Поджигатели (Книга 2) - Шпанов Николай Николаевич "К. Краспинк" - Страница 65

— Чем больше я думаю об этой истории, тем неприятней она мне представляется.

— Нужно её распутать.

— Мне, старому патриоту завода, пятно на его репутации кажется непереносимым! Но пусть меня покарает господь, если я соглашусь уцепиться за первый попавшийся предлог, чтобы свалить вину на того, кто виноват не больше нас с вами.

— Штризе уже расследовал дело.

— О, я его знаю: этот тянуть не любит!

— Говорят, он уже раньше работал здесь?

Кропачек ответил не очень охотно:

— Да, он учился в Чехии. Карьеру инженера начал на моем заводе.

— Говорят, — осторожно начал Эгон, — будто он приходится вам родственником.

— Очень дальним, по жене.

Было заметно, что Кропачеку не хочется поддерживать эту тему.

— Этого вполне достаточно, чтобы вы могли ему безоговорочно доверять, — заметил Эгон.

— Пауль сильно изменился, — уклончиво проговорил толстяк. — Он перестал понимать нашу жизнь.

В это самое время Штризе сидел на заводе, в застеклённой клетушке механика по выпуску Фрица Каске — небольшого вертлявого человека с яркорыжей головой и измятым лицом. Каске не пользовался на заводе популярностью. Когда он появлялся, когда слышался его злобный фальцет, большинство рабочих, и далеко не одни только чехи, пренебрежительно отворачивались, не желая вступать с ним в ссору. Но чем крепче становилась на ноги судетская поросль национал-социализма, тем увереннее чувствовал себя Каске, тем громче и грубее делались его окрики.

Пауль Штризе был едва ли не единственным человеком на заводе, при виде которого Каске мгновенно умолкал. В данный момент рыжий механик почтительно стоял перед инженером и, насколько мог, внятно, стараясь скрыть сильную шепелявость, говорил:

— Даю вам слово, я сумею обвинить Купку.

— Ваш способ выводить из строя самолёты никуда не годится.

— Мне кажется… — робко начал было Каске, но Штризе оборвал его:

— Пусть вам кажется только то, что кажется мне! Нужно найти такой способ выводить из строя сданные самолёты, чтобы ничего не было заметно. Они должны разваливаться в воздухе при первом полёте в чешской воинской части. Тогда каждая авария не только будет выводить из строя машину, но будет гибнуть и лётчик… Поняли, Каске?

— Вполне, господин Штризе, но ведь если это будет обнаружено… В стране чрезвычайное положение…

Брови молодого инженера угрожающе сошлись.

— Уже поджали хвост?! Вы, что же, представляли себе работу для фюрера как забаву, за которую на вас будут сыпаться только награды?

— Я готов служить фюреру.

— Он требует не готовности, а службы! — строго сказал Штризе.

— Понимаю, господин Штризе!

— И заодно уже запомните: я для вас не Штризе, а господин штурмбаннфюрер! — По мере того как инженер говорил, руки Каске все послушнее вытягивались по швам. — Завтра доложите мне, что вы придумали для вывода самолётов из строя в воздухе. — Забыв, что он находится в каморке Каске, Штризе крикнул: — Все, можете убираться!

Каске послушно повернулся кругом и вышел.

Через пятнадцать минут Штризе входил в кабинет Кропачека. В прежнее время жизнерадостность Пауля всегда заражала Эгона. Теперь же он думал, что здесь, в Чехии, у Штризе появилась излишняя самоуверенность, даже развязность, которой не было в Германии. Мысленно Эгон определил это так: «Стал похож на завоевателя».

Эгон насторожённо прислушивался к его голосу. У молодого инженера не было доказательств виновности Купки.

Кропачек был доволен. Разговор перешёл на частные темы:

— Мне говорили, вы любите музыку, — с интересом осведомился Кропачек. — Это необыкновенно кстати! Да, мы можем составить отличное трио: вы, Пауль и моя виолончель! Это будут отличные вечера… Вы должны чувствовать себя здесь, как дома. Да, да, именно так: у нас все чувствуют себя, как дома, говорю вам прямо!

Он несколько раз тряхнул руку гостя, и его усы задорно-весело топорщились, когда он смотрел на него поверх старомодных золотых очков.

— Нам по дороге, — сказал Эгон Штризе, но Кропачек удержал молодого человека.

— Ты мне нужен.

Когда Шверер ушёл, Кропачек несколько раз пробежался по комнате, быстро перебирая коротенькими толстыми ножками, словно катаясь на маленьких колёсиках. Так он подкатился к письменному столу, побарабанил по нему пухлыми пальчиками и, резко обернувшись к Штризе, поднял очки на лоб.

— Ты меня сильно огорчаешь! — крикнул он, но при этом тон его был почти весёлым. — Да, да, именно огорчаешь! Говорю тебе прямо. Пожалуйста, не смотри на меня глазами изумлённого ангела: я все заметил, решительно все… — Он понизил голос почти до шопота и таинственно проговорил: — Ты якшаешься с этим рыжим Каске. Брось! Он дрянь. Это я тебе прямо говорю, настоящая дрянь. Я его непременно выгоню с завода!

Штризе насторожился:

— Что вы против него имеете, дядя Януш?

— Где бы ни появилась эта рыжая пиявка — крик, ссоры. Да, да, ты не поверишь: он устраивает даже настоящие драки. — Кропачек угрожающе поднял свой розовый кулачок. — Пусть отправляется туда, где хотят видеть хенлейновских башибузуков. Мне они не нужны. Не нужны, это я прямо говорю.

— И совершенно напрасно! — проговорил Штризе.

Директор удивлённо вскинул на него глаза:

— Что ты сказал?

— Кое-что следует держать про себя.

— Ах, вот что: держать про себя! Только этого ещё недоставало: бояться у себя дома говорить правду. Когда и где это было видано, чтобы я боялся говорить правду, а? — Он подбежал к Штризе, приподнялся на цыпочки и погрозил: — Смотри, не начни и ты вилять хвостом, как вся эта дрянь в белых чулках!

— Дядя!..

— Знаю, знаю, что ты не такой. Потому и говорю: держись. Честный человек может жить с открытыми дверями и всем смотреть в глаза.

Штризе пристально посмотрел в живые глаза толстяка.

— Именно так я и делаю, — сказал он.

— Каске тебе не компания, — успокоился Кропачек. — Послушай-ка, Паулюш, вот о чём я хочу тебя спросить… — И вдруг замахал руками: — Нет, нет, ничего, иди. Вечером ждём к чаю.

Пауль поглядел на него исподлобья.

— Что у вас там такое?

— Да, да, именно «такое». Хотел сказать, а теперь не скажу!