Домовые - Трускиновская Далия Мейеровна - Страница 77

Выключив машину, прямо среди бела дня поспешила она к Евсею Карповичу. Тот, к счастью, домовничал один — Дениска ушел на лекции.

— Ты что ж это, ирод, мне подсунул?..

— Я, Матренушка, все Сети перетряс, пока эту мерзость сыскал, а ты же еще и ругаешься, — укоризненно сказал домовой, который повадился в хозяйское отсутствие шариться по Интернету. — Тут просто голых девок ставить проку бы не было, посмеялась бы твоя Анечка, и только.

И под страхом смертной казни не рассказала бы Матренушка, что за кошмар увидела она на мониторе. Конечно, знала она, что и между мужиками всякое бывает, но не такое же!

— А ты мое задание выполнила? — спросил Евсей Карпович.

— Да не до того было!

— Ну, гляди…

Когда Матрена Карповна явилась домой, в комнате у молодых был скандальчик. А и как ему не быть, когда Анечка, вернувшись и включив машину, такую срамотищу обнаружила? Родители ее поставить не могли, значит — Алешка!

И тут Евсей Карпович правильно рассчитал. Жениху бы покаяться да посмеяться — я, мол, дурака валял, сейчас сотру. Все бы шуточками и кончилось. А он оправдываться принялся. Но если умом рассудить — не с луны же поганый скринсейвер свалился! Анечка так прямо и сказала нареченному либо ты его поставил, либо я, а мне такая похабщина не нужна!

Тем не менее к ночи они помирились.

Матрена Даниловна же собралась в экспедицию.

Была у нее подружка Агафья Тихоновна, вдовая домовая бабушка, проживавшая уже на пенсии. Поскольку жить в квартире или в частном доме она могла только при муже, то родня пристроила ее на хорошее местечко — в ресторан. Там она могла и спиртным заодно приторговывать. В ресторане Агафья Тихоновна прижилась и даже открыла что-то вроде закладной лавочки, беря в залог за свой товар явно украденные от хозяев вещи. Иную выкупали, иная так и оставалась на вечное хранение.

Зная, что разносолами подружку не удивишь, Матрена Даниловна понесла ей главное свое сокровище — простенькое золотое колечко с александритом. Колечко она много лет назад получила в приданое и очень им гордилась, хотя носить и не могла. Но не до жиру — быть бы живу. В обмен на колечко она притащила в заплечном мешке много всякого подозрительного добра и спрятала его у Евсея Карповича, да там до утра и осталась, благо у Дениски было дежурство.

Вернувшись к утру, она обнаружила, что в ее кроватке спит Халява, нахально выставив босые лапищи невероятного для девки размера. А кроватку не так давно сам Лукьян Пафнутьевич смастерил из большой нарядной коробки от Анечкиных дорогих духов, и пахла она почти как райский сад, навевая смутные, но прекрасные соблазны.

Погрозив нахалке кулачком, Матрена Даниловна пошла будить Якушку.

— Пошли, Яков! — строго сказала она. И повела шалого со сна подручного прямиком в Анечкину комнату.

Там они залезли на тахту к молодым, и достала Матренушка кусок широкой черной резинки.

Встав на подушку справа от Алексеевой головы, она велела Якушке встать справа и перекинула ему край резинки. Затем домовые наложили ее на горло жениху и потянули — каждый в свою сторону и еще чуточку вниз.

Несколько секунд спустя Алешка стал задыхаться и сквозь сон шарить руками по шее. Резинку ослабили, потом опять натянули, и так — раз семь или восемь. Наконец Матренушка решила — хватит баловаться, пора душить всерьез.

Дико заорал, почуяв свой смертный час, Алешка. Домовые выпустили из рук резинку и скрылись: Матрена Даниловна — за валиком тахты, а Якушка вообще по простыне на пол съехал. Резинка же улетела туда, где ее не так-то просто было заметить.

— Ты что, сдурел? — возмутилась Анечка. — Глюки, да?!

Алексей пробовал было объяснить, что его чуть насмерть не удавили, но логики в рассуждениях не наблюдалось — раз тебя давили во сне, то чего же ты наяву за шею держишься?

Матрена Даниловна уже почти торжествовала победу, как из-за валика заметила встревоженную рожу Халявы.

— Ах ты мой бедненький, дай я тебя приласкаю… — зашептала Халява. Испугался, солнышко? Целый день на работе, уморился, вот кошмарики и мерещатся… А я вот с мамой поговорю, с папой поговорю — чего тебе на тот склад ходить? Все равно ты там больших денег не заработаешь… Будешь дома сидеть, к институту готовиться…

— Ах ты мой бедненькай, — вмиг остыв, повторила Анечка. — Испугался, солнышко?..

Матрена Даниловна и руки опустила.

Услышав про очередной Халявин подвиг, Евсей Карпович призадумался.

— Сколько живу, ни разу этой Халявы не встречал, — сказал он. — И повадок ее не знаю. А у кого спрашивать — непонятно. Мы, домовые, у бездельников не заживаемся, хороших хозяев ищем. А Халява к бездельнику льнет. Вот и не пересекаемся.

— По старинке дармоеда выжить не получается, но, может, какие иные способы есть? — с надеждой спросила Матрена Карповна. — Мы, домовые, всегда нежеланного жильца выжить умели!

— Так то — жилец, а то — Халява…

Евсей Карпович почесал в затылке.

— Совсем она семейство обморочила! Евсеюшка, голубчик, выручай! Уж если ты не догадаешься — так и никто не догадается! Анечка ведь ему все прощает — и то, что я на дискете притащила, тоже простила! А я бы за такое в волосенки-то вцепилась бы, да пинками, да пинками!..

— Уймись, Матрена, — приказал Евсей Карпович. — Ты от Агафьи чего принесла?

— Трусики, — несколько смутившись, ответила Матренушка. — Дамские. Такие, совсем никакие… Чтобы он их из кармана словно бы нечаянно вынул.

— Трусики — это хорошо, — одобрил домовой. — Еще?

— Помаду губную. Евсеюшка, дома две хозяйки, обе красятся, а такого цвета я у них не видала. Я придумала его рубашку вымазать, которую он в грязное для стирки кладет.

— Это ладно. Еще?

— Духов пузырек, каких у нас дома нет. Буду его чужими духами поливать, а Анечка пусть принюхивается.

— Трусики не в карман совать нужно. Если твой дармоед вовсе с работы уйдет и дома засядет, то ты их в постель подбрось. Пусть будет видимость, будто он, один оставаясь, кого-то к себе водит.

— Ой, стыдоба-то какая… — прошептала Матренушка, напрочь забыв, что сама от живого мужа к соседу бегает. Но раз уж у домовых развода не бывает, а какого мужа тебе дали, с тем и живи, то некоторое оправдание у нее все же имелось.

— Мало, — подумав, решил Евсей Карпович. — Ты — духами, а она шепотком своим, так на так и получится. Иначе надобно. Как бы нам понять, откуда эта Халява взялась?

— Сам же говорил — с неба!

— Да не с неба…

— Ее на зачетку ловят! У Дениски-то твоего зачетка есть?

— Как не быть! Так это что же получается? Соврал, выходит, твой Алешка? Ты говорила — в институт потому не поступил, что аппендицит его прошиб. А зачетка откуда?

— Ой! И верно!

— Ох, Матрена, Матрена… И сама бы заметить могла…

Но умен был Евсей Карпович — увидев, как огорчилась подруга, тут же ее и приласкал.

— Я вот что надумал, — сказал он потом. — Сами не справимся. Буду с Дениской говорить.

— Да ты что? Когда ж это домовые у людей помощи просили? Наоборот это мы им помогаем!

— Выходит, настало время, когда и они нам помочь должны. Якушка, говоришь, на твоей стороне?

— А Акимка, подлец, к Халяве переметнулся! Больно умный!

— Хорошо. Ты теперь, Матрена, ступай и с Якушкой переговори. Чтоб вдругорядь его привела и со мной познакомила.

— Ну, ты, Евсей Карпович, не то говоришь. Хочешь, чтобы он все про нас понял?

— Невелика беда. Ты ведь все равно с Лукьяном жить не станешь.

Матренушка хотела было спросить «с чего ты взял?», да вовремя рот захлопнула. Когда такое говорят — лучше всего молчать да кивать, чтобы удачу свою не спугнуть!

Опять же — видела она, что у Евсея Карповича что-то мудрое на уме. И, привыкнув к тому, что ее всегда одергивают словами «у бабы волос долог, да ум короток», Матрена Карповна вопросов задавать не стала.

В конце концов, гонять из дому непрошеных гостей — мужская забота.