Идентификация Спрута - Щеглов Сергей Игоревич - Страница 57

Калашников кивнул и скрестил руки на груди. Не слишком ли часто сто сорок второй стал просить о помощи? С другой стороны, он мою просьбу уже выполнил, а я…

– Шестьсот двадцать третий? – спросил лишенный интонаций голос.

– Он самый, – ответил Калашников. – Чем могу быть полезен?

– Я выполнил твою просьбу, – сообщил спонк. – Теперь я хочу знать, доволен ли ты результатом.

– Ну, в общем, да, – пробормотал Калашников. – Хотя, если честно…

– Я так и думал, – перебил его спонк. – Ты еще слишком молод, чтобы точно формулировать свои просьбы. Тебе нужно учиться, шестьсот двадцать третий.

– Это точно, – кивнул Калашников. – А как? У тебя есть соответствующий курс?

– Ты знаешь наш язык, – сказал спонк. – Все, что от тебя требуется – привыкнуть им пользоваться.

Язык, подумал Калашников. Нет, наверное правильнее будет перевести – знаешь нашу философию? Или даже – наш способ мышления?

– Легко сказать, – пожал плечами Калашников. – У меня как бы и собственный язык имеется…

– У каждого из нас есть свой язык, – возразил спонк. – Речь идет о том, что нас объединяет. Просьбы должны быть сформулированы безупречно. Ты хотел договора со Фтальхом, и ты его получил. А теперь скажи – хотел ли ты договора со Фтальхом?

Калашников плотно сжал губы и опустил глаза. Чертов язык, подумал он. Понятие «договор» в нем одновременно означало и «отношение», и «зависимость». Последний вопрос спонка можно было перевести и как «хотел ли ты попасть на удочку Фтальху».

– В следующий раз, – пообещал Калашников, – я буду думать, как повелитель пустоты.

– Нет, – возразил спонк. – Ты будешь думать сейчас. Потому что ты еще не выполнил мою просьбу, и мне совсем не безразлично, как ты ее выполнишь.

– Хорошо, – покорно согласился Калашников. – Если я правильно понял, ты просил узнать, что происходит на планете Гамарг, а также в ее окрестностях.

– Повтори это несколько раз, – приказал спонк. – Не говори языком, думай им!

«Я хочу знать – что такое желтое небо», – вспомнил Калашников. – «Узнай, что там происходит».

На пустотном эти слова действительно звучали иначе, чем на русском. «Желтое небо» оказалось собирательным названием всего непонятного, что как-то было связано с Центральной Дырой, а «там» в данном контексте совершенно недвусмысленно означало Ядерную Федерацию. Калашников цокнул языком и поднял руки над головой.

– Сдаюсь! – сказал он. – Оказывается, я действительно знаю язык. Вот только говорить на нем пока не привык…

– Так о чем же была моя просьба? – перебил его спонк.

– Узнать, что там такое случилось, в результате чего появилось желтое небо, – ответил Калашников на пустотном.

– А теперь, – сказал спонк, – повтори свою просьбу так, как она должна была прозвучать.

Калашников принялся перебирать слова – Фтальх, роботы, гражданство, договор, экспансия, джихад… Какой джихад? При чем здесь джихад?!

– Мне нужно гражданство для роботов, – произнес Калашников, – но я не знаю, что предложить Фтальху взамен.

– Теперь я вижу, что ты действительно говоришь на пустотном, – сказал спонк. – Ты понял, какой простой была твоя настоящая просьба?

– Еще нет, – признался Калашников. – Кстати сказать, я все еще не прочь узнать, что же такое ты предложил Фтальху в обмен на проникающее гражданство!

– Объяснение здесь, – перед Калашниковым повисла маленькая черная капелька. – Сейчас у нас есть более важная тема. Ты понимаешь, насколько сложной является моя просьба?

– Очень хорошо понимаю, – усмехнулся Калашников. – Говоря по-русски, ты просишь всего-навсего разобраться, что там у них прогнило, в Федерации, раз такие безобразия стали возможными.

– Вот именно, – подтвердил спонк. – Ты помнишь, что должен сделать это всего за один сез?

– Помню, – кивнул Калашников. – Хорошо, что ты растолковал мне все прямо сейчас. При моей привычке делать все в последний момент…

– Постарайся избавиться от этой привычки, шестьсот двадцать третий, – сказал спонк. – Я попросил о помощи, ты согласился. Ты сможешь остаться повелителем пустоты только в том случае, если выполнишь просьбу полностью и в срок. В противном случае ты потеряешь лицо, и никто больше не обратится к тебе за помощью. У тебя очень мало времени, шестьсот двадцать третий.

Ты перестанешь быть одним из нас, перевел Калашников, и будешь уничтожен. Какая прекрасная формулировка для последнего слова – «никто больше не обратится к тебе за помощью»!

– Я безмерно благодарен, что ты дал мне так много времени, – язвительно ответил Калашников. – Я мог бы согласиться сделать все и за полчаса!

– Я не хочу терять тебя, шестьсот двадцать третий, – ответил спонк. – Я дал тебе ровно столько времени, чтобы у тебя был хотя бы один шанс.

– Ну что ж, – усмехнулся Калашников. – Если я опять сделаю что-то не так, дашь знать?

– Вызывай меня каждый раз, когда захочешь поговорить по-пустотному, – ответил спонк. – Поверь, тебе это вскоре понадобится.

4.

Проводив растаявший в воздухе знак вопроса, которым Сеть обозначала остававшегося неизвестным собеседника, Калашников ожесточенно почесал в затылке и рубанул воздух рукой:

– К черту! Не будем откладывать на завтра то, что можно сделать послезавтра… Алло, Паша!

– Угум-м, – отозвался невидимый Макаров. – На проводе!

– Ты сейчас как, не слишком занят? – напрямик спросил Калашников.

– Ужинаю, – ответил Макаров.

– А потом?

– А чего надо-то? – заинтересовался Макаров. – Опять Федерация козни строит?

– Надо слетать к центру Галактики, – сказал Калашников, – и посмотреть, что там происходит.

– Это в саму Дыру, – деловито уточнил Макаров, – или только в ее окрестности?

– А ты что же, – удивился Калашников, – и внутрь дыры можешь?

– Слетаем – увидим, – философски заметил Макаров. – Я тут, грешным делом, до сих пор испытателем подрабатываю…

– Нет уж, спасибо, – фыркнул Калашников. – Никаких испытаний. Обычный… патрульный полет.

– Чего?! – удивился Макаров.

– Патрульный полет, – повторил Калашников. – Забыл, как в восьмидесятых фантастику сочиняли? У нас половина рассказов с того начиналась, что звездолет «Светлый Путь» совершает обычный патрульный полет…

Макаров рассмеялся и наконец нарисовался в воздухе. Одет он был в белую рубаху навыпуск, просторные серые брюки, а в руке держал деревянную вилку с наколотым на нее огромным пельменем.

– Ты у Лапина, что ли? – догадался Калашников.

– Ну да, – кивнул Макаров. – Я у него часто ужинаю. Кстати, а ты чего не заходишь?

– Да как-то все некогда, – пожал плечами Калашников. – Словом, давай после ужина слетаем к Дыре по-быстрому? Мне там только на одну планетку посмотреть, телеметрию поснимать, и домой.

– Ну-ну, – скептически заметил Макаров. – Патрульный полет, говоришь? По-быстрому?

– Оставь свои шуточки, – махнул рукой Калашников. – Именно что по-быстрому. Никаких уничтоженных флотов, никаких взрывов и пожаров. В конце концов, я сегодня еще и поспать собираюсь!

– Ну ладно, – согласился Макаров. – Сейчас я, пельмени доем, водочку допью и подъеду. А ты пока каких-нибудь бомбозондов припаси, чтобы телеметрию снимать.

– Договорились, – кивнул Калашников. – Жду.

Запасаться бомбозондами он, конечно же, не стал, а вместо этого вызвал из Сети очередного искинта. Планетолог повис в воздухе в виде туманного шарика, раскрылся, как разрезанный арбуз, и продемонстрировал строение ядра типичной планеты.

– Доходчиво, – одобрил Калашников. – А в атмосферных эффектах разбираешься?

Искинт молча зарастил дыру и принялся гонять по поверхности шарика разноцветные облака.

– Что такое желтое небо, знаешь? – спросил Калашников. Не столько чтобы узнать что-то новое, сколько от нечего делать – Макаров мог доедать пельмени еще добрых полчаса.

– Желтое для какой расы? – уточнил искинт.