Кукловод - Шхиян Сергей - Страница 17

– Стой! – строго сказал я. – Ты это куда бежишь?

– Ваше высокоблагородие, ваше сиятельство, – забормотал он, – мне всего на минутку отлучиться, а потом я вашему… все что хотите. Не погубите невинную душу!

Буфетчик был невысок ростом, но широк в талии, с круглым, как полная луна лицом и трясся, как студень на вибростенде.

– Погоди любезный, – попытался я его успокоить, – не бойся, никакой я не колдун и ничего тебе плохого не сделаю! Если конечно ты меня накормишь.

– А-а-а, в-а-а-а, – опять начал заикаться он, но, посмотрев на меня, успокоился и вполне членораздельно спросил, что мне подать.

Мы обсудили меню и я сел за общий стол, заставленный недопитыми стаканами и початыми бутылками. Там, спустя двадцать минут меня отыскала княжна Марья. Я уже кончал завтракать и собирался встать из-за стола, когда она влетела в буфетную комнату и сразу подошла ко мне.

Теперь при дневном свете, с разрумянившимися щеками, она выглядела премиленькой, впрочем, повторюсь, как почти любая девушка ее возраста. Не могу сказать, что у нее были классические черты лица или с первого взгляда в ней была видна аристократка, скорее напротив, лицо Маши был просто, округло, носик вздернут, а подбородок чуть маловат. Однако веселые, живые глаза и соблазнительно припухшие губы очень ее украшали, и мне стало весело на нее смотреть.

– Ах, вот вы где, Алексей Григорьевич, – воскликнула она, – а я вас по всему дому ищу.

А я подумал, что разок ее поцеловать, конечно, только во сне, большим грехом не будет…

– Маменька вам говорила, что после вашего лечения у меня перестало болеть в груди?

– Говорила, – подтвердил я, – и попросила переселиться в комнату рядом с вашей, для продолжения лечения.

– Правда? – засмеялась она. – Это хорошо!

Имея некоторый жизненный опыт, я в этом так уверен не был, но спорить не стал. Пока она не ушла, я взял ее за запястье, проверить пульс. Почему-то это немудреное действие так испугало буфетчика, что он начал усилено креститься, а потом спрятался за стойкой.

С пульсом у Марьи Николаевны все оказалось хорошо, даже лучше чем я надеялся. Отпустив ее руку, я пожаловался:

– Не знаю, что здесь наболтал про меня возчик, но теперь все от меня шарахаются, как черт от ладана! Ладно бы, еще дворовые, когда я сюда вошел, отсюда сбежали все ваши родственники.

– Я слышала, – улыбнулась княжна, – что вас считают колдуном. А что мужик рассказал, мы сейчас узнаем. Филимон, – окликнула она буфетчика.

Сначала никакой реакции на призыв не последовало, но после третьего обращения тот, наконец, вылез из-за стойки. Вид у него был хуже некуда, лицо потное, глаза блуждающие и ко всему трясущиеся бульонные щеки.

– Чего изволите, ваше сиятельство? – севшим до хрипоты голосом спросил он.

– Подойди сюда, – строгим голосом приказала княжна.

Буфетчик, еле передвигая ноги, приблизился.

– Боишься барина? – спросила девушка.

– Ох, как боюсь, ваше сиятельство, все поджилки трясутся.

– Ведь тебе было сказано, что я не колдун, – вмешался я. – Чего же ты опять испугался?

– Как же, вы барышню хотели на тот свет утащить, – еле выговорил он, – я собственными глазами видел!

– Я на тот свет? С чего ты взял?

– А зачем тогда их за руку брали? – рискнул спросить он, укоризненно качая головой.

– Успокойся, это у меня лечение такое, за руки людей брать. Я не колдун, а лекарь.

– Это как вам будет угодно, – сказал буфетчик, отирая рукавом пот с лица. – Наше дело маленькое.

– Филимонушка, ты этого барина не бойся, он хороший, ты лучше расскажи, что о нем в людской говорят, – ласкова попросила Маша.

– Так что ж рассказывать, барышня, известно, язык без костей, мало ли чего наболтают. Я и слышать ничего не слышал, и ведать не ведаю. Мое дело маленькое…

– А вот ты и расскажи, чего не слышал, а мы послушаем.

– А как они обидятся, да меня в жабу заколдуют? – жалостливо спросил Филимон.

– Не заколдую, – пообещал я, – расскажешь все что знаешь, награжу!

– Так чего я знаю, ничего и не знаю! Вот ихний человек, – кивнул он на меня, – сказывал, что их светлость лошадь его так заколдовал, что она шага не могла ступить, сразу падала. А потом и оглоблю одним взглядом поломал. Оглобля-то, говорит, совсем новешенькая была.

– Ну, я ему мерзавцу поломаю оглоблю о бока, – пообещал я.

– И что он еще рассказывал? – ласково спросила Маша.

Филимон уже немного успокоился, перестал потеть, да говорил складнее, чем раньше.

– Сказывал, что они его заколдовали, заставили новые сани прямо на дороге бросить и за собой сюда ехать! И еще говорит, их милость может любого человека в кого хочет превратить, хоть в собаку, хоть в жабу.

– Ну-ка, найди его и приведи сюда, – попросил я буфетчика, давая ему медный пятак.

Не знаю, чему он больше обрадовался, чаевым или возможности уйти, рванул он из буфетной, несмотря на избыточную фактуру, как заправский спринтер.

Мы остались с Машей вдвоем. В дверь периодически заглядывали домочадцы, но войти в комнату желающих не нашлось. Княжна задумчиво смотрела в сторону осиротевшего без Филимона буфета, казалась немного смущенной, и разговор у нас не клеился.

– Как ты сегодня погуляла? – спросил я, когда молчать стало неудобно.

– Хорошо, я люблю первый снег, все кругом такое чистое, прибранное, – ответила она, потом подняла на меня большие трогательные глаза и спросила. – А ты, правда, заколдовал лошадь?

– Лошадь? – повторил за ней я. – Заколдовал лошадь?!

Чего-чего, но такого вопроса я никак не ожидал, не выдержал и так захохотал, что она испуганно отпрянула от меня. Потом, правда, сам улыбнулась и добавила так, чтобы ее слова можно было принять за шутку:

– Вдруг ты и, правда, колдун!

– Это мы ночью проверим, – пообещал я, с трудом унимая смех, – когда ты заснешь. Не боишься, что я тебя усыплю и поцелую?

– Очень надо, я вообще ничего не боюсь! А я сегодня ночью на тебя смотрела, когда ты спал. Ты совсем не страшный!

– А вот подглядывать нехорошо. Ты когда к себе ушла?

– Рано, еще в доме все спали.

– Тебя никто не видел?

– Нет.

– Тогда зачем сказала Марье Ивановне, что приходила ко мне?