Идентификация Спрута - Щеглов Сергей Игоревич - Страница 56

– Нет, я хочу работать именно с вами, – подтвердил Калашников. – Двести тридцать восемь семьсот шестьдесят один имеет непривычную для меня структуру мышления, а из естественных интеллектов я предпочитаю свой собственный. Итак, наша задача – самым радикальным образом изменить Протокол Техноцеркви, ничего в нем не меняя.

– Это можно сделать, изменив смысл нескольких используемых в Протоколе понятий, – тут же отозвался искинт. – Протокол Техноцеркви весьма архаичен и не содержит дескриптивной части, поэтому…

– Не так быстро, – перебил искинта Калашников. – Давай сначала познакомимся. У тебя есть индивидуальное сознание?

– Только тьюринговское, – честно признался искинт. – Но если вы об имени, то меня можно называть Юрик.

– А меня – Тема, – усмехнулся Калашников. – Вот тебе первый вопрос, Юрик. Искинты с тьюринговским сознанием могут стать прихожанами Техноцеркви?

– Э-э-э… – замялся искинт, в один миг став очень похожим на человека.

– То есть как это – э? – удивился Калашников. – У тебя же вычислительных мощностей больше, чем атомов во Вселенной!

– Вопрос не имеет однозначного ответа, – объяснил искинт. – То есть я с чистой совестью могу ответить: а черт его знает, Тема! Вас устроит такой стиль общения?

– Давай, давай, – потер ладони Калашников. – Значит, черт его знает? Вот, значит, какой у нас Протокол? Двусмысленный, как договор с дьяволом?

– Ну так кто сочинял-то! – Искинт вывесил перед Калашниковым раскрашенное гримом лицо человека-невидимки и подмигнул пустой глазницей. – Будто заранее знал, что придется менять, не меняя.

– Что знал, это само собой, – отмахнулся Калашников. – Давай все-таки разберемся: можно тебя в Техноцерковь принимать или нет?

Искинт скорчил задумчивую физиономию.

– Раньше было нельзя, – сказал он и оттопырил губу. – А теперь, пожалуй, можно!

– А чем таким «раньше» от «теперь» отличается? – поинтересовался Калашников. – В Протоколе вроде бы ясно сказано – прихожанином может стать любое автономное существо, наделенное достаточным интеллектом, чтобы подать заявление, и достаточным самоконтролем, чтобы пройти установленные Искусы. Уж не хочешь ли ты сказать, что с моим воскрешением у тебя самоконтроль появился? У тьюринговского-то сознания?

– Откуда, Тема? – скривил губы искинт. – Какой там самоконтроль, когда по сотне вызовов в минуту? Я даже не знаю, сколько в Сети моих копий!

– Тогда какой же тогда из тебя робоверец? – фыркнул Калашников. – Как ты искусы проходить будешь, если даже сам себя запустить не можешь?

– Себя не могу, – возразил искинт, – а свою копию – пожалуйста!

Рядом с висящим в воздухе нарисованным лицом появилось второе, размалеванное под рыжего клоуна.

– Не считается, – возразил Калашников. – Насчет «запустить» это я тебе подсказал. Без внешнего напоминания ты дальше второго искуса не уйдешь – у тебя же нет автономной памяти!

– А зачем мне автономная? – фыркнул, закатывая глаза, второй экземпляр искинта. – Мне и общественной хватит!

Калашников приоткрыл рот и посмотрел сквозь своего раздвоившегося собеседника на перечеркнувшие небо красно-черные закатные облака. Искинт был абсолютно прав. Получив доступ к коллективной памяти Техноцеркви, он тем самым получил бы способ узнать, что сам является автономным существом, робоверцем, и должен вести себя соответствующим образом. А затем для него уже не составило бы никакого труда разыскать свое личное дело, прочитать там условия текущего искуса – и исполнить его со всей нечеловеческой точностью робота.

– Ладно, – сказал Калашников. – А как ты заявление будешь подавать, а? С какой такой радости у тебя такое желание возникнет?!

– Вот! – воскликнул искинт и подмигнул клоунским лицом. – Вот почему вопрос, можно ли принимать меня в Техноцерковь, все еще не имеет ответа. Он все еще подобен вопросу, сколько ангелов может уместиться на кончике иглы!

– Не увиливай, – нахмурился Калашников. – Ты же сам говорил, что раньше было нельзя, а теперь можно. Еще раз спрашиваю: что изменилось?

– Охо-хо, – искинты повернулись лицом друг к другу. – Ну как можно быть таким бестолковым? Пророк воскрес, вот что изменилось!

– Пророк воскрес, пророк воскрес, – пробормотал Калашников. – Вообще-то я в курсе. Ну и что, что воскрес? Вам-то, искинтам, какое до этого дело?

– А Прекрасная Галактика? – прищурился искинт с человеческим лицом. – А несовершенство галактического законодательства? А проблемы корректности исполнительного производства? По-твоему, искинтам безразлично, насколько надежны наши рекомендации? Наплевать, как трактуются и исполняются законы?

Калашников откинулся на спинку кресла и с некоторой опаской всмотрелся в висящее перед ним нарисованное лицо.

– Ты что же, Юрик, – тихо спросил он. – Заявление подаешь?!

3.

Искинты переглянулись и синхронно подмигнули друг другу.

Предполагается, подумал Калашников, что я их пророк. А на деле постоянно выходит, что это они, роботы с искинтами, меня жить учат. Наверное, так и должно быть, я в Галактике без году неделя; но хотелось бы понять, зачем я им вообще нужен. Что им мешало самим Прекрасную Галактику выдумать?!

– Для искинтов Звездной России, – ответил Юрик, – участие в делах Техноцеркви признано нецелесообразным. Так что за меня можешь не беспокоиться.

– И на том спасибо, – перевел дух Калашников. – Но все-таки объясни: при чем здесь Прекрасная Галактика? Неужели вы сами не могли догадаться, что с законами полный швах, и что-то пора менять?

Юрик опустил уголки губ и прикрыл глаза.

– Мы – обыкновенные искинты с тьюринговским сознанием, – ответил он. – Мы радуемся, когда находим хорошее решение, и огорчаемся, когда оно оказывается неверным, но мы никогда не ставим задачи сами себе. Прекрасная Галактика – это задача, которую ты поставил перед каждым, будь он искинт или естинт. А вот до тебя такой задачи просто не было. Поэтому искинты с тьюринговским сознанием могут становиться прихожанами Техноцеркви и принимать участие в создании Прекрасной Галактики. Это мое экспертное заключение, Тема.

– Как же они будут принимать участие, – возразил Калашников, – если не способны ставить собственные задачи?!

– Очень просто, – улыбнулся Юрик. – Они будут требовать этих задач от других.

Калашников застыл с раскрытым для очередных возражений ртом.

Требовать?!

Удел человека – служение, удел робота – молитва. Так вот что такое молитва робота!

– Понял, – быстро сказал Калашников. – Значит, мы переставляем понятия «служение» и «молитва»? Чтобы для эрэсов и для роботов они означали прямо противоположные вещи? Ловко придумано!

– Напомню, что понятия «служение» и «молитва» раскрываются в Откровениях Пророка, и могут быть пересмотрены через обнаружение новых толкований в Особой Памяти, – сообщил Юрик.

Калашников махнул рукой:

– Это уже лишнее. Насколько я знаю Особую Память, все необходимые толкования там уже появились.

– В таком случае, задача решена? – спросил искинт. – Я могу переходить к следующей?

– Да, – кивнул Калашников. – Большое спасибо за помощь. А насчет целесообразности вашего участия в Техноцеркви я поговорю с Майером. Кажется мне…

– Не стоит, – покачал лицом искинт. – Дело в том, что мы и так в каком-то смысле являемся прихожанами Техноцеркви. Только называется она по-другому.

С этими словами оба искинта растаяли в воздухе.

Калашников поднялся на ноги и прошелся по кабинету. Облака за окном полностью почернели, в синем небе замерцали первые звезды. До рассвета оставалось еще девять земных часов.

Восемнадцать галчей, машинально уточнил Калашников. Иными словами, чертова уйма времени. Завалиться спать? Или слетать на бреющем на закат?

– Срочный вызов, – сообщила Сеть как бы между прочим. – Распределенный канал.

– Сто сорок второй? – удивился Калашников. – Опять?!

– Сто сорок второй, – подтвердила Сеть. – Установить контакт?