Икар - Васкес-Фигероа Альберто - Страница 47

— Почему нет?

— Потому что, если по какой-то причине ты не сумеешь взлететь, только мы с Мигелем сможем вытащить тебя оттуда.

— А если сумею?

— Ну, тогда никто не подвергнется никакой опасности. — Веревка улыбнулся, показывая пальцем на темную стену. — А кроме того, я ни за что не хотел бы упустить возможность совершить посадку на гору и взглянуть на водопад сверху.

— Но…

— Никаких «но»!.. — перебил его Густаво Генри. — Мы все так решили, пока ты был в Каванайене. Напоминаю, что ты наш должник. Вот и расплатишься: для меня подъем на эту гору стоит дороже всех алмазов мира.

— Но ведь я как пилот несу ответственность!

— Не мели чепухи! — презрительно отмахнулся скалолаз. — Твоя ответственность заканчивается с той минуты, когда я прошу тебя взять меня с собой.

— А Мигель?

— Мигель говорит мало, но умирает от желания подняться на вершину. Как и все остальные!

Король Неба повернулся к Феликсу Кардоне.

— И ты тоже? — спросил он.

— Естественно! — тут же ответил испанец. — Но я могу подождать до другого раза. Справедливо уступить место Мэри.

— Ни в коем случае! — взвился Джимми Эйнджел, словно его укусил скорпион. — Мэри не полетит!

— Если «Мэри не полетит», значит, не полетит никто! — сказала его жена тоном, не допускающим возражений.

— Что ты сказала? — оторопел муж.

— Я сказала, что, если я не полечу, ты тоже не полетишь, а значит, никто больше не сможет полететь.

— Это почему же?

— Потому что я все время оставалась на земле, места себе не находила и притворялась, что все в порядке, только бы ты достиг своей цели. Но если сейчас ты вновь собираешься отодвинуть меня в сторону, то этот номер у тебя не пройдет.

— Но ведь полет может оказаться очень опасным!

— Я знаю. Пусть так. Если ты погибнешь, мы погибнем вместе. А если вновь проведешь такую же ночь, как та, о которой ты уже полжизни вспоминаешь, словно в раю побывал, то и мне охота.

— Нет!

— Да!

— Я сказал «нет», и точка! Я командую на этом самолете.

— Можешь, сколько влезет, командовать на этом самолете, — согласилась она, сохраняя ледяное спокойствие. — Но своей жизнью командую я, и попомни мое слово: если вздумаешь лететь без меня, то, когда вернешься, меня здесь уже не будет, и ты никогда меня больше не увидишь.

— Но, дорогая!

— Ни дорогая, ни какая! Я для тебя всем пожертвовала, уже столько лет не могу себе позволить купить новое платье, а ты в благодарность собираешься лишить меня того, что может стать самым грандиозным событием в жизни любого человека. У тебя с головой не все в порядке!

— Но ведь это ради твоего же блага!

— Свое благо выбираю я сама. И я выбираю подъем.

— Вы не имеете права так со мной поступать! — чуть ли не всхлипнул Король Неба, который, казалось, терял самообладание. — Затащили меня сюда, помазали мне губы медом, а теперь вынуждаете отказаться от того, к чему я так давно стремлюсь!..

— Мы хотим, чтобы ты поделился, а не отказался, — поправил его Феликс Кардона.

— Поделился риском? — спросил американец. — Ты представляешь, что значит броситься сверху вниз и падать штопором почти семьсот метров?

— Представляю! — уверенно сказал испанец. — Вспомни, что я летчик и хорошо знаю, что аппарат может это выдержать. Как-никак это «Фламинго»!

— С тремя пассажирами? Черта лысого!

— Не хами! — осадила его жена. — И хватит уже упираться! Ты же знаешь, что мы правы: или мы летим все вместе, или забудем эту историю раз и навсегда.

Джимми Эйнджел хотел ответить какой-нибудь грубостью, но передумал. Он рывком поднялся, пнул складной стул, на котором сидел, и быстрым шагом удалился в сторону небольшой речушки с темной водой, протекавшей в нескольких метрах от лагеря.

Он задумчиво побрел по берегу и дошел до истока: река брала начало в просторном гроте, который рождался у самого подножия тепуя. Там он долго плавал в глубоком омуте, не подозревая о том, что, если бы проник сюда в то время, когда уровень реки понижается, обнаружил бы чудо — пещеру Кавак. Никто не увидит ее еще полвека, а затем она превратится — вместе с водопадом, носящим его имя, — в главную туристическую достопримечательность Венесуэлы.

Лагерь располагался в трех километрах отсюда. Они прожили несколько недель практически в двух шагах от этого места. Джимми Эйнджел в тот вечер купался метрах в двадцати от ее входа, и все же капризная судьба, расположившая чудесный водопад на его пути, не позволила ему увидеть другое чудо, которое было совсем близко.

Пещера Кавак представляет собой огромный грот, такой высокий и просторный, как величественный собор, выточенный прямо в камне. Через его купол низвергается мощный поток воды, с которым играют солнечные лучи, пробивающиеся в то же отверстие — никак не меньше десяти метров в диаметре, — через которое проникает вода.

Скапливаясь внизу, вода змейкой стекает по отвесной стене высоченного узкого утеса, пересекает малый грот и под конец выходит в Великую Саванну, превратившись в тихую речушку, которая позже впадает в бурную Карони, а та — в спокойную и величественную Ориноко, которая донесет свои воды до моря.

Пожалуй, это было бы слишком много открытий для одного человека. Очевидно, поэтому природа предпочла хранить свои секреты еще полвека.

После внезапного ухода друга Густаво Генри долго молчал, а потом все-таки не выдержал и с некоторым беспокойством спросил:

— И что же теперь будет?

— Ничего, — невозмутимо ответила Мэри.

— Как, по-твоему, он поступит?

— Будет ворчать.

— А дальше?

— Поломается и согласится…

— Ты уверена?

— Я же его жена, знаю его как облупленного, и потом… что ему еще остается?

Девятого октября 1937 года с самого утра день выдался отличный.

Ни облака, ни дуновения ветерка, прекрасная видимость в любом направлении, поскольку солнце еще не нагрело землю и не превратило воду в мутную и плотную пелену пара.

Широкая, расчищенная взлетная полоса с твердой почвой и запах сельвы, разлитый в воздухе, приглашали в полет, а так как уже несколько дней все было готово, оставалось только вставить ключ в зажигание и подождать, пока не спеша прогреется мотор великолепного «Фламинго-Река Карони» — его мощный силуэт резко выделялся на фоне высоких деревьев и темной громады грозного утеса.

Вскоре мокрая каменная крепость отразила первые солнечные лучи. Их отблески звали на штурм и в то же время предупреждали мелкие создания — обозревавших ее человечков, — что она была и остается страшной Горой Дьявола, нетронутой с незапамятных времен; такая невозмутимая в своем величии, что даже рычащая летательная машина не выводила ее из себя.

Все позавтракали в молчании: кусок не лез в горло, есть не хотелось, и кое-кто из них ограничился чашкой крепкого кофе, лишь бы отогнать плохие мысли, которые витали вокруг вместе с сотнями желтых бабочек.

Феликс Кардона был единственным, кто оставался на земле, и при этом, похоже, нервничал больше всех, а когда наконец пришло время прощаться, казалось, что он вот-вот расплачется.

— Да ладно тебе! — попытался утешить его Король Неба. — Завтра в полдень мы вернемся живыми и здоровыми.

— Обещаешь?

— Даю слово.

— Если бы у нас был хотя бы один самолет поддержки, чтобы можно было подстраховаться!..

— Если бы у нас был самолет поддержки, мы были бы богачами, а мы не богачи, — напомнил ему американец. — Положись на меня!

— Ты взял с собой зеркало?

Эйнджел кивнул:

— Взял.

— Помнишь условные знаки?

— Брось, Феликс, ну что ты как ребенок! — одернул его пилот. — Ты заставляешь меня нервничать.

Они вновь обнялись, испанец крепко пожал руки всем, кто уже находился на борту, и, закрыв дверцу, отступил на несколько шагов, давая возможность самолету начать медленное движение по равнине.

Вскоре «Фламинго» достиг края взлетной полосы, потом, выждав минуту, взревел во всю силу своего мощного мотора и рванулся вперед, устремляясь к небу.