Средина. Том 1 - Асеева Елена Александровна - Страница 52

Днесь же войдя в большую четырехугольную залу с зеркальными стенами, Димург встревожено огляделся, ибо разговор его с королевой Стрел-Сорока-Ящерица-Морокунья-Благовидной был внезапно прерван прибытием Небо… Прибытием, каковое было в способностях Зиждителей, мгновенным перемещением в виде искры, прямо, как доложили Вежды, из Отческих недр. Свод в зале продолжал являть покатую дугу в середине и перемещал по своей поверхности, насыщенно блистающие оттенки зекрого цвета, начиная от желтоватого, включая серо-зеленые, бледно-зеленые, сизо-зеленые, болотные и даже сине-зеленый. Цвета насыщенно переливались, и двигались по своду в разных направлениях, и, отражаясь в самих стенах, полу создавали и вовсе бесконечное, многогранное колебание. На объемных облачных креслах посередь залы сидели Отец и Сын… Небо и Седми, пухлые сизые тучи нынче ползли не по своду, а по полу, укрывая его гладкую, черную поверхность, придавая ему еще больше мерцания, точно символизируя царящее меж Расами несогласие, выплескивающееся вибрированием золотого сияние на молочно-белой коже их лиц.

Старший Рас, также как и его сын, обряженный в серебристое долгополое сакхи, был в своем высоком венце, каковой в навершие изображал миниатюрную Солнечную систему. Узкий обод по коло украшали восемь восьмилучевых звезд. Из углов этих звезд вверх устремлялись закрученные по спирали тонкие дуги, созданные из золота и украшенные изображениями рыб всевозможных видов. Дуги сходились в навершие, испуская из себя яркий голубой свет, в каковом словно в Солнечной системе в центре светилась светозарная, красная звезда. Она рассылала окрест себя желтоватое марево, перемешивающееся с голубой пеленой, придавая местами и вовсе зеленые полутона в коем двигаясь по определенным орбитам, вращались восемь планет, третья из оных перемещала по своей глади зеленые и синие тени.

Небо был одноприроден со своим старшим братом Першим, не зря ведь являлся братом близнецом. И также как старший Димург был худ и высок, имел такой же формы лицо схожее с каплей, где самое широкое место приходилось на район скул и сужающееся на высоком лбу и округлом подбородке. Он разнился со старшим братом всего-навсе вьющимися (можно даже молвить плотными кучеряшками) золотыми волосами до плеч, бородой, усами покоящимися завитками на груди, небесно-голубыми сияющими очами, глубокими и наполненными светом, да молочно-белым цветом кожи. Однако и тут она также, как и у Першего, была озаряемой изнутри золотистым сиянием, присущим всем Зиждителям. Будучи тонкой и прозрачной, кожа живописала под собой явственно проступающие оранжевые паутинные кровеносные сосуды, ажурные нити кумачовых мышц и жилок.

Остановившись обок зеркальной стены залы Вежды значимо качнулся взад…вперед… ибо немедля уловил разлад каковой царил меж Расами и отражался теперь в цвете облаков, стремительно окутавших его ноги, и заструившихся по материи белых шаровар, словно жаждущих доползти до красной туникообразной рубахи, с укороченными до локтя рукавами. Вежды всегда тягостно воспринимал любой разлад, может потому его так качнуло… или, что будет точнее, это сызнова сказывалось в нем его постоянное напряжение и все схованое им не только у Седми, но и у Кукера, и у Трясцы-не-всипухи. Волнение, похоже, ударило прямо в грудь Вежды и на мгновение притушило всякое движение внутри паутинных сосудов, остановило и дотоль плохо зримое колыхание златого сияние на его черной коже.

— Вежды! — испуганно вскликнул Седми, узрев потухшее состояние старшего брата, и для своей медлительности резко вскочил на ноги, в доли мига оказавшись подле него.

Седми также как и Вежды находился в постоянном напряжение, и это в нем сказывалось иначе, чем в старшем брате, выплескиваясь порывчатостью движений и частым сеяньем пурпурных искр. Особенно тяжело давалось Расу общение с Родителем и еще благо, что это происходило на вельми дальнем расстоянии. И порой осуществлялось посредством контактной сетки, что предоставляло возможность Седми отключать зримый образ. Поелику Родитель не считая данного Бога своим любимцем, вельми грубо и даже на столь дальнем расстоянии его прощупывал, очевидно, стараясь вызнать все дотоль схованое Вежды.

Нынче же подскочив к Вежды, Седми подхватил слабеющее и оседающее вниз тело брата, и, прижав к себе, сумел передать ему свою мощь, любовь и родственную чувственность, единую с их общим Творцом Родителем. И тотчас вправо…влево качнулись уже оба Бога, придав зеркальным стенам, в которых отражалась многогранность свода и сизость ползущих по полу облаков, частое пульсирование света. Немедля на ноги поднялся не менее обеспокоенный Небо. Он, как и иные старшие Боги, относился к Вежды, первой рожденной лучице, к первому за кого боролись, к первому из Сынов с особой нежностью. А ведая как мягок, на первый взгляд столь суровый, Вежды, всегда при встрече окружал его полюбовной заботой.

— Драгость моя, — бас-баритон Небо дотоль окрасивший облака на полу в сизые, гневливые тона, днесь прозвучал многажды мягче, в нем пролетела неприкрытая любовь и тревога.

Торопливо подступив к такому в сравнение с ним грузному Димургу, Небо спешно перехватил его из рук сына, и, прижав к себе, крепко обнял, принявшись целовать в висок, голубить короткие, курчавые волосы на голове, на этот раз не прикрытые венцом.

— Что ты? Что мой драгоценный малецык? — нежно вопросил старший Рас, на чуток отклоняясь от Димурга и обозревая его словно помятое лицо, покрытое блеклыми золотыми пятнами сияния.

— Что-то случилось? С Отцом? — наконец озвучил свое волнение Вежды и его бархатистый баритон сорвался на тихий шелест.

— Да, что ты? что ты, мой милый малецык, — глас Небо успокаивающе обволакивал своей тональностью не только всего Вежды, но и дымящиеся на полу сизые облака, придавая им более мягкие оттенки, поедая темноватую серость и облекая полотнища в голубые расцветки. — Все с Першим благополучно. Он покуда в Северном Венце, но знаю точно, вмале отбудет в Чидегу. Не стоит так волноваться. Ты меня напугал. Мало того так дурно выглядишь, еще и волнуешься по не существенному.

— Небо, — вельми глухо вклинился в толкования Отца Седми и хмуро на него глянул, сузив до тонких щелей свои глаза со слегка приспущенными веками, по форме напоминающими треугольник. — Вежды так встревожен, из-за решения Родителя по поводу Димургов, разве неясно?

— И все равно не стоит так все воспринимать, — Небо сказал это одновременно направляя заботу в отношение Вежды и умиротворения в отношение столь непокорного своего сына. При этом старший Рас не прекращал голубить волосы Димурга и почасту целовал его в виски, так как последний зримо не обрел себя и все еще легохонько покачивался, даже в крепких отцовских объятиях.

— С Першим все благополучно. И Родитель ничего мне противного по поводу Димургов не сказывал. Думаю, Его гнев утих, мой любезный малецык, — досказал Небо и по теплому кинул в сторону стоящего подле сына, — моя драгость, сотвори для Вежды лежак. Ему надобно прилечь. Он выглядит ужасно и в том я согласен с Родителем. Так утомлен… обессилен, напряжен… не хватало еще, чтобы захворал.

Седми лениво дернул в бок правой рукой и тем движением, точно разрезал на части облака на полу, единожды сим мановением придав им порывистый ход. Широкое полотнище, рывком дернувшись вперед, мгновенно скомковалось недалече от кресел Небо и Седми образовав махонистый рыхлый мятешек, оный минуту спустя сформировал покатую спинку, широкие облокотницы, сидалище и вытянутый вперед лежак для ног.

— Надобно прилечь. Покуда здесь нет биоауры, тебе моя драгость, надо больше лежать, — мягко и меж тем повелительно произнес Небо, и все еще придерживая Вежды, повел его к сотворенному лежаку-креслу.

Старший Рас с той же заботой, кою верно проявлял только к Огню и Дажбе, младшим своим сынам, усадил Димурга на кресло и еще раз огладил его волосы, нос, очи, губы кончиками перст. Течением собственных пальцев придав ровность, пусть и блеклого, но золотого сияния, коже Димурга, направился к своему креслу, что располагалась как раз напротив Вежды. Седми еще немного стоял обок зеркальной стены залы, по-видимому, рассуждая уйти ему или остаться, а засим неспешной поступью двинулся к свободному креслу, и медлительно воссев на него, прикрыл ладонью свои очи, несомненно, стараясь сокрыть обуревающие его тревоги. Небо днесь не менее обеспокоенно зыркнул на притихшего сына, и стараясь как-то отвлечь обоих младших Богов, вопросил, обращаясь к Вежды: