Карающий меч адмирала Колчака - Хандорин Владимир Геннадьевич - Страница 44

Придя к власти, адмирал А.В. Колчак в одном из своих первых приказов отмечал: «Все офицеры, все солдаты, все военнослужащие должны быть вне всякой политики… Всякую попытку извне и внутри втянуть армию в политику приказываю пресекать всеми имеющимися в руках начальников и офицеров средствами»{501}.

Такое положение существовало и ранее. Правда, реальная ситуация вынудила Совет министров 4 марта 1919 г. отменить постановление Временного Сибирского правительства от 23 августа 1918 г. «Об устранении армии от участия в политической жизни» и утвердить лишь ограничения для военнослужащих по участию в политической и общественной жизни. Им запрещалось: состоять в политических организациях; присутствовать на собраниях, где обсуждались политические вопросы; участвовать в противоправительственной агитации; публично произносить речи и суждения политического характера; принимать участие в митингах и сходках; состоять на службе в городских, земских и других общественных учреждениях; заниматься литературной деятельностью без разрешения своего начальства{502}. Такие меры были отнюдь не лишними, т.к., по данным Особого отдела Департамента милиции, основные усилия «антигосударственных элементов» были направлены на разложение армии{503}.

В Сибири политические взгляды генералитета и офицерства были достаточно пестрыми: скрытые сторонники монархии, приверженцы Учредительного собрания и Земского собора, казачьи сепаратисты и лица, придерживавшиеся проэсеровских взглядов. Правые офицерские круги и казачество в ноябре 1918 года сместили власть Директории, арестовав левое крыло правительства, и передали ее адмиралу А.В. Колчаку. Однако в декабре недовольная «мягкостью» Верховного правителя группа офицеров помышляла уже об антиколчаковском перевороте. Тогда у них ничего не вышло{504}.

Подавляющее большинство белых офицеров поддерживали идею «непредрешения» и по своей сути являлись аполитичными. «Они не занимались политикой и не разбирались в ее хитросплетениях, их ремеслом была война, — справедливо пишет в монографии исследователь офицерского корпуса колчаковских вооруженных формирований Е.В. Волков. — Поэтому от решения важных политических вопросов они предпочитали отстраниться и оставить их реализацию до окончания войны, переложив эту работу на плечи депутатов от народа»{505}.

Сам Верховный правитель олицетворял собой, если суммировать его высказывания и действия, позицию либерального консерватизма, близкую к правому крылу кадетской партии, резко поправевшей за время революции. Такая позиция адмирала не находила поддержки у монархистов, которые между собой говорили о нем, что «это не та фигура, «выскочка», продвинутый англичанами и вместе с ними болтающий что-то о народовластии, демократии и т.п.»{506}. По свидетельству премьер-министра П.В. Вологодского, в феврале 1919 г. чинами ведомства внутренних дел была раскрыта ячейка офицеров-монархистов, группировавшихся вокруг редакции газеты «Русская армия», в которой они «будировали» идеи монархизма. В качестве будущего правителя они выдвигали рюриковича по происхождению князя А.А. Кропоткина{507}.

В оперативной разработке контрразведки находилась группа офицеров, разделявшая взгляды монархистов и поддерживавшая контакты с их представителями. Впрочем, как выяснилось в ходе наблюдения, их «оппозиционная» деятельность сводилась к пьяным застольям, бесчинствам, нарушению общественного порядка и исполнению в нетрезвом виде императорского гимна “Боже, царя храни!”» Против таких офицеров контрразведка ограничивалась мерами предупредительного характера. После проведенного дознания виновных сажали на гауптвахту или отправляли на фронт. Случались и понижения в чине{508}.

В первой половине 1919 г. контрразведка докладывала о возникшем антагонизме между «фронтовиками» и «тыловиками», засевшими в многочисленных штабах и канцеляриях. Контрразведчики информировали командование об упорных разговорах о необходимости смещения А.В. Колчака и возможной его замене Д.Л. Хорватом, от которого отдельные фронтовики ждали лучшего отношения к нуждам армии. Многим радикально настроенным офицерам адмирал казался слишком «левым». «Такие офицеры высказывались за абсолютную диктатуру, что шло вразрез с общей политикой Колчака…» — пишет историк А.А. Мышанский{509}.

В отличие от офицеров, среди солдат, служивших во фронтовых частях, наблюдалось более лояльное отношение к колчаковскому режиму, подтвержденное анализом перлюстрированных контрразведкой писем{510}. Начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского отдельного корпуса докладывал 2-му генерал-квартирмейстеру Ставки в июне 1919 г.: «В войсках настроение спокойное, политикой не интересуются, разговоры лишь о деревне, хлебопашестве и трудностях военной службы… К офицерам со стороны солдат отношение доверчивое»{511}.

Солдаты-тыловики в большей степени демонстрировали антиправительственные настроения, о которых контрразведка также докладывала командованию{512}. Даже в относительно лучшие времена колчаковской власти в тылу было «неспокойно». Управляющий Тургайской областью Матвеев в марте 1919 г. доносил в Особый отдел, что «среди мобилизуемых солдат ведется усиленная большевистская агитация»{513}.

Отношение военнослужащих к властям в большинстве случаев объяснялось не их политическими взглядами, а состоянием материального обеспечения воинских частей. Как свидетельствуют многие источники, жизненный уровень большинства младшего и среднего офицерского состава оставался невысоким. Получаемого денежного довольствия, выплачиваемого с задержкой, не хватало, чтобы прокормить себя и семьи. «Не имея возможности купить и не получая обмундирования от интендантства (за отсутствием такового), немало из числа офицеров ходят в дырявых сапогах и заплатанных брюках, — указывал в докладе начальник контрразведки 2-го Степного Сибирского корпуса в мае 1919 г. — Думая серьезно воссоздать армию, необходимо поставить в человеческие условия жизнь офицера, ибо без него не может быть и не будет армии в настоящем смысле этого слова»{514}.

Однако «поставить в человеческие условия жизнь офицера» командование оказалось не в состоянии из-за хаоса в системе военного снабжения. В результате нередко офицеры компенсировали нехватку жалованья казнокрадством, продовольствия — грабежом крестьян, присвоением трофеев. Попытки командования бороться с этим позорным явлением имели мало успеха.

Негативно отражалась на боеспособности армии усталость офицерства от войны. По воспоминаниям некоторых участников событий, после сдачи Омска в ноябре 1919 г. «все чаще и чаще отчаяние закрадывалось в душу армии. Все чаще и чаще произносилось слово “мир”, проносилась мысль, что “большевики уже не те”»{515}. В итоге отдельные утратившие веру в свое командование офицеры организовали мятежи с целью прекращения Гражданской войны, заключения мира с большевиками. Новониколаевское и красноярское выступления контрразведке не удалось предотвратить.