Веселие Руси. XX век - Коллектив авторов - Страница 80

80

Примерно в таком же виде представления о войне были переданы последующим поколениям. Между тем сейчас мы начинаем вспоминать, что у войны имелись и иные, непривычные и менее героические, но не менее важные символы. Так, современный скульптор Эрнст Неизвестный объявил о замысле создания памятника русской водке, который предполагается установить в городе Угличе, известном своим музеем 40-градусного напитка. Тем самым признается тот бесспорный факт, что некоторые факты из истории самого знаменитого и популярного в мире русского продукта заслуживают монументального увековечения.

К числу наиболее ярких и значимых фактов относятся, в частности, знаменитые «наркомовские сто граммов» времен Великой Отечественной войны. Вводимые в исследовательский оборот ранее недоступные архивные документы, свидетельства и воспоминания участников войны и работников тыла говорят о том, что алкоголь занимал весьма большое место в военной повседневности, а «наркомовские граммы» сыграли свою роль в обеспечении победы над гитлеровской Германией. Впрочем, воспевая хвалу водке в качестве «секретного оружия» СССР в войне, мы рискуем сотворить еще один миф, на сей раз «продвинутый» и новейший: о пресловутых 100 граммах, равноценных по боевой мощи «катюшам», знаменитым советским танкам и авиации времен Второй мировой и Великой Отечественной. В действительности, как мы увидим ниже, алкоголь не только помогал, но и мешал в войне, не только способствовал победе, но и создавал острые проблемы. Традиционные спутники – пьянство и преступность – и в военную эпоху шли бок о бок.

Кроме того, проблему исторической роли водки в тот период нельзя рассматривать в отрыве от наиболее важных вопросов военных будней, жизни советских людей на фронте и в тылу – во всех ее проявлениях, в высоком и низком, в повседневном героизме и повседневной же борьбе за физическое выживание. Люди на войне проявлялись по-разному, да и выживали тоже неодинаково. Социальная история войны, если стремиться освободить ее от тенденциозности и стереотипов, крайне сложна и порой неожиданна. Столь же неоднородной выглядит картина массового сознания и общественных настроений военной поры. Для нас важно определить, когда, на каком этапе происходят качественные изменения и водка становится надежным и постоянно действующим стимулом «к труду и обороне», а также массовым средством снятия чудовищного стресса и психологического напряжения в экстремальных обстоятельствах. Можно утверждать, что такие тенденции проявлялись еще до 1941 года.

Есть мнение, что к концу тридцатых годов, т. е. ко времени, непосредственно предшествующему началу войны, в советском обществе сформировались взгляды на норму и аномалию в потреблении спиртных напитков[648]. Власти в сталинском СССР, а за ними и все советское общество в целом, на уровне массового сознания, считали социально сомнительным отклонением как абсолютную трезвость, так и алкоголизм. Проблема оказалась политизированной: государство одновременно и боролось с пьянством, обвиняя «злоупотребляющую» молодежь, например, в «пособничестве троцкистско-зиновьевской банде», но при этом и утверждало в качестве нормы традицию «красивого пития», что выражалось в рекламных призывах «Пейте советское шампанское» или «Покупайте коньяк в гастрономе». Возродившиеся в середине 1930-х годов рестораны пользовались любовью тех, кто мог себе позволить «шикарную жизнь». В частности, знаменитая «Прага» рекламировала в московской вечерней газете свою «первоклассную кухню» («ежедневно блины, расстегаи, пельмени»), цыганских певиц и «танцы среди публики со световыми эффектами»[649]. Разумеется, горячительные напитки в столь красивом антураже лились рекой. «Вожди», включая главного из них, благосклонно относились к внешним проявлениям нормализации быта. Одним из ее знаковых проявлений должно было стать социалистическое «культурное питие». Например, в 1936 году Сталин, по свидетельству Микояна, был весьма недоволен тем, что стахановцы не получают достаточного количества шампанского.

Впрочем, как и во все времена, «несознательное» население даже в суровую сталинскую эпоху, когда идеологически несанкционированное, «неправильное» пьянство могло стать источником серьезных неприятностей, желало пить не только и не столько шампанское, но и все, что гарантированно давало необходимый эффект. Кроме того, в советском обществе рубежа 1930-1940-х годов находилось сравнительно немного людей, которые в экономическом отношении могли поддерживать культивируемую традицию красивого и идеологически выдержанного употребления алкоголя. Большинство склонялось к неумеренному потреблению низкокачественных напитков.

Об остроте проблемы, связанной со злоупотреблением дешевым и при этом сомнительным пойлом, в частности, свидетельствует письмо начальника главного управления Рабоче-крестьянской милиции НКВД СССР Зуева заместителю наркома торговли СССР Чупину и главному государственному санитарному инспектору Наркомздрава СССР профессору Ткачеву [650]: «К нам продолжают поступать сообщения о продолжающихся массовых случаях отравлений людей денатурированным спиртом, причем есть основания предполагать, что значительная часть отравлений происходит от спирта-метанола. Например, 25 января 1940 года в Одессе отравилось 29 человек, из которых 10 человек умерло и 9 человек находятся в тяжелом состоянии.

Аналогичное отравление произошло в селе Злинке Мало-Висковского района Кировоградской области, где 28 человек умерло и 8 человек находятся в тяжелом состоянии…

По Калиниской области в феврале месяце зарегистрировано два случая массового отравления людей от употребления жидкости «Антипятноль», которая предназначена для очистки пятен на одежде, а именно: в Новоржевском районе отравилось 22 человека, из которых 18 человек умерло и остальные находятся в тяжелом состоянии. 14 февраля в городе Великие Луки отравилось 8 человек, из которых 4 человека в этот же день скончались. «Антипятноль» в обоих случаях приобретался в аптеках Калининской области, где он имеется в больших количествах.

Сообщая об этом, вторично прошу Вас принять конкретные меры к прекращению использования метанола для бытовых нужд, а также создать условия, которые исключали бы возможность приема, как алкоголя, различных спиртных препаратов, имеющихся в розничной продаже (денатурация их, соответствующая маркировка, правила пользования ими, предупреждение при продаже и так далее). О Ваших мероприятиях прошу сообщить».

Накануне войны наиболее распространенным было обычное бытовое пьянство, связанное с ритуалом проведения досуга за столом со спиртными напитками. Также набирало силу пьянство в трудовых и студенческих коллективах. Известный ученый филолог Вл. Марков, описывая свою студенческую юность конца 1930-х годов, вспоминал: «На первом курсе довольно много пили. Данька знал пропорцию чая, которую надо было прибавлять к водке так, чтобы она, не теряя цвета, теряла сивушный запах… Когда умер Шаляпин, были поминки: пили водку, закусывая, беря пальцами, одной кислой капустой, которая лежала прямо на столе, без тарелки»[651].

Изготовление и употребление алкогольных суррогатов, впрочем, для массового потребителя не было жизненной необходимостью, диктовавшейся непреодолимыми экономическими препятствиями к питью «казенной» сорокаградусной. Сравнительно низкокачественная водка в те годы продавалась свободно и была достаточно доступна: при среднемесячной зарплате в 331 рубль она стоила в среднем 6 рублей 15 копеек за бутылку. Пиво и даже крепкие напитки продавались не только в привокзальных и театральных буфетах, но и в столовых предприятий и учреждений. Государство же, давно победившее на алкогольном фронте частного производителя и торговца спиртным, исходило из того, что в стране уничтожены социальные корни алкоголизма. «Пей, но не зарывайся» – так можно сформулировать основное кредо государства по отношению к употреблению алкоголя подвластным народом накануне войны.

вернуться

648

См.: Лебина Н.Б. Повседневная жизнь советского города: Нормы и аномалии. 1920–1930 годы. СПб., 1999. С. 44–47.

вернуться

649

См.: Фицпатрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: Город. М., 2001. С. 114–115.

вернуться

650

РГАЭ. Ф. 7971. Оп. 16. Д. 76. Л. 136 об. Подлинник,

машинопись. Подчеркнуто при чтении.

вернуться

651

Цит. по: Лебина Н.Б. Указ. соч. С. 43.