Хуан Дьявол (ЛП) - Адамс Браво Каридад - Страница 56

- А Моника? Что ты сделал с ней? Где она? Ты взял ее на Люцифер. Но нет, нет… ты сказал, что оставил ее. Куда ты увез ее? Куда послал? На Доминику? Гваделупе?

- На пути в Сен-Пьер! – признался Хуан с бесконечным отчаянием. – Я оставил ее на пляже, перед горой Парнас. Больше я ничего не знаю. Ничего совершенно!

- Она тоже умерла? Хочешь сказать, что она умерла?

- Разумно думать так! – предвещал Хуан с мрачным выражением. – Я искал ее, как безумный, как помешанный. Искал, пока ты умирал, бредил целые недели, пока ты лежал как труп, я рыскал по всем деревням, развалины за развалинами, пока ты умирал сотни раз и сотни раз воскресал…

- Три месяца… три месяца! Ты сказал три месяца? – отчаянно спросил Ренато.

- Я искал ее по всем углам, где убежище верующих, в бесконечных списках исчезнувших, которые каждый день отплывают на кораблях. Искал ее тело среди руин монастыря, искал ее имя на деревянных крестах и кладбищах. Но все напрасно!

- Моника умерла! Умерла! – повторял Ренато, как одержимый.

- Но я не приму этого! Не знаю, вдохновение ли это небес, сумасшедший луч надежды, или моя больная воля ухватилась за эту ложь, или интуиция ясновидящего меня поддерживает, чтобы я не свалился в немыслимую правду. Но пока во мне есть дыхание жизни, я буду искать ее!

Хуан сделал несколько шагов к дверям, но руки Ренато протянулись, схватили его, а голубые глаза, минутами раньше плакавшие по Софии Д`Отремон, теперь зажглись дьявольским светом ревности, досады, отчаянным желанием, распаляя душу и плоть одним именем Моники.

- Почему ты искал ее? Ты любишь ее? Любишь?

- Естественно я люблю ее! А ты что подумал?

- Я… я… не знаю… Любишь? Ты сказал любишь ее?

- В тысячу раз больше, чем свою жизнь! Не понимаешь? Какое значение для меня имеет жизнь, если я не найду ее? Моя жизнь – есть и была она, даже если я верил, что она не любила меня, даже если она выглядела такой отдаленной, как звезды, когда смотрела на меня, на небо, охватив руками штурвал. Безумно, отчаянно я полюбил ее с тех пор, как что-то сильнее моей гордости заставило уважать ее; когда увидел ее беззащитной в своих руках, беспомощную и больную, чувствуя, что желания погасли, высокомерие опустило свой флаг, потому что сила ее чистоты превратила меня в другого человека, потому что ее жизнь и счастье начали быть для меня важнее всего, всех. Что с того, что я любил ее? Что люблю? В сотни раз сильнее, чем ты мог любить ее!

- Ложь! – гневно взорвался Ренато. – Сильнее меня никто! Никто! А она…

- Она тоже любила меня! – резко отрезал Хуан. – Вопреки всем, кто думал, полагал, вопреки всему, на что надеешься, Моника любила меня, хотела умереть со мной. я должен был оторвать ее силой от себя, чтобы она не последовала моей грустной участи.

- Это неправда! Неправда!

- Правда, Ренато! Мне все еще кажется, что я вижу ее на том пляже; слышу ее последний крик, зовущий меня.

- Не может быть! Женщина, как она…

- Не могла полюбить меня, да? – отверг Хуан вспыльчиво. – Так ты ошибаешься! Она любила меня! Любила! Какая разница в ее положении или имени? Она любила меня, моряка, пирата, незаконнорожденного! И предпочитала опасности, умереть со мной, чем удобства твоего дворца! Эта единственная правда. Она была моей, моя, и я буду искать ее, пока не найду!

- Нет, она уже не твоя!

Ренато дрожал, его трясло, он хотел встать со постели. Оттуда его глаза глядели с волнением. Он вспомнил портфель, бумаги в нем. Теперь он был полуголый, под пальмовыми листьями, предоставлен человеку, который был одновременно его спасителем и соперником, врагом и братом. Неожиданно его воля истощилась, мужество погасло, но свирепые глаза Хуана казалось проникли в него, угадывая мысли:

- Твои бумаги в этом ящике. Я не ошибся, думая, что они для тебя важнее жизни. Можешь забрать их, хотя и думаю, что они уже ничем не послужат. Мощь гораздо сильнее, чем все человеческое самодовольство, теперь управляет нами… и это… вулкан… Послушай его… Единственный голос, который распоряжается и приказывает на всей земле Мартиники. Эти слепые удары устанавливают жизнь и смерть, боль и голод. Это новая сила, которая нами руководит. Посмотри на них, на эти бумаги, может они послужат тебе чем-нибудь!

Ренато снова приподнялся, желая пойти за Хуаном, удалявшимся поспешными шагами, но снова упал. Сотни горьких воспоминаний вонзались в него, как кинжалы. Он думал о мертвой матери; Монике, которая возможно, уже покоится под трагическим саваном случившегося в Сен-Пьере, и почувствовал новую боль, странную, которая жгла нестерпимым стыдом. Это было смущение, муки совести и горькая благодарность.

- И я обязан жизнью Хуану Дьяволу…

Еще неделю ревел ужасающий вулкан Мон Пеле. Наконец, 26 августа 1902 года последний и ужасный грохот потряс остров, а затем все стихло. Рассеялись черные облака из конуса вулкана, замолчали подземные шумы, выглянуло голубое небо, морские воды успокоились. Благотворные дожди упали потоком, сметая слои пепла, которые сорвали деревья и придавили поля. Вновь побежали чистые реки и ручьи, вернулись стаи улетевших птиц. Лихорадочная радость, верх отчаянии и боли прошедших дней, встряхнули теперь беспорядочные улицы Фор-де-Франс. Понемногу начали двигаться лошади и редкие повозки, ставшие доступными. Бригады добровольцев собирали мусор и налаживали как могли пристани и причалы на выходе из прекраснейшего залива, перед которым возвышался маленький город. И когда корабли, ожидаемые столько времени, показались на горизонте, их приветствовали пушки Крепости Сан-Луи и трезвонили колокола, подвешенные на балках над мусором. Одновременно, в почти разрушенной усадьбе, бывшей убежищем для Мольнар, колокола и артиллерийский обстрел слышался далеко.

- Вот и сеньор дон Ноэль, хозяйка! – сообщила Ана во весь голос.

- Подарок, моя дорогая Каталина. А где Моника? – поздоровался и спросил старый нотариус.

- Где ей быть, как не в госпитале? – объяснила Каталина. – Для нее просто рассвело, как каждое утро.

- Сегодня другой день, черт побери!

- Для нее нет. Каждый проходящий день кажется, усиливает ее боль, потому что у нее остается все меньше надежды.

- Вы правы. Но во всяком случае, она не должна падать духом. Она продолжит искать его, потому что новый губернатор только что прибыл, и командующий войсками чувствует признательность и благодарность Монике, и хотел бы, чтобы она была в числе первых персон поприветствовать Его Превосходительство. Говорите, она в госпитале?

- Который разместили во Дворце… Там ее он и найдет…

- Ладно, тогда я пойду… До встречи, Каталина…

- Колибри… Колибри…! Что происходит? Колибри! Ты слышишь? – позвал Ренато, встревоженный грохотом канонад.

- Да, да, сеньор Ренато… Я видел, как выпустили свечу из Крепости. Вы подумали, что это вулкан? Говорят, он погас, и навсегда… Что больше не вздрогнет…

- Тогда эти выстрелы…?

- Новый губернатор только что причалил. Сверху холма видно, как причалил корабль… огромный корабль, и два других позади. На одном из них везли солдат, на другом, Бог знает кого. Подарки из Франции, чтобы мы остались на Мартинике, чтобы не боялись больше вулкана.

Медленно, с видимым усилием, Ренато поднялся с постели и, держась за хрупкую стену, сделал несколько дрожащих шагов по неровному полу.

- Хуан не вернулся?

- Нет, сеньор. Но уверен, он придет поздно. Он знает, что нужно принести поесть, что почти все закончилось. И как вы знаете… Откуда угодно, но принесет…

Ренато Д`Отремон снова ощутил, как щеки вспыхнули румянцем. Он не только героический поступок спасения от смерти, несения на руках, превозмогая боль и усталость. Этот странный человек, брат и враг, спаситель и соперник, приносил ему каждый день необходимые вещи, перевязывал рану, давал лекарство, когда он бредил, укрывал от непогоды, по-человечески милосердный к его беспомощности. В течение трех месяцев, он, богатый Ренато Д`Отремон, получал хлеб из рук Хуана Дьявола!