Лирика 30-х годов - Исаковский Михаил Васильевич - Страница 13

13

«Громкая пора…»

Громкая пора… Огонь, атака, Вся моя вселенная в огне. «Не плакать! Не плакать, Не плакать!» — Кричала Республика мне. Это было так во время оно, Временем, не шедшим в забытье, Так она кричала миллионам, Всюду заселяющим ее. Локоть к локтю в непогодь и стужу, Все законы бури полюбя, Мы прошли, приказа не нарушив, Чтобы стать достойными тебя. Наш поход кому дано измерить? Мы несли до океана гнев И прошли сквозь ветер всех империй, Всех объединенных королевств! Вейте, ветры молодые, Вейте Над просторами родных полей… Сосчитай нас, вырванных от смерти, По великой милости твоей… В Прионежье, Ладоге и Вятке О тебе, страна моя, поем, И скрестились руки, как на клятве, На железном имени твоем…

Маяковскому

…Я ни капли в песне не заумен. Уберите синий пистолет! Командармы и красноармейцы, Умер Чуть ли не единственный поэт! Я иду в друзьях. И стих заметан. Он почти готов. Толкну скорей, Чтобы никакие рифмоплеты Не кидали сбоку якорей! Уведите к богу штучки эти. Это вам не плач пономаря! Что вы понимаете в поэте, Попросту — короче говоря. Для чего подсвистывание в «Лютце», Деклараций кислое вино? Так свистеть во имя Революции Будет навсегда запрещено! Никогда эпоха не простит им Этот с горла сорванный галдеж… Поднимая руку на маститых, Я иду с тобою, молодежь! Боевая! Нападу на след твой И уйду от бестолочи той — Принимать законное наследство До последней запятой. Я ни капли в песне не заумен. Уберите синий пистолет! Командармы и красноармейцы, Умер Чуть ли не единственный поэт! И, кляня смертельный вылет пули, Вековую ненависть свинца, Встань Земля, в почетном карауле Над последним берегом певца!

О знаменах

Полземли обхожено в обмотках, Небеса постигнуты на треть. Мы тогда, друзья и одногодки, Вышли победить иль умереть. Выступили мы подобно грому, А над нами, ветром опален, Полыхал великий и багровый, Яркий цвет негаснущих знамен. Пули необычные с надрезом, Спорили с просторами полей. Мы гремели кровью и железом Лютой биографии своей. Умирая, падал ветер чадный, Все испепеляя, гибла медь, Но знаменам нашим беспощадным Не дадим, товарищи, истлеть. Все они проходят в лучших песнях, Достигая звездной высоты. Если их поставить разом, вместе, Не было б истории чудесней, Не было б сильнее красоты!

Вступление

Года растут и умирают в этом Растянутом березовом краю. Года идут. Зима сменяет лето И низвергает молодость мою. Я стану горьким, как горька рябина, Я облюбую место у огня. Разрухою основ гемоглобина Сойдет лихая старость на меня. И, молодость, прощай. Тяжелой пылью Полки ветров сотрут твои следы, И лирики великие воскрылья Войдут в добычу ветра и воды. И горечь трав и серый дым овина Ворвутся в область сердца. И оно, Распахнутое на две половины, Одним ударом будет сметено. Мы на земле большое счастье ищем, И, принимая дольную красу, Я не хочу, друзья, остаться нищим И лирики немножко запасу.

«Задрожала, нет — затрепетала…»

Задрожала, нет — затрепетала Невеселой, сонной лебедой, Придолинной вербой-красноталом, Зорями в полнеба и водой. Плачем в ленты убранной невесты, Днями встреч, неделями разлук, Песней золотой, оглохшей с детства От гармоник, рвущихся из рук! Чем еще?    Дорожным летним прахом, Ветром, бьющим в синее окно. Чем еще?    Скажи, чтоб я заплакал, Я тебя не видел так давно…

«Мне этот вечер жаль до боли…»

Мне этот вечер жаль до боли. Замолкли смутные луга, Лишь голосила в дальнем поле В цветах летящая дуга. Цветы — все лютики да вейник — Шли друг на друга, как враги, И отрывались на мгновенье, Но не могли сойти с дуги. Я видел — полю стало душно От блеска молний и зарниц, От этих рвущихся, поддужных, На серебре поющих птиц. А у меня пришла к зениту Моя любовь к земле отцов, И не от звона знаменитых, В цветах летящих бубенцов. И я кричу:    «Дуга, названивай, Рдей красной глиной, колея, Меня по отчеству назвали Мои озерные края».