Торжество жизни - Дашкиев Николай Александрович - Страница 20

"Человек, не понимающий законов развития природы, не может создать ничего значительного", — думал доцент Петренко.

Следовало объяснить все это Степану Рогову, но объяснить — значит погасить самые светлые надежды юноши, для которого антивирус прежде всего связан с пленниками подземного города — прекрасными людьми, шедшими на смерть во имя жизни. Но нельзя и молчать. Великопольский, которому, безусловно, ясна ошибочность теории создания антивируса, слишком оптимистично настроил Степана Рогова. Для юноши отрицательный результат исследований грянет, как гром с чистого неба. Нужно подготовить его к этому, — осторожно, внимательно. И если для Степана Рогова борьба за жизнь человека начинает становиться зовущей, яркой мечтой, нужно уже теперь указать ему правильный путь.

— Товарищ Рогов… — доцент Петренко посмотрел на Степана: — Я буду говорить о неприятном. Вам станет тяжело. Но вы советский человек, умеете мужественно встречать и преодолевать препятствия.

— Товарищ доцент, антивирус Брауна — чепуха?

На доцента смотрели черные блестящие глаза. Они умоляли сказать правду, только правду, какой бы горькой она ни была. И Петренко грустно покачал головой:

— Сказать заранее что-либо определенное — нельзя. Мы очень тщательно исследуем препарат. Однако, меня смущает следующее обстоятельство: профессор Браун был последовательным механистом. Если он базировался на своей теории, то… Поймите: ошибочна сама идейная основа этого "универсального антивируса". Ну, как бы это вам объяснить?

Доцент на минуту задумался, затем вынул из кармана карандаш и на листе бумаги поставил большую точку:

— Вы физику учили? Ну, вот и хорошо. Скажите, где окажется через четыре часа человек, который вышел из нашего института в полночь и направился на север со скоростью пяти километров в час?

Но до задачи ли было сейчас Степану? Лишь после повторного вопроса он беспомощно улыбнулся:

— Простите, я не расслышал… Вы спрашиваете, где окажется человек?.. В двадцати километрах отсюда к северу. Ведь так?

— Возможно — так. А может быть, и вовсе нет!

Степан, моргая глазами, смотрел на Петренко. А тот весело засмеялся:

— Мой друг, это зависит от пешехода! Тот человек, которого имею в виду я, будет за три километра от института… и ляжет спать! Я каждый вечер иду домой пешком. именно в таком направлении и с такой скоростью.

Степан запротестовал:

— Но вы останавливаетесь, то есть, нарушаете условие задачи!

— А кто предъявлял мне какие-либо условия? Это вы полагаете, что я должен двигаться, как машина. Вы считаете меня безвольной массой, неодушевленным предметом. Для такого предмета законы физики действительно абсолютно точны. Но я человек. У меня есть сознание и воля, а вы того не учитываете. Очень сложный процесс вы решили объяснить при помощи примитивных формул механики. И вот подобную же ошибку допускают механисты…

Петренко быстрыми шагами подошел к этажерке, вынул толстую книгу и раскрыл ее.

— Вот прочтите: "… Живую молекулу можно рассчитать, как механизм". Так пишет профессор Браун. Он глубоко ошибается. Конечно, микробы сознания не имеют; они подчиняются относительно простым законам природы, которые и можно, и нужно познать и изучить. Но даже самый примитивный микроб устроен в миллионы раз сложнее наиболее сложной из наших машин. А Браун этого не учитывает. Он жизнь — понимаете: жизнь, невероятно сложный процесс! — хотел выразить формулой. "Формула жизни"! Это бессмыслица! Вот теперь и судите: идеалисты поклоняются таинственной божественной "жизненной силе", которая якобы вдыхает жизнь в мертвую материю. А механисты склоняются перед всесильной "формулой" — перед расположением молекул… Если внешний вид каких-либо кристаллов случайно совпадает с внешним видом живых существ, механисты начинают кричать о "проявлении жизни в ее новой форме". А все эти искусственные "радиобы", "соляные существа" и так далее столь же похожи на своих прототипов, как гипсовое яблоко в витрине магазина — на сочный плод в яблоневом саду!

Незнакомые термины, необычайные доказательства угнетали, смущали Степана. Почти с отчаянием в голосе он спросил:

— Товарищ доцент, пусть не "жизненная сила", не "жизненная формула"… но что же нужно сделать, чтобы из неорганических веществ возникла жизнь?

— Это мы скоро узнаем, — ответил Петренко. — Академик Опарин и профессор Лепеширская работают сейчас над раскрытием тайны. И они достигнут успеха, я уверен в этом. Основные законы развития материи предвидел еще Энгельс, а дальше их развили Ленин и Сталин. В том-то и сила нашего мировоззрения, что мы не только объясняем, но и предвидим… А профессор Браун, как и многие другие буржуазные ученые, ни объяснять, ни предвидеть не умел.

Несколько минут сидели молча. Наконец Степан отважился спросить:

— Но как же работают буржуазные ученые? Ведь и у них есть достижения?

— Часть прогрессивных буржуазных ученых признает и защищает материализм. Некоторые высказывают реакционные взгляды лишь в угоду своим хозяевам, но тайком руководствуются материалистическими законами. А громадное большинство ищет свой путь наощупь. Если и появляется у такого ученого какой-либо успех — это значит, что ученый стихийно приблизился к материализму…

У Степана вспыхнули глаза:

— Товарищ доцент, а может быть, и профессор Браун…

— Возможно и так, — согласился Петренко. — Универсальный антивирус он создать не мог, ибо такое средство вообще создать нельзя. А вот вакцину против вируса "Д" или другой подобный препарат — возможно и создал. Я не вирусолог, поэтому-то и призвал на помощь доцента Великопольского. Но достаточно нам говорить об антивирусе и о Брауне… Устали?

— Устал. — Степан потер ладонью лоб и вздохнул.

— Вам тяжело, я знаю. Но перед вами — целая жизнь. Будете учиться, Степа?

— Буду.

— На врача?

— Да.

Доцент Петренко поднялся и крепко пожал руку Степана:

— Учитесь, мой друг! Возможно, будет тяжело, но не падайте духом. Вот уж и коммунизм не за горами. Кто, если не мы, советские люди, должны бороться за торжество жизни, за торжество коммунизма на земле!

Доцент Петренко беседовал со Степаном еще около часа. Он подробно расспрашивал обо всем, рассказывал о себе и о своей работе, давал много полезных советов. И чем искреннее и теплее звучал его голос, тем тяжелее становилось на душе у Степана.

Вот уже год он среди родных советских людей. Везде встречает привет и ласку. А за что? Что он сделал для своей Отчизны? Препарат профессора Брауна — не военная тайна. Антивирус Брауна — бессмыслица!

Доцент Петренко выглянул в окно. По широкой улице, залитой лучами заходящего солнца, шел юноша в аккуратной шинели, в тщательно начищенных сапожках. Вот он обернулся, долгим взглядом посмотрел на здание института, затем быстро пошел в сторону городского парка.

Глава III

Антон Владимирович Великопольский, заведующий вирусным отделом Микробиологического института, ходил по кабинету большими, тяжелыми шагами. В его руке дымилась "козья ножка". Доцент, привыкнув на фронте к махорке, все еще не мог перейти на папиросы. Затягиваясь дымом, он размышлял о Степане Рогове и антивирусе профессора Брауна.

"Подземный город… Да, такие города в Германии существовали. Профессор Браун… Существовал и профессор Браун, это имя знакомо с институтских времен… И, наконец, ампула и формулы… Нет, малый не врет, он действительно был в подземном городе, встречался с профессором, добыл ампулу с неизвестным препаратом".

Цыгарка прижгла пальцы. Доцент швырнул ее в угол, сел за стол и разгладил лист желтоватой бумаги. Он разбирал формулу за формулой, и брови его сдвигались все более и более. На листке были промежуточные реакция с короткими объяснениями по-латыни. Завершающая формула, видимо, также давала структуру полупродукта, потому что под ней стояла латинская фраза: "Присоединяя к полученному указанное ранее"…