудняк.

Снег дырявый и рыжий,

Словно дедов армяк.

Зорька в пестрядь и лыко

Рядит сучья ракит.

Кузовок с земляникой —

Солнце метит в зенит.

Дятел — пущ колотушка —

Дразнит стуком клеста,

И глухарья ловушка

На сегодня пуста.

Между 1914 и 1916

202

Октябрь — петух медянозобый

Горланит в ветре и лесу:

«Я в листопадные сугробы

Яйцо снегбвое снесу».

И лес под клювом петушиным

Дырявым стал. Курятник туч

Сквозит пометом голубиным,—

Мол, Духа Божьего не мучь,

Снести яйцо на первопутки

Однажды в год тебе дано...

Как баба, выткала за сутки

Речонка сизое рядно.

Близки дубленые Покровки,

Коровьи свадьбы, конский чёс.

И к звездной кузнице, для ковки,

Плетется облачный обоз.

Между 1914 и 1916

203. Вражья сила

Возят щебень, роют рвы,

Понукают лошаденок.

От встревоженной травы

Дух идет, горюч и тонок.

В лысый пень оборотясь,

На людей дивится леший:

Где дремали топь и грязь,

Там снуют седок и пеший.

И береза, зелень кос

Гребню ветра подставляя,

Как вдова, бледна от слез —

Тяжела-де участь злая.

Камни — очи луговин

От тоски посоловели,

Прячут изморозь седин

Под кокошниками ели.

И звериный бог Медост

Пришлецам грозит корягой:

Мол, пробыть до первых звезд,

Опосля уйти ватагой.

Вот и звезды, как грибы,

На опушке туч буланых...

Вторя снам лесной избы,

Дед бранит гостей незваных:

«Принесло лихую рать,

Зайцу филина-соседа!..»

И с божницы Богомать

Смотрит жалостно на деда.

А над срубленной сосной,

Где комарьи зой и плясы,

«Со святыми упокой»,—

Шепчет сумрак седовласый.

Между 1914 и 1916

204

Обозвал тишину глухоманью,

Надругался над белым «молчи»,

У креста простодушною данью

Не поставил сладимой свечи.

В хвойный ладан дохнул папиросой

И плевком незабудку обжег, —

Зарябило слезинками плёсо,

Сединою заиндевел мох.

Светлый отрок — лесное молчанье,

Помолясь на заплаканный крест,

Закатилось в глухое скитанье

До святых, незапятнанных мест.

Заломила черемуха руки,

К норке путает след горностай...

Сын железа и каменной скуки

Попирает берестяный рай.

Между 1914 и 1916

205

Запечных потемок чурается день,

Они сторожат наговорный кистень, —

Зарыл его прадед-повольник в углу,

Приставя дозором монашенку-мглу.

И теплится сказка... Избе лет за двести,

А всё не дождется от витязя вести.

Монашка прядет паутины кудель,

Смежает зеницы небесная бель.

Изба засыпает... С узорной божницы

Взирает Микола и сестры Седмицы,

На матице ожила карлиц гурьба,

Топтыгин с козой — избяная резьба.

Глядь, в горенке стол самобранкой накрыт,

На лавке разбойника дочка сидит,

На ней пятишовка, из гривен блесня,

Сама же понурей осеннего дня.