Незримая паутина: ОГПУ - НКВД против белой эмиграции - Прянишников Борис Витальевич - Страница 30

В Варшаве совещался о поездке с представителем «Треста» Артамоновым. Затем выехал к «окну» вблизи от пограничной станции Столбцы.

В ночь на 23 декабря 1925 года, с паспортом на имя Иосифа Карловича Шварца, он проследовал через «окно». Сопровождал его Иван Иванович, в действительности агент ОГПУ Михаил Иванович Криницкий.

На советской стороне Шульгин познакомился с известным чете Шульц Антоном Антоновичем, бывшим до революции товарищем прокурора Стародубского окружного суда Сергеем Владимировичем Дорожинским. С ним он доехал до Киева. Шульгин остановился в скромной гостинице «Бельгия», его спутник — в «Континентале». Приставленный к Шульгину Дорожинский сообщал ОГПУ о своих беседах с ним. Толковали о делах эмигрантских. Шульгин сказал, что считает Врангеля выдающимся человеком с железной волей, подтвердил, что Врангель не ладит с Кутеповым. И добавил, что ему пришлось не раз защищать «Трест» от нападок Врангеля и Чебышева.

На улицах Киева чекисты неотступно следовали за Шульгиным. Они предполагали, что у него могли быть неизвестные «Тресту» явки. Заметив слежку, Шульгин то убегал от филеров на извозчике, то трамваем, то совсем не выходил из гостиницы. Своими опасениями он поделился с Дорожинским, но тот успокаивал его, заверяя в полной безопасности.

Отъездом в Москву Дорожинский положил конец киевским страхам Шульгина. 4 января 1926 года на вокзале в Москве их встретил Шатковский, бывший жандармский подполковник, ставший сотрудником ОГПУ.

В Москве Шульгин трижды беседовал с людьми из «Треста». Первая беседа состоялась 13 января на квартире Якушева в присутствии двух других «трестовиков». Вторая — на другой квартире, куда его привез Дорожинский.

В «Послесловии» к своей книге «Три столицы» Шульгин писал:

«Сначала мы говорили с Федоровым вдвоем. Он получил письма из заграницы и возмущался эмигрантскими распрями. Затем разговор соскользнул на генерала Врангеля, к которому Федоров относился с большим уважением, но сокрушался, что барон Врангель под разными предлогами отказывается иметь с „Трестом“ дело. И тут я принял деликатное поручение: если, даст Бог, я благополучно вернусь в эмиграцию, попытаюсь изменить точку зрения генерала Врангеля на „Трест“ в благоприятную сторону. Должен сказать, что я с величайшим удовольствием и даже, можно сказать, с энтузиазмом принял его поручение».

Затем обсуждали план Шульгина об устройстве базы для врангелевских офицеров в его имении в Польше, находившемся в двух верстах от границы, замаскировав ее под фабрику гнутой мебели. Потапову этот план понравился. После деловой части беседы вспоминали доброе старое время, жизнь императорского двора, убийство Распутина и начало революции.

Во время обеда, на котором присутствовали Якушев и Дорожинский, появился Опперпут. Его Якушев представил Шульгину как «министра финансов» «Треста».

После обеда Дорожинский отвез Шульгина на дачу в Лосиноостровской, расстался с ним и поручил его чете Шульц. Свое пребывание на даче, уже после захвата его агентами НКВД в 1944 году в Сремских Карловцах, Шульгин описал так:

«Я был отдан Марии Владиславовне Захарченко-Шульц и ее мужу под специальное покровительство. Муж ее был офицер. По ее карточкам, снятым в молодости, это была хорошенькая женщина, чтобы не сказать красивая. Я ее узнал уже в возрасте увядания, но все-таки кое-что сохранилось в ее чертах. Она была немного выше среднего роста, с тонкими чертами лица. Испытала очень много, и лицо ее, конечно, носило печать всех испытаний, но женщина была выносливой и энергии совершенно исключительной. Она была помощницей Якушева… Оба супруга, она и муж, часто навещали меня, они жили там же, возле меня, постоянно выезжая в Москву, оттуда примерно час езды до их дома… Мне приходилось вести откровенные беседы с Марией Владиславовной. Однажды она мне сказала: „Я старею. Чувствую, что это мои последние силы. В „Трест“ я вложила все свои силы, если это оборвется, я жить не буду“.

Позже Захарченко жаловалась на медлительность Якушева: „Разочаровавшись постепенно в Якушеве, она идеализировала другого члена этой организации“.

Этот другой был приставленный к чете Селянинов-Опперпут-Стауниц.

У Шульгина были сведения, будто его сын находится в Виннице в больнице для душевнобольных. Он хотел выехать туда, но „Трест“ его не пустил. Якушев обещал послать в Винницу человека с запиской сыну. Тем и кончились бесплодные поиски давно погибшего сына.

Шульгин захотел побывать в Ленинграде. Когда об этом зашел разговор, кто-то стукнул два раза в окно. Якушев вышел и вернулся с человеком, принесшим пакет и уходя сказавшим по-польски „До видзеня, пан“. Шульгину Якушев объяснил, что это был связной из польского посольства, доставивший пришедшую из Варшавы для „Треста“ почту.

Пребывание Шульгина в России Дзержинский решил использовать с максимальной пользой. От него деятели „Треста“ получили задание подсказать Шульгину мысль о написании книги, полезной советской власти. 16 января Якушев предложил Шульгину подробно описать поездку в Киев, Москву и Ленинград. Шульгин согласился.

В ночь на 6 февраля 1926 года Шульгин выехал в Минск. Сердечно распрощался с провожавшим его Дорожинским. Перевел его через „окно“ тот же „контрабандист“ Криницкий. Приехав в Варшаву, через Артамонова он отправил „Тресту“ благодарственное послание.

Вернувшись в Зарубежье, Шульгин рассказывал, что виделся со многими деятелями „Треста“ и не допускал, что все они — агенты ОГПУ. Он писал: „…я был в совершенном восторге от моих „контрабандистов“ и одновременно огорчен тем, что П. Н. Врангель моими чувствами I“ воспламенился и „контрабандистами“ заинтересоваться не захотел».

Свою книгу «Три столицы» Шульгин по частям пересылал Якушеву для прочтения и одобрения. Рукопись читал не только Якушев, но и руководители ОГПУ. Одобренная чекистами, книга «Три столицы» благоприятно для советского строя описывала перемены, происшедшие в России с 1920 по 1925 год. Внося смуту в умы эмигрантов, эта книга рассеяла сомнения в «Тресте», возникшие после гибели С. Рейли.

Стауниц и Мария Захарченко

20 июля 1926 года умер Феликс Дзержинский. На посту главы ОГПУ его заменил ближайший помощник, тоже поляк по происхождению, Вячеслав Рудольфович Менжинский. Сподвижник Ленина, убежденный марксист, Менжинский был образованным человеком, владевшим несколькими языками. Как и Дзержинский, был он жестоким чекистом, безжалостно расправлявшимся с врагами большевизма. Под его руководством были проведены последние операции «Треста».

В течение добрых пяти лет Якушеву и Потапову удавалось морочить голову доверчивым эмигрантам, удерживая их от сколько-нибудь опасных для большевиков действий. Динамичную Марию Захарченко и Радковича тяготило отсутствие «настоящих дел». Тем более, что и генерал Кутепов стремился к проведению террора и диверсий, которые, как думал он, пробудят волю народа к борьбе с коммунизмом.

Для осуществления террористических актов Кутепов договорился с Якушевым об отправке в Россию групп офицеров. С ведома «Треста» осенью 1926 года прибыли три офицера: Сусалин, Каринский и Шорин.

Полковник Сусалин, ознакомившись в Москве с обстановкой, усомнился в «Тресте». Несмотря на советы четы Шульц соблюдать осторожность, он высказал свои сомнения «трестовику», чекисту Старову, и бесследно исчез. Обеспокоенные Шульцы узнали от Опперпута, что Сусалина якобы опознали болгарские коммунисты, знавшие его по Софии как белогвардейца, после чего он погиб в застенке ГПУ.

Недовольная медлительностью Якушева, противника террора и сторонника накапливания сил, Мария Захарченко сблизилась со Стауницем. Не раз говорила она с ним о необходимости террора — наедине. Эти частые беседы вдвоем сблизили их, они стали любовниками. Думала ли Мария, что в постели она больше узнает о «Тресте» от Стауница? Зато Стауниц знал безошибочно, что самый верный путь к Кутепову был через Марию Захарченко. Мало-помалу он стал соглашаться с Марией, не мешая ей строить планы террористических актов. Об откровенных беседах с Марией Стауниц немедленно докладывал Якушеву, каждая высказанная ею и Радковичем мысль становилась достоянием. КРО ОГПУ.