Верность и терпение - Балязин Вольдемар Николаевич - Страница 112

Барклай не написал далее еще об одном эпизоде. О нем рассказал потом адъютант Барклая Левенштерн.

Он вспоминал, что в то время, когда по приказу Кутузова на левый фланг к Багратиону были срочно переброшены полки 1-й армии, этот приказ был передан через полковника Толя, помимо Барклая — у Кутузова просто не было для этого времени.

Однако генерал-лейтенант Лавров — командир 5-го корпуса — известил о том своего командующего армией, и Барклай тотчас же послал Левенштерна к Лаврову, чтобы передать приказ: не давать никому ни одной своей части, солдатам отдыхать и быть готовыми двинуться вперед первыми. Лавров ответил, что два его полка по приказанию Кутузова только что взял полковник Толь, чтобы поддержать Багратиона.

Когда Левенштерн донес об этом Барклаю, тот воскликнул с необычным для него раздражением:

— Следовательно, Кутузов и генерал Беннигсен считают сражение проигранным, а между тем оно едва только начинается. В девять часов утра употребляют резервы, кои я не предполагал употребить в дело ранее как в пять или шесть часов вечера.

Сказав это, он поскакал к Кутузову.

Кутузов отделился от своей многочисленной и блестящей свиты, стоявшей на большой дороге неподалеку от деревни Горки, и сам поехал навстречу Барклаю.

Кутузов пообещал не трогать оставшиеся у Барклая резервы, и они разъехались.

Барклай не написал об этом эпизоде, скорее всего, потому, что, остыв от напряжения боя, осознал свою неправоту. Однако тогда он не был до конца удовлетворен разговором с Кутузовым и поехал на позиции 2-й армии, чтобы лично убедиться, какая ситуация сложилась там на самом деле.

Далее Барклай писал: «Я сам прибыл ко 2-й армии для указания ее позиции, я нашел оную в жарком деле и войска ее в расстройстве. Все резервы были уже в деле. Я поспешил возвратиться, дабы немедленно привести с правого фланга, из-за центра обеих армий, 4-й корпус, оставшийся еще в моем распоряжении, с 6-м пехотным, 2-м кавалерийским и тремя гвардейскими полками. Я вскоре построил оные в виде крюка на левом фланге, 26-ю дивизию фронтом к 2-й армии».

В то время как на помощь Багратиону шли полки 1-й армии, Наполеон начал штурм Семеновских флешей.

Три маршала — Даву, Мюрат и Ней — повели войска. Впереди, сменяя из-за тяжелых ранений друг друга, шли командиры дивизий — Компан, накануне взявший Шевардино, затем Дессе, а после него — генерал-адъютант Наполеона Рапп, получивший в атаке на флеши свою двадцать вторую рану.

Увидев, что попытки сбить русских с позиций безуспешны, во главе атакующих встал «железный маршал» Даву и ворвался со своим любимым 57-м полком в левую флешь, но был сбит с лошади, контужен и потерял сознание.

В 8 часов утра пять французских дивизий все же ворвались во флеши, но Багратион сам повел в штыки свою пехоту и выбил противника с занятых им позиций.

Тогда Наполеон бросил в бой кирасир Неаполитанского короля Мюрата. Все тот же Федор Глинка писал: «Впереди всех несся всадник в живописном наряде. За ним волновалась целая река его конницы. Могучие всадники в желтых и серебряных латах, на крепких конях слились в живые медные стены. И вся эта звонко-железная толпа неслась за Мюратом».

Но и эта — третья — атака флешей была отбита.

В 9 часов началась четвертая. На ее острие шла образцовая дивизия генерала Фриана. В дыму и пламени она прошла сквозь русские позиции и ворвалась в деревню Семеновскую. Однако и на этот раз Багратион, собрав всех, кто только еще остался, пошел в контратаку и выбил неприятеля и из деревни, и с флешей.

Атака следовала за атакой до самого полудня. Уже почти до последнего человека пали дивизии Воронцова и Неверовского, а оба их командира были тяжело ранены.

Сводная гренадерская дивизия Воронцова, отражавшая натиск французов, по выражению своего командира, «исчезла не с поля боя, а на поле боя».

Уже был убит командир бригады генерал-майор Александр Тучков — младший из братьев-генералов, — поднявший своих солдат в контратаку со знаменем в руках. Уже рвы перед флешами были завалены телами тысяч погибших, когда корпус пасынка Наполеона Евгения Богарнэ нанес удар по центру и после второй атаки взял Курганную высоту, на которой стояла батарея Раевского.

Французы тотчас же втянули на высоту пушки и открыли фланкирующий огонь по флешам.

Вслед за тем, выдвинув против русского левого фланга 400 орудий и 45 тысяч пехотинцев и кавалеристов, противник начал восьмую атаку флешей.

Наполеон понимал, что эта атака будет последней, ибо, если левый фланг устоит, то рухнет весь его замысел, вся его концепция, казавшаяся такой логичной и стратегически безукоризненной.

Он нервничал, ничего не понимая в происходящем, но все же был уверен, что обязательно переломит ход борьбы в свою пользу никогда не изменявшим ему приемом — сломит силу противника еще большей силой.

Он решил бросить в последнюю атаку дивизию генерала Фриана — «железных людей», спешенных кирасир, одетых в кованые нагрудники, перед чьими штыками пока еще никто не смог устоять.

А впереди дивизии он решил поставить маршала Мишеля Нея, храбрейшего из храбрых, рыжего двухметрового великана, носившего в его армии прозвище Бог Марс.

— Маршал Ней, — сказал ему Наполеон, как только тот появился перед ним, — приказываю вам взять дивизию Фриана и прорвать русские порядки.

Ней поднял над головой свою прославленную шпагу, которая, упираясь в землю острием, концом эфеса доставала до плеча маршала. Шутили, что на ней можно было жарить быка, и потому звали это орудие не шпагой, а вертелом.

Отсалютовав, Ней пошел к дивизии Фриана и встал в первый ряд: маршалы Франции всегда шли впереди своих солдат.

Наполеон поднял подзорную трубу и стал следить за тем, как Ней во главе дивизии поднимается на высоту.

Его рыжая, ничем не покрытая голова была отлично видна императору, и он видел, как шаг за шагом, все выше и выше поднимается к вершине высоты Бог Марс.

Рядом с дивизией Фриана шел «железный маршал» Даву. Контуженный два часа назад в четвертой атаке на флеши, он быстро пришел в себя и, ревнуя Нея к ратной славе, тоже шел впереди своего любимого 57-го пехотного полка.

Наполеон следил за Неем, но вдруг он исчез из окуляра его трубы.

— Скачите, капитан, — приказал он одному из своих адъютантов, — узнайте, что с Неем, я не вижу его. Он ранен? Убит?

…Через двадцать минут адъютант слетел с седла.

— Маршал жив и невредим, сир! — выпалил капитан.

— Но почему же я не вижу его?

— Там такой густой пороховой дым, сир, что голова маршала стала совершенно черной…

В это время 57-й полк Даву без выстрелов, со штыками наперевес, прорвался к русским пушкам. Увидев это, Багратион воскликнул: «Браво!» — и сам повел сводную колонну кавалеристов и пехотинцев в контратаку. Барклай внимательно следил за положением дел на позициях 2-й армии, и когда французы ворвались в последнюю среднюю флешь, именно тогда он приказал своему адъютанту Клингферу немедленно идти на помощь Багратиону кавалерийским полкам Дохтурова, трем полкам 1-й Кирасирской дивизии, двум ротам гвардейской артиллерии и трем полкам лейб-гвардии — Измайловскому, Литовскому и Финляндскому.

К этому времени 2-я армия отбила семь атак.

Во время восьмой атаки был тяжело ранен Багратион. Когда его уносили с раздробленной ногой, он сказал: «Передайте Барклаю, что теперь он решает судьбу боя. До сих пор все идет хорошо. Да сохранит его Бог».

Прибывший на смену Багратиону генерал-лейтенант Дохтуров остановил дрогнувшие войска и, демонстративно невозмутимо сев на барабан, спокойно приказал: «За нами Москва! Умирать всем, но ни шагу назад!»

Он отвел остатки 2-й армии за деревню Семеновскую и опять прочно стал на новом рубеже.

К этому времени центр боя переместился в район Курганной высоты, на которой стояла батарея Раевского. Еще с 10 до 11 часов утра ее безуспешно атаковали дивизии Брусье и Морана, но были отбиты.

В два часа дня французы начали ее решающий штурм, поддержанный огнем 300 орудий. Теперь на высоту пошли три пехотные и одна кирасирская дивизия, мчавшаяся впереди.