Завет Кольца (антология) - Бауер Стивен - Страница 11

Итак… после нашего вылета мы оказались в каком-то смысле в пустыне. Когда я говорю «пустыня», ты, по всей вероятности, представляешь себе нечто совершенно неверное. Это была пустыня благополучия: все — сплошная гармония, мир пестрого китча под сахарной глазурью, в котором на каждой проклятой радиоволне дудят свои усыпляющие хоры эти «Принцы Супер Илу»; честно говоря, от этого просто тошнило. Ну, упасть духом мы себе не позволили, и Мел предложил организовать нашу собственную команду, но уж на этот раз настоящую. А в целях сохранения тайны — чтобы эти «Супер Илу» все нам не понарушили — мы тогда на некоторое время разделились.

Передо мной была поставлена задача заняться ударными, и Мел рассчитывал, что для нашего первого альбома я подготовлю что-нибудь совершенно эксклюзивное. Мы придумали название альбома: «Барабаны в глубине», — и вот именно так все и должно было звучать. Я потратил чуть не тысячу лет на то, чтобы отыскать подходящее место, и я нашел его в самых глубинах земли. Акустика — просто потрясающая, потому что там все и всегда можно устроить именно так, как ты хочешь. И еще кое-что говорило в пользу того, чтобы так глубоко зарываться. Мел узнал из первых рук, что «Принцы Супер Илу» тоже запланировали вмонтировать крики толпы. Идея, по-моему, совсем не так уж плоха, по крайней мере раньше такого не делали… Они решили набрать толпу с улицы, чтобы те слушали и хлопали, и, естественно, не сажать их себе на голову, а сгрузить туда, где уже были мы. Кто-нибудь вообще может себе представить, что это такое, когда на репетициях у тебя все время на шее слушатели? Мне тогда показалось, что лучше уж сразу бросить все это, потому что ведь, в конце концов, в наши планы не входило перебить всех этих слушателей, если в один прекрасный день они все-таки должны были выслушать и нас и после этого решить, что им больше нравится: фолк или рок-н-ролл.

Устройство тонстудии — это хорошая каторжная работа. Студия должна была залегать поглубже, и поскольку я не был уверен, что наверх действительно ничего не просочится — а какая же это бомба, если за сто лет до премьеры все уже все услышали? — то я заглушил все подходы к ней миллионами тонн золота и всякого прочего легкообрабатываемого хлама и, кроме того, дополнительно изолировал студию слоем мифрила. Материал, вообще говоря, секретный, и так как он практически все задерживает, то для глушения оптимальный. Теперь-то, задним числом, понятно, что идея была провальная, но в конце-то концов откуда я мог это знать? Я понял это только через пару тысяч лет, когда она мне вышла боком.

Я был так занят пробами, переделками, компоновками и репетициями, что совершенно забыл о времени и вспомнил о нем, только когда Мел в один прекрасный день прислал мне несколько слушателей, имея в виду, что, может быть, я сумею изготовить из этого материала парочку толковых барабанщиков. В этой идее что-то было: сделать настоящий ансамбль ударных. И ребята, вообще говоря, были неплохие, ну немножко, может быть, уроды и соображали не очень, но бит в них был вбит с рождения, и когда я осматривался, вспоминая, кто за последние сорок — пятьдесят лет добивался хоть какого-то успеха в шоу-бизнесе, эти парнишки мне в общем-то начинали почти нравиться. Для начала я показал им, как на самом деле надо стучать. Некоторые так никогда этого и не поняли, но через пару поколений выросли уже действительно приличные стукачи. Что же касается остальных… ну, скажем так: настучать они могли запросто, но о настоящей работе речи не было.

А потом уже появились и соседи… Еще два пива, пожалуйста!

[Вырезано.]

ОН: Соседи могут быть пассивные, но могут быть и активные, и это мне довелось испытать на собственной шкуре. Я как раз сидел над партитурой «Барабанов в глубине», когда впервые их услышал. «Бжик-бзик», «клин-блин», «кряк-бряк» — и так без конца. Снова и снова, без всякого ритма и со всех сторон сразу. Очевидно, этот мифрил предохраняет только в одну сторону — изнутри наружу, но не наоборот. Но мне и во сне не снилось, что может потребоваться нечто в этом роде; я имею в виду: если у кого-то в распоряжении вся поверхность, с какой радости он полезет в глубину? Я тут же пошел посмотреть, кто это такой умный, и выяснил, что пока мы растили стукачей, слушатели не только прекрасно освоили всю поверхность, но уже начали обживать и подземелье. Они называли себя «казад», но, по мне, могли бы называться и «как зад» — больше бы подошло.

Ладно, решил я, проигнорируй их, и проблема отпадет сама собой вместе с ними. Когда они поймут, что золото золотом, а на звукоизоляции можно обломать зубы, они съедут… Посмотри на меня — ты видал когда-нибудь таких дураков?

Нет, потому что проблема отпала. Наоборот. Эти мелкие сморчки в самом деле открыли залежи мягкого металла, и их теперь становилось все больше, и шум делался все громче. Некоторые из моих стукачей почти свихнулись, я и сам уже был недалек от того же. Эти… эти темные гномы просто никогда не слышали о том, что бывают перерывы и творческие паузы — нет! — и самое нахальное то, что они еще называли это старательностью.

А дальше стало еще хуже. Эти маленькие психи вкапывались все глубже и глубже и почти уже пробуравились к нам, когда наткнулись на мою звукоизоляцию. Отлично, сказал я себе, теперь они поймут, что к чему. Ничего подобного. Они не остановились в растерянности перед этим мифриловым барьером, как было бы со всякими разумными существами, — наоборот, они безмерно и бессмысленно обрадовались. И тут же начали растаскивать звукоизоляцию. Они были совершенно сдвинутые. Я имею в виду: кому еще мог прийти в голову такой полный бред? Дело, правда, у них двигалось медленно, потому что мифрил-то как раз действительно хороший материал, но не прошло и каких-нибудь ста лет, как они уже проковыряли в нем дыру. И вот тогда только пошел настоящий шум. Ты можешь себе представить, каково оно, когда к бесконечному стуку мотыг добавляется еще топот ста тысяч ног, которые день и ночь маршируют по тонкому перекрытию над большим пустым помещением? Это только удивляться надо, как у меня тогда барабанные перепонки не лопнули. Но самое худшее было еще впереди. После того как они проломились, они продолжили свои строительные работы в моей тонстудии так, словно все там принадлежало им.

Я решил их выкинуть. И вот беру я с собой парочку своих стукачей и топаю к этим типам наверх. Мы не собирались ничего такого устраивать, а только вежливо обратить их внимание на то, что кроме них в земле живет еще кое-кто и что надо все-таки как-то уважать друг друга, поэтому не будут ли они так любезны… И, уходя, не забудут ли снова закрыть за собой дверь мифрилом. Ну, это было нечто, скажу я тебе! Едва увидев меня, они тут же завопили «дракон, дракон!» (я тогда понятия не имел, о чем они, и только потом узнал, что драконов выдумал Мел — просто так, для поднятия боевого духа), а когда мы затребовали назад мифрил, они на нас полезли. Урук-Зена они расстреляли, а остальных стукачей забросали камнями — и это после того, как я столько трудов положил на воспитание моих людей! Ну, в том, что мне самому эти психи ничего сделать не могли, никаких сомнений никогда не было; тут, что ни говори, нужны другие калибры. Но к этому моменту мне стало ясно, что с таким сбродом церемониться нечего. Это были захватчики, бандиты, террористы и нарушители спокойствия. И если я вообще когда-нибудь собирался закончить «Барабаны в глубине», то эти вредители должны были исчезнуть.

Особенно приятной такую работенку — очищать все от этих паразитов (потому что, строго говоря, ничего большего они из себя и не представляли) — не назовешь, так что когда основную часть этой заразы мы вычистили, убрать остальное я поручил тем, кто все равно ритма никогда толком не чувствовал. Вот когда я понял, что совсем не лишнее кроме барабанщиков со слухом всегда иметь под рукой парочку-другую без слуха, но с ударом. По барабану? Нет, не по барабану. Так что я решил при следующем опыте по разведению стукачей сбалансировать оба направления… Слушай, или я ошибаюсь, или в моей банке дырка. Эй, пипл! Два пива!