Тайна древлянской княгини - Дворецкая Елизавета Алексеевна - Страница 58

– Дед, я здесь. – Девушка прикоснулась к его руке, подавляя дрожь. Она теперь знала, что говорит почти что с мертвецом, и ее душу терзало сострадание и горе: ведь он оставался одним из двух ее родичей и единственным мужчиной в семье.

– Гуд… – с усилием зашептал Рерик, и она поначалу подумала, что он взывает к богам, но старый воин все же справился с голосом и выговорил: – Гудрёд… позови…

Утушка поняла: она знала, что во всех делах Гудрёд был первым дедовым помощником. Выскользнув за дверь, она вскоре вернулась, ведя за собой Гудрёда и Бьярта: думая, что ведуньи намерены сидеть с раненым до утра, те уже прикорнули, с трудом найдя немного свободного места в гриде.

– Гуд… – Рерик шевельнул рукой и прикоснулся к жестким пальцам склонившегося над ним хирдмана. – Гудрёд!

Утушка поднесла ему «девятисильного» укрепляющего отвара из девяти трав, оставленного Льдисой, – его умели готовить все внучки и правнучки Радогневы Любшанки. Отпив немного, Рерик перевел дыхание и заговорил уже увереннее:

– Я видел сон… Во сне я был возле источника Урд и сам видел, как три вещие норны резали мой жребий. я слышал их голоса, я слышал мою судьбу. я видел руны, начертанные на коре ясеня: Хагалаз, Альгиз и Одаль. Я все знаю. Мой… мой сын… – с трудом выговорил он, – пришел за моей головой. Дракон… Он хочет моей смерти, хочет зарыть мою голову в могилу своей матери, чтобы отомстить… чтобы отправить меня вслед за нею в Хель и там сделать ее рабом. Он не будет… ничего слушать, он не помнит… закон рода. Но я… я мужчина. я еще не настолько… стар и слаб, чтобы умирать, как жертвенный баран… или раб. Мне нужно… время оправиться. Норны… дали мне надежду. Если я в этот раз избегну смерти, то жизнь моя продолжится… И если… мне придется умереть, то я умру… пусть и от его руки, но как мужчина, в битве, с мечом… в руке. А если… если я избегну смерти, то норны обещали мне… новый род… потомство…

– Конечно, конунг! – Гудрёд успокаивающе сжал его руку.

Это был человек лет сорока, среднего роста; его светлые, с желтоватым отливом волосы отросли ниже шеи и на концах завивались в смешные кудряшки, не подходившие к его суровому виду. На маловыразительном лице с прямыми чертами выделялись густые, косматые брови, такого же светло-желтого оттенка. Человек простой, но стойкий и преданный, он не знал, в болезненном ли бреду его вождю примерещились норны и их предсказания, или дух его и впрямь побывал в высшем мире, куда конунгам, разумеется, легче попасть, чем прочим смертным, но все это для него не представляло особой разницы.

– Не тревожься. Ты же знаешь, что можешь на нас положиться. На меня, на Бьярта вон, – Гудрёд бегло оглянулся на замершего рядом товарища, – на Синдри, да и на других ребят… кто живой еще. Нас еще немало осталось. Мы до конца с тобой, каков бы ни был конец, ты же знаешь.

– Да, да… я знаю. Надо уходить. Вы сможете меня унести?

– Унести-то сможем. – Хирдман почесал затылок. – Да только…

– Ты же знаешь, что есть ход…

– Ты об этом? – Гудрёд показал почему-то на самого Рерика.

– Да. я же знал… я же помню, как еще в детстве, когда мне самому было года три или четыре, мать однажды унесла меня из замка, когда пришел Хродкетиль Злодей и с ним Гизельгард, граф Амьенский… Если бы не тот ход, мы бы все погибли, и я запомнил… хоть здесь и не Франкия, но всегда надо иметь выход из крепости. И он у меня есть. Если вы с Бьяртом сможете меня нести…

– Мы-то сможем, если носилки пройдут. – Гудрёд с сомнением посмотрел на тело лежащего вождя.

– Я позову Синдри, Бродди и Торира, – подал голос Бьярт. – Носилки еще вон они, – он кивнул на два копья с длинными толстыми древками и два щита, сваленные у свободной стены, – а сам, давай, конунг, я пойду вперед и найду лодку. Мы же не сможем унести тебя слишком далеко, нам надо будет уходить по реке.

– Точно! – Гудрёд одобрительно ткнул в него пальцем. – Ты умный, будто свартальв. Приведи пару ребят, нужно сдвинуть лежанку. Да смотри, никому…

– Сам же сказал, что я умный, будто свартальв! – хмыкнул Бьярт, уже повернувшись к двери.

Утушка сидела, не шевелясь и почти не дыша. От деда она не раз слышала рассказ о том, как в бытность его отца, а ее прадеда Харальда сына Хальвдана властителем франкского графства Вермандуа его семье пришлось спасаться во время осады через подземный ход, поэтому сейчас она сразу поняла, о чем говорит Рерик. «А мы? – подумала она. – Я? Малова?»

Тихо встав с ларя, она подошла; Гудрёд обернулся, только сейчас ее заметив.

– Вы должны взять с собой Малову, – тихо, но твердо заявила Утушка. – я останусь здесь, пока есть хоть какая-то надежда найти Братилу или хотя бы его тело. – Она выговорила это уже почти без дрожи, почти свыкнувшись за прошедшие дни с мыслью о смерти мужа. – Но Малова… Она последняя… И она будет ухаживать за ним. При нем должна быть хоть одна женщина, а она его внучка…

– Как конунг решит. – Гудрёд пожал плечами. – Коли будет в лодках место, я-то что…

– Уж как-нибудь для Мальфрид дочери Хакона вы место найдете! – повелительно заверила Утушка. – Если я… и если он… – Она кивнула на деда, имея в виду, что он ведь может и не выжить, не перенести долгого пути с такой тяжелой раной, даже если его не настигнет кровожадный дракон. – Малова – единственная наследница нашего рода. Она должна выжить.

– Где она? – Рерик слабо повел рукой и попытался приподнять голову, чтобы оглядеться. – Приведи ее.

– Она здесь. Сейчас разбужу.

Пока Утушка будила и одевала сестру, вернулся Бьярт с тремя хирдманами. Подняв лежанку вместе с князем, ее отодвинули от стены на несколько шагов, и под ней в дощатом полу обнаружилась деревянная крышка лаза. Стены крепости были построены из известняка, который брали прямо на месте строительства. Брали не как-нибудь, а с умом, поскольку Рерик заранее продумал мысль о подземном ходе. Выбирая известняк, он проложил длинный ход, ведущий от крепости к берегу Волхова выше по течению – не случайно, ведь все знали, что опасность обычно приходит по реке снизу.

Крышку подняли, и Бьярт немедленно скользнул в открывшийся черный провал. Тем временем хирдманы покрепче связали щиты и копья, соорудили носилки.

– Держись, конунг, – вздохнул Гудрёд. – Вместе с носилками ты в эту троллиную нору не пролезешь, придется по отдельности. Заноси, Синдри.

Первыми в дыру ушли двое хирдманов с носилками, потом Гудрёд с осторожностью поднял на руки своего вождя. Рерик закряхтел от боли, Гудрёд болезненно сморщился, да и тяжело было – Рерик все-таки был мужчиной немолодым и весьма увесистым. Нашаривая ногами ступени, хирдман спустился, сделал несколько шагов в темноте, потом в лаз просунулся с факелом Твердята – словенский Рериков хирдман, принятый в дружину уже здесь. При свете огня Гудрёд опустил Рерика на носилки, которые двое хирдманов уже держали наготове.

– Иди, Акуновна. – Твердята кивнул на лаз оробевшей Малове. – Пора.

Малова, дрожащая от страха и волнения, еще раз оглянулась на старшую сестру, припала к ней, потом наконец решилась и сошла в лаз.

– Что, может, с нами? – Твердята кивнул Утушке туда же. – Идем, пока не поздно.

Но она лишь покачала головой, не двигаясь с места.

– Ну, коли решила, пусть хранят тебя боги, – пожелал он и, помахав рукой на прощание, ушел последним.

Утушка приблизилась и заглянула в лаз – отблеск факела мигнул и пропал, и только звуки шагов еще доносились, постепенно слабея.

Она вернулась к сдвинутой лежанке и села. Может быть, ей и правда следовало уйти с ними. Может быть, еще не поздно догнать. Зачем ей тут оставаться – жертвой злобного родича, ставшего кровным врагом? Но она знала, что не уйдет оттуда, где есть надежда если не встретиться с мужем, то хотя бы узнать что-то о нем. Не для того их благословляли караваем, связывали руки свадебным рушником и осыпали зерном, соединяя навек, чтобы она сбежала, спасая себя и бросив его. Она сделала все, что могла, для последних представителей своего кровного рода и теперь должна думать лишь о муже. Не только самого Братилу, но даже памяти о нем она не предаст.