Идущие по грани - Срибный Игорь Леонидович - Страница 28

Оглушенный, весь посеченный осколками и каменной крошкой, командир с трудом встал на колени. В голове полыхнули зарницы, рванув каждый его нерв дикой болью. Он застонал, обхватив голову руками, и рухнул лицом вниз…

Для Седого и Джоника потянулись занудные госпитальные дни, наполненные мукой и болью.

Госпиталь в Ханкале был переполнен, и их отправили в Буйнакск. Мирный город поразил отсутствием стрельбы по ночам и строгими порядками в лечебном учреждении. На второй же день их пребывания в госпитале состоялась стычка с начальником госпиталя, который, увидев разведчиков в курилке в спортивных костюмах, принялся распекать их за нарушение формы одежды, не давая вставить ни слова. Седой и Джоник долго слушали гневную речь полковника о том, что все «ранбольные» должны соблюдать установленные правила и ходить в списанных со складов парадных мундирах устаревшего образца с нашитыми белыми воротничками, и он никому не позволит ходить здесь в «позорных» гражданских одеждах.

– Товарищ полковник, – вкрадчиво сказал Седой. – Мы ведь не против. Мы согласны одеться в госпитальную форму. Если вы нам ее предложите.

– Так пойдите в каптерку и получите! – гаркнул полковник. – Почему это я вам должен ее предлагать?!

– Да потому, что вряд ли вы найдете в каптерке два комплекта формы 64-го размера! – прохрипел Джоник.

– Да что это за отмазки? – не успокаивался ревнитель форменной одежды. – Ну-ка, пойдемте в каптерку… Выдай им форму, прапорщик! – приказал начальник госпиталя каптенармусу.

– А у меня самый большой размер 56-й, – ответил каптерщик. – Они не влезут в него.

– Дай, пусть померяют!

– Товарищ полковник, вы смеетесь?! – не выдержал Седой. – Зачем устраивать цирк?

– Что?! – заорал полковник и только теперь внимательно посмотрел на квадратные фигуры разведчиков, явно не предназначенные для ношения формы на десяток размеров меньше необходимой… – Значит, так, господа разведчики-убийцы-диверсанты! – сбавил тон полковник. – В столовую не ходить, чтобы не нарушать своим видом армейское однообразие. Сегодня же вас переведут в двухместную палату, чтобы вы своим видом не мозолили глаза остальным, и пищу вам будут приносить туда. По территории госпиталя не болтаться! Вам ясно?

– Ну конечно! – сказал Седой.

Полковник взыграл желваками, но промолчал. Резко развернувшись через левое плечо, он гордо удалился, поскрипывая ремнями портупеи.

– Как надену портупею, все тупею и тупею… – тихо промолвил Джоник, глядя ему вслед. – Больше заниматься нечем, кроме как форму нам искать…

Лицо Седого, посеченное осколками гранаты и каменной сечкой, распухло, превратив глаза в узкие щелочки. В склере правого глаза застрял маленький осколок, который причинял нестерпимую резь. И даже после удаления осколка резь долго не проходила. Каждое утро начиналось одинаково: вооружившись тонким пинцетом, Седой становился у окна и, глядя в карманное зеркальце, извлекал мелкие осколки, которые начинали уже гноиться и выходили близко к подкожному слою.

Нестерпимо болела голова…

Через месяц их отправили в Ростов – в окружной госпиталь для прохождения медкомиссии. Началось утомительное хождение по врачам-специалистам, и каждый дотошно изучал их и их медицинские документы. И очень скоро Седой понял, что их готовы комиссовать, признать негодными для дальнейшего прохождения службы.

Он пошел к начальнику госпиталя и попытался убедить его, что они еще могут служить, что здоровье восстанавливается, хоть и медленно.

– Вы сами думаете, о чем меня просите? – опустив очки на кончик носа, спросил начальник, отложив историю болезни Седого в сторону. – У вас было два тяжелейших ранения. Одно – несовместимое с жизнью. Я вообще поражаюсь, как вы умудрились выжить после такого ранения. Теперь вот – тяжелая контузия… Я не возьму на себя ответственность за вынесение другого решения. Тем более вы служите в военной разведке. Ваша служба связана с огромными психофизическими перегрузками… Нет, нет и нет!

Выйдя из кабинета, Седой, не говоря никому ни слова, вышел из госпиталя и, взяв такси, помчался к начальнику разведки округа. С полковником Черновым они пару раз проводили совместные операции и остались довольны друг другом и плодотворным сотрудничеством.

Чернов был на месте и сразу же принял Седого. Они долго разговаривали, вспоминая лихие операции, достойные того, чтобы попасть в учебники военной истории, если бы не гриф секретности. Выслушав просьбу Седого, Чернов задумался, внимательно глядя на него.

– Может, действительно хватит тебе уже по горам скакать? – спросил он. – Ведь не мальчик уже. Сколько тебе сейчас?

– В августе сорок пять будет… – сразу погрустнел Седой. – Но возраст ничего не значит!

– Эх, дорогой мой разведчик, еще как значит! Ты же не штабной. И никогда им не будешь, даже если я тебе предложу должность, скажем, в разведотделе группировки! Ведь откажешься?

Седой утвердительно кивнул.

– Вот видишь? Ладно, я попробую переговорить с начмедом округа. Если он подключится, вопрос, конечно, будет решен. Но ты все же подумай хорошенько. Не руби сплеча. Поберечься тебе уже надо бы…

– Да не хочу я беречься! – вскинулся Седой. – Хочу к своим пацанам! Хочу в горы! Я там нужен и чувствую свою нужность. Этим и живу. А на гражданке… Кто я буду на гражданке? Один из скромных военных пенсионеров, живущих прошлым? А я хочу настоящего!

– Ладно, не кипятись! Будем решать. Я приеду к тебе в госпиталь, думаю, через два-три дня. И доложу результат.

– Хотелось бы – положительный…

– Я буду стараться, Егор! – Начальник разведотдела протянул ему руку, вставая.

Через неделю они получили документы о выписке и об убытии в реабилитационный отпуск. Но, не отгуляв и десяти суток, собрались и уехали в Чечню…

В октябре группа почти в полном составе убыла на войсковую операцию, которая проводилась большими силами и призвана была разгромить все крупные соединения боевиков в горах на стыке Ножай-Юртовского, Курчалойского и Веденского районов. Разведчики выходили в горы ежедневно, форсируя вброд горные реки, проходя в день десятки километров, завязывая боестолкновения с большими и малыми группами «духов», рассеявшимися по горам. Спали где придется и как придется. Питались от случая к случаю… Нагрузка была неимоверная, и к исходу двадцатых суток бивачной жизни разведчики начали убывать по одному-два в день. Кого скрутила простуда, кого – зубы, кто покрылся чирьями. В конце октября группа вышла на крупный базовый лагерь боевиков. Завязался бой. Отходить пришлось по руслу Аксая, по грудь в ледяной воде…

На следующий день Седой почувствовал сильнейший озноб, его грудь начал раздирать сухой мучительный кашель.

Капитан Курасов осмотрел его в шалаше из стеблей кукурузы, который на это время был жилищем разведчиков, послушал его легкие… И молча встал с пенька, подставленного кем-то из разведчиков.

– Температура 39,8, – сказал он. – Двустороннее воспаление легких. Ужасные хрипы… Немедленно в госпиталь!

Это была критическая точка.

Седого с трудом вытащили и в этот раз. Но военно-врачебная комиссия была неумолима. Даже обращение командующего группировкой не сыграло никакой роли. Вердикт врачей был жестоким, но справедливым: «не годен!»

Седой вышел из госпиталя, опираясь на палочку: он был еще слаб после тяжелой болезни.

Доехав на такси до здания СКВО, он долго сидел на лавочке в небольшом сквере, думая, к кому бы еще обратиться с просьбой. Но понял, что никто решение ВВК отменить уже не сможет…

Ветер срывал с неба редкие снежинки, забрасывая их за ворот бушлата, но Седой не чувствовал этого. Все его мысли были сейчас в горах, с пацанами. Он даже физически почувствовал тяжесть автомата на плече, и рука потянулась поправить ремень… Но наткнулась только на грубую ткань бушлата…

Седой тяжело поднялся, и его качнуло ветром.

«Все в прошлом», – подумал он и зашагал к вокзалу…

Эпилог

Разведчики бились из последних сил. Кольцо окружения неумолимо сжималось, а все были ранены, многие уже по нескольку раз. На исходе были боеприпасы…