Булатный перстень - Плещеева Дарья - Страница 43

Взяв большие ножницы, Мавруша прокралась в столовую, зажгла свечу и на большом столе принялась кроить рубашечку.

Было почти четыре часа утра. Там она и заснула в кресле. Утром ее обнаружили девки, но будить не стали, а пошли докладывать барыне-голубушке. Александра пришла посмотреть на рукоделие и все поняла.

— Этого мне лишь недоставало, — сказала она. — Что, Фрося, есть ли какая примета — когда у тебя в доме ни с того ни с сего роженица поселяется?

— Насчет роженицы не знаю, а когда чужая кошка брюхатая забегает в дом и рожает, это к добру, к прибыли, голубушка-барыня.

— Кошке хоть не надо искать кормилиц… — заметила Александра, вспомнив про доктора Игнатова. — Танюшка, подавай завтракать да вели закладывать экипаж. Фрося, готовь одеваться и волосы чесать. Да быстро! Чтоб не дольше часа провозиться! А то доктор рано из дому выезжает — потом ищи его по всему городу!

Провозились, разумеется, дольше, и Александра пустилась в погоню за доктором, который мог знать кормилицу загадочного младенца, с опозданием.

Мавруша проснулась поздно, ахнула, кинулась искать Александру, потом поспешила к Поликсене. Подружка сидела в угловой комнате недовольная — там же, на полу, пристроилась горничная Танюшка с вязанием. Ей было велено стеречь девиц — чтобы еще куда не удрали, с них станется. И она была твердо намерена исполнить приказание в точности. Ночью, изловив Поликсену, она удостоилась благодарности от барыни-голубушки и подарка — косынки на грудь. И в Танюшкиной голове тут же созрела интрига — как обойти любимицу барыни, Фроську. Фроська хитра и молода, знает, что госпожа сама приищет ей мужа и снарядит под венец. А Танюшке, имеющей десятилетнего сына, нужно самой об этом позаботиться. Найти жениха в двадцать-то девять лет, с мальчишкой — непростая задача, и не пошлый мужик из Спиридонова ей нужен, а пригожий и положительный, но чтобы и замужем, и в городе, при барыне.

Действуя из этих соображений, Танюшка отказалась наотрез пускать подруг на чердак, за узлом Поликсены. Не велено — вот и весь сказ. А снарядить туда кого-то из дворни Мавруша не сразу додумалась.

Наконец беглянкино имущество принесли. И, разбирая его, Мавруша изумленно спросила:

— Ты разве приданое младенчику еще не готовила?

— Дурная примета, — ответила Поликсена, — до родов дитяти рубашечки шить.

— Ай, Мурашка, до примет ли тебе? — напустилась на нее Мавруша. — Это если рожаешь в семье, где родня всего этого добра понанесет, можно самой не трудиться! А тебе кто все эти чепчики да свивальники, да пеленки притащит? Сейчас же садимся за шитье!

У нее была такая мысль: успеть сделать для ребенка, отец которого — Нерецкий, как можно больше, чтобы уйти в девичью обитель с чистой совестью. И пусть ему потом расскажут, как инокиня Мавра, с рыданьями в душе, но с улыбкой на бледных устах, искаженных страданием, шила приданое его сыну. Пусть услышит и поймет…

Александра прибыла только вечером, усталая и недовольная. Допроса Мавруше с Поликсеной учинять не стала — из чего подружки поняли, что у нее свои великие заботы.

Так оно и было — нагнав-таки Игнатьева, она узнала адреса четырех надежных кормилиц. Особы, которых рекомендовал доктор, были более или менее примерного поведения — по крайней мере, явно не пили и опрятность соблюдали. В их пользу было сказано, что госпожа Ольберг им протежирует — того-то и нужно было Александре.

Оказалось, все четверо — при деле, в столице выкармливают младенцев вполне известных, а не загадочных. Про свою товарку, которую госпожа Ольберг рекомендовала для таинственных родителей дитяти, они ничего сказать не могли. Но сторож вспомнил, что у его супруги есть приятельница, промышляющая тем же ремеслом, и обещался сходить узнать про нее, а заодно и сожительницу навестить.

Александра понимала, что к возвращению Нерецкого нужно хотя бы напасть на след кормилицы. Да во всей суете не забыть про таинственную даму, что живет в квартире Нерецкого. Эту загадку тоже неплохо бы разгадать, да поскорее!

Бурная деятельность захлестнула душу — только успевай прыгать из экипажа в экипаж, подсылать Гришку и Пашку в дом на Второй Мещанской, выслушивать донесения, словно полководец, отправивший кавалерийские разъезды в разведку. Александра даже радовалась — вот это жизнь, как раз по ней!

Разумеется, было не до смольнянок. Допрос — дело длительное, докапываться до правды — значит потратить драгоценное время, да и никуда она, правда, не денется, дворне велено стеречь девиц, и когда разъяснится дело с младенцем и пакетом, можно будет перевести дух и произвести дознание. До той поры — пусть развлекаются шитьем да своими секретами.

Не бывши ни разу в тягостях, не знавши трогательных забот ожидания, Александра, занятая погоней и впавшая в азарт, впопыхах не сообразила даже спросить, на котором месяце гостья и скоро ли ей рожать. Брюхо вроде было не слишком большое — может, седьмой или восьмой, а дома постоянно сидит кухарка Авдотья, знающая толк в родах, и коли что, она предупредит.

Беда была еще и в том, что Поликсена Александре не понравилась. Смольнянка, пустившаяся в подозрительные похождения и оказавшаяся у чужих людей накануне родов, вызывала у нее раздражение. Как будто мало хлопот с Маврушей! И ведь не прогонишь. А потом, когда родится дитя, да начнет голосить и будет услышано всеми соседями, слухи пойдут самые разнообразные, и в материнстве обвинят всех поочередно — и Александру, и Маврушу, и Поликсену.

Странствуя из одного конца Санкт-Петербурга в другой, Александра додумалась, что надо бы услать Поликсену в Спиридоново, пока это еще возможно. Пусть там хоть навеки поселится — чай, не объест, тем более — господский дом пустует и вряд ли дождется этим летом хозяйки надолго, не до него. Надо бы съездить, пока староста с приказчиком совсем не обнаглели. Покойный муж, словно предвидя кончину, многое в деревенском хозяйстве успел растолковать молодой жене, а учиться она любила и все возможные плутни крепостного люда накрепко запомнила. Съездить, отвезти Поликсену — и сразу же вернуться, потому что скоро должен явиться из Москвы Нерецкий.

Мавруша с Поликсеной об этих планах Александры не подозревали — они почти не видели ее, да и не скучали по ней. Мавруша со всем пылом души взялась за кройку и шитье. Поликсена работала лишь под ее присмотром — она все больше норовила присесть к окошку и задуматься, а кончалось это слезами.

— Послушай, Мурашка, а не вернуться ли тебе к нему? — спросила Мавруша. — Мало ли что он той особе наговорил? Ежели он перед Богом муж твой — то должен об этом вспомнить и образумиться…

— Нет. Я когда шла к Арсеньевой, переходила Мойку…

— И что?

— Я ключ от жилья выбросила. Чтобы уж навеки уйти…

О том, как Поликсена представляет себе свое будущее с незаконнорожденным младенцем на руках, они более не говорили. Монашеская келья, и только келья — а дитя отдать на воспитание в порядочную бездетную семью. О том, что такая семья еще не сразу найдется, подружки вроде и знали, но поисков, конечно, не вели.

Стряпуха Авдотья, приглядевшись к ним и видя, что барыню состояние гостьи мало беспокоит, покормлена — и ладно, тайно взяла Поликсену под свое покровительство, приносила ей то сладенькое, то кисленькое, и однажды, явно подслушав разговор, обратилась с такой речью:

— Ты, сударыня, не погневайся на дуру старую, а я вот что скажу. Надобно тебе съездить к Андрею Федоровичу.

— Кто таков? — спросила вместо подруги Мавруша.

— А божий человек. Сказывали, на Смоленском кладбище новую церковь строят, так он туда часто наведывается. И у Матвеевского храма Андрея Федоровича встретить можно. И на Сытном рынке. Поискать нужно.

— И что будет?

— А правду скажет и на ум наведет. Андрей Федорович все видит и разумеет! И коли у кого семейное нестроение — скажет слово, и все наладится. Ему это от Бога дадено.

Мавруша выпроводила кухарку, но ее слова запомнила. Может, и впрямь есть человек, который усмирит душевное смятение? И не придется тайно плакать в подушку. И мысли о постриге куда-нибудь уйдут безвозвратно…