Избранные стихи (СИ) - Тарковский Арсений Александрович - Страница 12

12

1959

x x x

     Вы, жившие на свете до меня,      Моя броня и кровная родня      От Алигьери до Скиапарелли,      Спасибо вам, вы хорошо горели.      А разве я не хорошо горю      И разве равнодушием корю      Вас, для кого я столько жил на свете,      Трава и звезды, бабочки и дети?      Мне шапку бы и пред тобою снять,      Мой город —      весь как нотная тетрадь,      Еще не тронутая вдохновеньем,      Пока июль по каменным ступеням      Литаврами не катится к реке,      Пока перо не прикипит к руке…

1959

КАРЛОВЫ ВАРЫ

     Даже песня дается недаром,      И уж если намучились мы,      То такими дрожжами и жаром      Здесь когда-то вздымало холмы?      А холмам на широкую спину,      Как в седло, посадили кремли      И с ячменных полей десятину      В добрый Пильзен варить повезли.      Расцветай же, как лучшая роза      В наилучшем трехмерном плену,      Дорогая житейская проза,      Воспитавшая эту страну.      Пойте, честные чешские птицы,      Пойте, птицы, пока по холмам      Бродит грузный и розоволицый      Старый Гете, столь преданный вам.

1959

СОКРАТ

     Я не хочу ни власти над людьми,      Ни почестей, ни войн победоносных.      Пусть я застыну, как смола на соснах,      Но я не царь, я из другой семьи.      Дано и вам, мою цикуту пьющим,      Пригубить немоту и глухоту.      Мне рубище раба не по хребту,      Я не один, но мы еще в грядущем.      Я плоть от вашей плоти, высота      Всех гор земных и глубина морская.      Как раковину мир переполняя,      Шумит по-олимпийски пустота.

1959

ВЕТЕР

     Душа моя затосковала ночью.      А я любил изорванную в клочья,      Исхлестанную ветром темноту      И звезды, брезжущие на лету      Над мокрыми сентябрьскими садами,      Как бабочки с незрячими глазами,      И на цыганской масленой реке      Шатучий мост, и женщину в платке,      Спадавшем с плеч над медленной водою,      И эти руки, как перед бедою.      И кажется, она была жива,      Жива, как прежде, но ее слова      Из влажных 'Л' теперь не означали      Ни счастья, ни желании, ни печали,      И больше мысль не связывала их,      Как повелось на свете у живых.      Слова горели, как под ветром свечи,      И гасли, словно ей легло на плечи      Все горе всех времен. Мы рядом шли,      Но этой горькой, как полынь, земли      Она уже стопами не касалась      И мне живою больше не казалась.      Когда-то имя было у нее.      Сентябрьский ветер и ко мне в жилье      Врывается — то лязгает замками,      То волосы мне трогает руками.

КОМИТАС

     Ничего душа не хочет      И, не открывая глаз,      В небо смотрит и бормочет,      Как безумный Комитас.      Медленно идут светила      По спирали в вышине,      Будто их заговорила      Сила, спящая во мне.      Вся в крови моя рубаха,      Потому что и меня      Обдувает ветром страха      Стародавняя резня.      И опять Айя-Софии      Камень ходит предо мной,      И земля ступни босые      Обжигает мне золой.      Лазарь вышел из гробницы,      А ему и дела нет,      Что летит в его глазницы      Белый яблоневый цвет.      До утра в гортани воздух      Шелушится, как слюда,      И стоит в багровых звездах      Кривда Страшного суда.

1959

* * *

     Мы крепко связаны разладом,      Столетья нас не развели.      Я волхв, ты волк, мы где-то рядом      В текучем словаре земли.      Держась бок о бок, как слепые,      Руководимые судьбой,      В бессмертном словаре России      Мы оба смертники с тобой.      У русской песни есть обычай      По капле брать у крови в долг      И стать твоей ночной добычей.      На то и волхв, на то и волк.      Снег, как на бойне, пахнет сладко,      И ни звезды над степью нет.      Да и тебе, старик, свинчаткой      Еще перешибут хребет.