Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов - Страница 62

62

В 1924 году соратник Менделеева М.Г. Кучеров модифицировал рецептуру «Московской особенной». Для лучшей «питкости» в нее стали добавлять пищевую соду (из расчета 30 мг на бутылку) и уксусную кислоту (из расчета 20 мг на бутылку). В народе эта водка, продажа которой была официально разрешена декретом Совнаркома СССР 28 августа 1925 года, получила название «рыковка». В среде интеллигенции в 20-е годы даже ходил анекдот, что в Кремле каждый играет в свою карточную игру: Сталин в «короли», Крупская – в «Акульку», а Рыков – в «пьяницу»[509].

На основании введенной 5 октября 1925 года казенной винной монополии исключительное право на приготовление и продажу 40-градусной водки получил Центроспирт, который выбросил ее на рынок по «демпинговой» цене 1 рубль за бутылку. Но резко усилившееся в связи с этим пьянство заставило Центроспирт уже через месяц повысить стоимость водки почти в полтора раза. А это незамедлительно привело к увеличению самогоноварения. Стремясь победить конкурента в лице тайных производителей алкоголя, госорганы были вынуждены с лета 1926 года снижать цену на водку, доведя ее до 1, 1 рубля за бутылку. Эта мера привела к постепенному исчезновению самогона с городского рынка, а успехи в борьбе с самогоноварением, в свою очередь, привели к пересмотру правовых норм. Сначала статья 140 была расчленена, затем приготовление самогона для собственных нужд было переведено в разряд административных нарушений. Постановлением СНК РСФСР от 9 сентября 1926 года были отменены премии милиции, отчисляемые от штрафных денег самогонщиков, а с 1 января 1927 года вступил в силу новый Уголовный кодекс РСФСР, не предусматривающий наказаний за самогоноварение. Перестало оно преследоваться и в административном порядке[510].

Но это была только одна сторона медали. Хотя выпуск сорокаградусной водки подавался властями как шаг, направленный на борьбу с потреблением самогона, основным мотивом выпуска «казенки» и введения винной монополии был поиск дополнительных источников финансирования форсированной индустриализации. По уверению самого Сталина, подобные меры позволяли найти дополнительные оборотные средства «для развития нашей экономики собственными силами»[511]. Весной 1926 года в связи с избыточной денежной эмиссией и инфляцией в повестку дня встала задача изъятия денег у населения, в том числе и путем наводнения села водкой. Впервые эта идея была высказана в конце 1925 года на заседании у А.Д. Цюрупы заместителем наркома внешней и внутренней торговли А. Л. Шейнманом. Она не нашла однозначной поддержки у руководства страны, но тем не менее была включена в текст секретных замечаний Совнаркома СССР по докладу наркомата торговли к апрельскому (1926 года) Пленуму ЦК партии[512].

С 1927 года продажа водки населению была существенно расширена, а доход от ее реализации составил около 500 млн рублей. Доля от продажи спиртных напитков в государственном бюджете в период 1923/1924 – 1927/1928 годов выросла с 2 % до 12 %. Заметим, что в царской России деньги, вырученные от продажи водки, составляли почти треть бюджета – 38 % в 1895 году, 31 % в 1905 году, 30 % в 1909 году и 26, 4 % в 1913 году[513]. Но «нет таких крепостей, которые бы не смогли взять большевики». В новых условиях идея всеобщей трезвости, по сути дела, становилась антигосударственной. На этом фоне городская среда стала неуклонно пьянеть.

«Пьянство прочно держит рабочие окраины»

Выпускавшаяся в разнообразной таре «рыковка» сделала свое дело. В повседневный быт городского населения все прочнее входила дешевая и доступная водка: если в 1925 году на семью в месяц покупали в среднем 1, 5 бутылки, то в 1927 году – 2, 4, а в 1928 году – уже 3 бутылки[514]. Особенно резко пьянство увеличилось в рабочей среде. Если в Ленинграде, например, в 1924–1925 годах было выпито 617 тысяч ведер водки, то в 1927–1928 годах потребление выросло до 2063 тысяч ведер. По воспоминаниям современников, в первый месяц после отмены «сухого закона» истосковавшиеся по свободной водке жители Челябинска шли в «красногвардейскую атаку» на винные магазины, создавая огромные очереди. В 1927 году, по данным московских профсоюзов, душевое потребление всех видов алкоголя возросло в рабочей среде в 6 раз по сравнению с 1924 годом, а в 1928 году – в 8 раз. По материалам другого обследования, в 1927 году в крупных городах европейской части РСФСР расходы на пиво и вино только у молодых рабочих составляли 16 %-17 % заработка, что в 1,5 раза превышало затраты на книги. В Ленинграде на вопрос о систематическом потреблении алкоголя утвердительно ответило 58 % молодых мужчин и 23 % женщин. В маленьком городке Шуя все молодые мужчины пили водку и пиво, причем почти половина из них не скрывала, что при возможности напивались «до потери сознания».

В стране увеличилась смертность в результате отравления спиртным: с 2, 6 случая на 100 тысяч человек в 1922 году до 44 – в 1928 году. Возросло и число лиц, страдавших алкогольными психозами. Если в 1922 году они составляли 2 % всех зарегистрированных душевнобольных, то в 1927 году их доля возросла почти до 19 %. Алкоголизм стал также одной из причин участившихся случаев самоубийств – своего рода знамения этих лет. За первый «полноценный» алкогольный 1925/1926 хозяйственный год преступность в крупных городах подскочила в десятки раз, что зафиксировано официальной статистикой. Пьянство породило целую волну хулиганства. Частыми были такие бессмысленные выходки, как погромы домов отдыха (например, в Ростове летом 1926 года). Случалось, что пьяные хулиганы бросали палки и камни в низко летевшие самолеты Авиахима: именно так едва не была сорвана первомайская демонстрация в Казани[515]. Лакмусовой бумажкой неблагополучного положения в алкогольной сфере стало появление на рубеже 20-30-х годов в Ленинграде первых в стране вытрезвителей и наркологических диспансеров.

Несколько иной (и отнюдь не в смысле улучшения) была ситуация в ряде провинциальных центров, где в «алкогольном рационе» городских жителей самогон продолжал удерживать прочные позиции. Из потребляемых в середине 20-х годов 20 млн ведер крепких спиртных напитков не менее 3/4 приходилось на самогон. Если в целом по стране, по данным НКВД РСФСР, за один год, с 1 октября 1925 по 1 октября 1926 года, самогоноварение в городах почти прекратилось или, во всяком случае, сократилось в максимальном размере, то, например, в Пензенской губернии положение было другим. Продажа суррогатов спирта в городах губернии оставалась очень бойкой и мало сокращалась. Более того, за этот период проявились свои региональные особенности самогонокурения, которые варьировались в зависимости от размеров и значения городов. В таких городах, как Пенза и Саранск, самогонка готовилась преимущественно для сбыта. А в более мелких (Городище, Краснослободске и других) тайное винокурение практиковалось, главным образом, для себя, составляя до 60 % общего потребления спиртных напитков в уездных и прочих городах[516].

Основным источником не иссякающего «самогонного потока» оставался подвоз товарной самогонки из ближайших деревень. В Пензе в 1926 году было зафиксировано 200 случаев продаж самогона. И это несмотря на то, что с момента выпуска в продажу сорокаградусной водки активность местной милиции значительно уменьшилась. По самым приблизительным подсчетам, в течение следующего года в Пензе каждый работающий рабочий потребил 6, 72 бутылки самогона, а каждый работающий служащий – 2, 76 бутылки. То есть, как свидетельствует статистика, основным потребителем самогона в городах оставался рабочий класс.

вернуться

509

Лебина Н.Б. Повседневность 1920-1930-х годов. С. 248.

вернуться

510

Литвак К.Б. Указ. соч. С. 76–77.

вернуться

511

Сталин И.В. Сочинения. Т. 10. С. 232.

вернуться

512

ГА РФ. Ф. 7819. Оп. 1. Д. 10. Л. 37.

вернуться

513

Дейчман Е.И. Алкоголизм и борьба с ним. М. 1929. С. 147; Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города 2030-х годов // Вопросы истории. 1994. № 2. С. 41; Литвак К.Б. Указ. соч. С. 86.

вернуться

514

См.: Булдаков В.П. Указ. соч. С. 199; Стеблев Э.А. Экономика российской повседневности // Российская повседневность, 1921–1941 гг.: Новые подходы. М., 1995. С. 118.

вернуться

515

См.: Лебина Н.Б. Повседневность 1920-1930-х годов… С. 248, 253; Лебина Н.Б. Теневые стороны жизни советского города 2030-х годов… С. 34; Шевердин С. Год незнаменитого перелома // Трезвость и культура. 1989. № 9. С. 17.

вернуться

516

Статистический обзор деятельности местных административных органов НКВД. М., 1927. Вып. 7. С. 86–90.