Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 14

14

«Лучше этой песни нынче не найду…»

Лучше этой песни нынче не найду. Ты растешь заречною яблоней в саду. Там, за частоколом, вся земля в цветах. Ты стоишь — как яблоня в молодых летах. Ты цветешь, как яблоня, — белым цветком. Ты какому парню машешь платком? Улыбнулась ласково, ты скажи — кому? Неужель товарищу — другу моему? Я его на улице где-нибудь найду, Я его на правую руку отведу. «Что ж, — скажу, — товарищ, что ж, побратим, За одним подарком двое летим?»

«Здесь тишина. Возьми ее, и трогай…»

Здесь тишина. Возьми ее, и трогай, И пей ее, и зачерпни ведром. Выходит вечер прямо на дорогу. И месяц землю меряет багром. Высоких сосен бронзовые стены Окружены просторами долин, И кое-где цветут платки измены У одиноко зябнущих рябин. И мне видны расплавленные смолы И перелесок, спящий на боку, За рощей — лес, а за лесами — долы И выход на великую реку. Все голубым окутано покоем, И виден день, заброшенный в траву… Вы спросите: да где ж это такое? А я не помню и не назову. Оправдываться буду перед всеми И так скажу стареющим друзьям: «Товарищи! Земля идет на север, К зеленым океанам и морям!» Не знаю я, когда такое встречу, Отправимся за ним и не найдем, А я хочу, чтоб милое Заречье Еще звенело в голосе моем.

Песня

То веселая и светлая, То грустная, Широка ты, глубока ты, Песня русская! Высоко ты залетаешь: В бой идешь, в поход. Ведь сложил тебя и славил Весь родной народ. Ты летишь страной раздольной, И тебе дано Пронести на крыльях вольных Гром Бородино, Ветер нашей русской славы, Взвитый над Днепром, Свет немеркнущей Полтавы, Измаила гром! Дальше ярко, как зарницы, На веки веков Встали Киев и Царицын, Дон и Перекоп! Над лесами, над полями Радуй и томи, Над советскими краями, Русская, греми! Лучше нет тебя на свете, Всем ты хороша, Песня вольная, как ветер, Русская душа!

«Не боюсь, что даль затмилась…»

Не боюсь, что даль затмилась, Что река пошла мелеть, А боюсь на свадьбе милой С пива-меду захмелеть. Я старинный мед растрачу, Заслоню лицо рукой, Захмелею и заплачу. Гости спросят:    «Кто такой?» Ты ли каждому и многим Скажешь так, крутя кайму: «Этот крайний, одинокий, Не известен никому!» Ну, тогда я встану с места, И прищурю левый глаз, И скажу, что я с невестой Целовался много раз. «Что ж, — скажу невесте, — жалуй Самой горькою судьбой… Раз четыреста, пожалуй, Целовался я с тобой».

«То ль тебе, что отрады милее…»

То ль тебе, что отрады милее, То ли людям поведать хочу, Что когда ты приходишь — светлею, И когда ты уходишь — грущу. Ты меня, молодая, по краю Раскаленного дня повела. Я от гордости лютой желаю, Чтобы ты рядом с морем жила. Чтоб в раскосые волны с разбега, Слыша окрик отчаянный мой, Шла бы лодка далекого бега И на ней белый парус прямой. Чтобы паруса вольная сила, Подчиняясь тяжелым рукам, Против ветра меня выносила К долгожданным твоим берегам.

«Слышу, как проходит шагом скорым…»

Слышу, как проходит шагом скорым Пересудов тягостный отряд… Я привык не верить наговорам, — Мало ли, что люди говорят. Я никак не ждал грозы оттуда, Все мне стало ясным до того, Что видал, как сплетня и остуда Ждали появленья твоего. Но для них закрыл я все тропинки, Все пути-дороги.    Приходи, Светлая, накрытая косынкой, И долинный мир освободи! Жду, что ты приветом приголубишь Край, где славят молодость твою. Говорят, что ты меня не любишь, — Что с того, коль я тебя люблю!

Зимним вечером

Песня носится, выносится, Чтобы в голосе дрожать, А на волю как запросится, Ничем не удержать. Кони в землю бьют подковами, Снег, чем дальше, — тем темней, Жестью белою окована Грудь высокая саней. Снежный, вьюжный, незаброшенный Распахнул ворота путь… «Ну, садись, моя хорошая, И помчим куда-нибудь!» Повезу — куда, не спрашивай. В нетерпенье кони бьют, Гривы в лентах, сани крашены, Колокольчики поют. Лес, как в сказке, в белом инее, Над землей не счесть огней, Озарили небо синее Звезды родины моей. Неужели мы расстанемся, Будем врозь, по одному? Что тогда со мною станется, — Не желаю никому!