Кукловод - Шхиян Сергей - Страница 67

Почти сразу ко мне в комнату пришла хозяйка. Ее проигранное пари сына волновало больше, чем его. Пятьсот рублей серебром были значительной суммой, больше десяти тысяч на ассигнации, деньги за которые можно было купить небольшую деревеньку.

– Вам что-нибудь удалось сделать? – спросила она, садясь в кресло.

– Да, – ответил я, – начало положено, теперь будем ждать развития событий.

– Я это заметила, – не без сарказма в голосе, согласилась она. – Вы уже выиграли тысячу серебром. Только отдать вам долг мы сейчас не сможем. Позже когда продадим овес.

– Овес? Ну, и как он нынче, дорог?

– Какой там, сейчас продавать только себе в убыток, нужно ждать до весны.

– Ладно, мне не к спеху. Я с Петра Андреевича денег брать не собирался. Пари-то было лишь для того, чтобы зацепить капитана. Теперь ему придется или расплачиваться или отвязаться от французов.

– Правда! – до неприличия откровенно обрадовалась она. – А я то думала, что вы все это затеяли корысти ради! Благородного человека сразу видно!

– Какое там благородство! Давайте сейчас пошлем за Любашей и вы сами ей отдадите вольную. Что бы я был ни при чем.

Почему-то это предложение Екатерине Романовне не понравилось. Она немного смутилась и не сразу нашла повод отказаться:

– Вы лучше сами отдайте ей вольную, когда будете уезжать. Пусть знает кто ее благодетель.

– Пожалуй, что и отдам, – сказал я, – только сейчас при вас. Пусть девушка порадуется.

– Ну, зачем же при мне, я, пожалуй, что и пойду, – заторопилась Кологривова.

Мне не понравился ее виляющий взгляд, и я без принятой «в наших кругах» вежливости прямо сказал:

– Что-то вы темните, голубушка, раз был договор значит нужно его выполнять. Посидите еще минутку, я вас долго ждать не заставлю.

Я вышел в коридор и тут же в коридоре увидел Любу.

– Хорошо, что ты здесь, – сказал я, – зайди ко мне на минуту.

Мы вошли в комнату и столкнулись с барыней, которая собиралась улизнуть.

– Куда же вы Екатерина Романовна? – холодно, спросил я. – Мы же договорились! – после чего обратился к крепостной. – Люба, барыня хочет отпустить тебя на волю.

– Что? – испугано, воскликнула девушка. Она побледнела и переводила ничего не понимающий взгляд с Кологривовой на меня, побледнела и упала на колени. – Барыня, голубушка, неужто, правда, вольную мне даете?!

– Даю, даю, да полно тебе глупая! – смутилась Екатерина Романовна. – Встань с пола, не меня благодари, а Алексея Григорьевича. Это он за тебя хлопотал.

– Вот твоя вольная, – сказал я, отдавая Любе документ.

Девушка была так взволнована, что вся пошла красными пятнами. Думаю «родной матери» помещице, было не очень приятно видеть такую неприкрытую радость.

– Голубушка да я, век буду… – бормотала крепостная раба, разворачивая бумагу делающую ее свободным человеком.

Однако осмотрев бумагу, Люба недоуменно посмотрела на нас обоих и встала с колен:

– Барыня, как же так? Бумага-то простая, а не гербовая. Какая же это вольная?!

– Простая? – очень искренно удивилась Кологривова. – Знать мне такая под руку подвернулась, а я и не доглядела.

– Нехорошо, госпожа Кологривова, – сказал я, не желая участвовать в ее комедии. – Это уже прямой обман!

– Помилуйте, Алексей Григорьевич, что вы такое говорите! Какой же в том обман? Я, право, такая рассеянная. Любушка, вели Тишке принести мое бюро, я тут же новую составлю по всей форме.

Люба поняла что происходит, не заставила себя просить дважды и стремглав, выскочила из комнаты. Мы с Екатериной Романовной остались одни.

– Значит, за неимением гербовой, пишите на простой? – спросил я.

– Я же сказала вам что ошиблась! – в сердцах, сказала Кологривова. – Великое дело!

– Вы правы, что тут такого, когда вместо документа вы мне подсунули филькину грамоту! Смотрите, как бы вам самой не обмануться! – с угрозой добавил я.

Ответить Екатерине Романовне было нечего, но, мне показалось, что она вполне простила себе маленькую, невинную хитрость и только заботилась, как легче выйти из неловкого положения.

– Ах, молодой человек, поживете с мое, и вы тоже научитесь не доверять людям! Вы думаете помещичья жизнь – сахар? Знали бы вы, сколько у нас забот! Иной раз, думаешь, к чему мне все это!

– Понятно, – посочувствовал я. – Так зачем же вы мучаетесь? Запишитесь в крепостные крестьяне и наслаждайтесь жизнью!

Достойно ответить Кологривова не успела, вернулась Люба с переносной конторкой. Барыня открыла ее специальным ключиком, долго перебирала какие-то документы, наконец, нашла чистый лист гербовой бумаги и очиненное перо. Мы, молча за ней наблюдали. Она, наконец, начала писать. Я был настороже и смотрел из-за плеча, что она пишет.

– Все? – наконец, спросила она, косясь на меня обиженным взглядом.

– Подпись забыли поставить, – напомнил я.

Екатерина Романовна скорбно вздохнула и расписалась.

– Вот теперь все, – сказал я, забирая у нее из-под руки документ.

Она заткнула бутылочку с чернилами пробкой, собрала письменные принадлежности, аккуратно разложил все на свои места, и заперла крышку бюро ключиком. После чего вскинула на меня взгляд оскорбленной добродетели.

– Теперь вы довольны?

– Отчасти, – ответил я. – Не плохо было бы вам еще наградить Любу за беззаветные труды.

Мой совет услышан не был.

– Отнесешь бюро назад ко мне в спальню! – приказала барыня бывшей крепостной и выскочила из комнаты, хлопнув дверью.

Мы проводили ее взглядами и посмотрели друг на друга. Я, предваряя трогательную сцену благодарности, спросил:

– Ты не хочешь, что бы я разочаровался в человечестве?

Люба не очень поняла, что я спрашиваю, но ответила правильно:

– Не хочу.

– Тогда раздевайся и быстро в койку!

И опять она не поняла всех слов, но точно уловила смысл и поступила так, как и следовало поступить.