Новые центурионы - Уэмбо Джозеф - Страница 22

— Как насчет пищи для души, братишка? — спросил Кильвинский с негритянским акцентом, останавливая машину перед опрятным с виду буфетом на Нормандской улице.

— С удовольствием бы чего-нибудь отведал, — улыбнулся Гус.

— Толстый Джек готовит лучший в городе суп из окры. Много креветок и крабьего мяса, много цыпленка и окры, немного риса и сколько хочешь легких, словно пух, домашних запахов. Настоящий лу-уу-изи-анский окровый суп.

— Вы с Юга?

— Нет, просто знаю толк в еде, — сказал Кильвинский и, пока они входили, попридержал дверь. Им быстро поднесли по громадной чаше с супом, и Гусу понравилось, как Толстый Джек произнес:

— Там нынче полно креветок.

По примеру Кильвинского Гус плеснул сверху немного горячей приправы, хоть блюдо и без того было острым; вкус изменился и стал восхитителен, его не портили ни нарезанные мелко цыплячьи шейки, ни крабьи клешни, которые приходилось вылавливать и обсасывать досуха. К своей пряной кашице Кильвинский добавил еще подливки и съел добрую половину маисового хлеба из гигантской хлебницы. Однако ужин оказался чуть испорчен, когда каждый из них вместо платы за него вручил официантке грошовые чаевые. Принимая эту услугу, Гус чувствовал себя виноватым и прикидывал, как, в случае чего, будет объясняться по данному поводу с сержантом. Интересно, что говорят за их спинами Толстый Джек и официантки? Называют дармоедами?

Ровно в 11:00 вечера, когда они кружили по жилым кварталам севернее Слосон-авеню, Кильвинский вдруг спросил:

— Готов поработать на «шлюхином вагончике»?

— На чем, на чем?

— Я спрашивал сержанта, можно ли сегодня вечерком забрать из гаража автофургон и поохотиться на кошечек, он сказал, что неплохо бы, но только если будет спокойно в эфире; вот уже полчаса, как по Университетскому округу нету никаких вызовов, так что давай-ка съездим, заберем фургон.

По-моему, твоему образованию это не повредит.

— Вроде не скажешь, что их здесь слишком много, — сказал Гус. — Та парочка, что вы мне показали на углу Вернон-стрит и Бродвея, да одна проститутка на Пятьдесят восьмой, вот и все…

— Погоди, ты не видел еще Западной авеню.

Когда они приехали в участок, Кильвинский кивнул в сторону грузовика синего цвета с белой надписью на боку: «Управление полиции Лос-Анджелеса».

На задней стенке грузовика окон не было, к двум боковым прикреплены скамейки. Салон для пассажиров был отделен от кабины тяжелым стальным щитом.

— Пойдем предупредим босса, — сказал Кильвинский. Еще через пятнадцать минут, в течение которых он перешучивался у конторки с полицейским женского пола по кличке Кэнди, они наконец уселись в фургон, и тот, словно синий носорог, загромыхал по Джефферсонскому бульвару. Гус подумал, что ни за что не согласился бы по своей воле сидеть там, сзади, на деревянной скамейке, в этом жестком трясущемся фургоне.

Кильвинский свернул на север к Западной авеню. Не успели они проехать по ней и двух кварталов, как Гус вдруг понял, что потерял счет фланирующему, вертлявому, кричаще разодетому бабью, которое прогуливалось по тротуарам большей частью по ходу движения так, чтобы машинам было удобнее парковаться у тротуара. Бары и рестораны на Западной авеню и в ее окрестностях были набиты до отказа, а на стоянке перед заведением с замысловатым названием «Блу Дот Макейфиз Казбах» расположился внушительный бастион из «кадиллаков» с откидными верхами.

— Сводник — выгодная профессия, — сказал Кильвинский, ткнув пальцем в один такой «кадиллак». — А кошечки — ну просто живые и бездонные копилки.

Потому-то, я подозреваю, проституция и запрещена во многих странах.

Слишком высокая прибыль и никаких накладных расходов. Сводникам бы ничего не стоило мгновенно завладеть всеми рычагами экономики.

— Господи, но здесь все выглядит так, будто она уже узаконена! — сказал Гус, оглядывая пестрые фигурки по обеим сторонам Западной авеню, склонившиеся к окошкам припаркованных автомобилей, стоявшие группками или сидевшие на невысоких парапетах у своих жилищ. Гус обратил внимание, что на синий фургон, прогрохотавший мимо них на север к бульвару Адаме, проститутки смотрели с искренним беспокойством.

— Для начала полезно прошвырнуться по всей Западной и показать им, что фургончик выполз на промысел. Ну а если они не уберутся с улицы, мы их подберем. Небось под париками у них деньжата вместо вшей, а, как думаешь?

— Святая правда, — ответил Гус, не сводя глаз с проститутки с невероятно пышной грудью, в одиночестве стоявшей на углу Двадцать седьмой улицы. Он был поражен тем, насколько привлекательные особи встречаются среди них. Он заметил, что ни одна из девиц не расстается со своей сумочкой.

— Каждая при сумочке, — сказал Гус вслух.

— А как же, — улыбнулся Кильвинский. — Для отвода глаз. Туфельки на шпильках и сумочки, короткие юбчонки или брюки в обтяжку. Мода-униформа.

Но можешь не беспокоиться, в сумках у них не хлебные буханки. А деньги все бабы в этих краях носят в лифчиках.

На Вашингтонском бульваре Кильвинский развернулся.

— На проспекте их было двадцать восемь, — сказал Гус. — Но я не уверен, что кого-то не пропустил в самом начале!

— Местные жители должны покончить с этим, — сказал Кильвинский, закуривая сигарету и вставляя ее в пластмассовый мундштук. — Стоит им заныть погромче, и судьи даруют девочкам чуток времени на то, чтобы снова уйти в подполье. Я знаю одну шлюху, которую задерживали уже семьдесят три раза. Самое большее, что удавалось сделать, — это посадить ее на шесть месяцев по двум различным статьям. Между прочим, этот шлюхин вагончик — штука совершенно противозаконная.

— То-то я удивлялся: что нам с ними делать? Куда мы их повезем?

— На прогулку, только и всего. Обычно мы подбираем их и катаем какой-нибудь часок, потом отвозим в участок и проверяем, не числится ли за ними какого-либо нарушения уличного порядка, и позволяем им преспокойненько уйти. Но все это так же противозаконно, как, к примеру, содержать притон. Очень скоро нам перекроют кислород и запретят так поступать, но сейчас это срабатывает. Девочки страшно не любят, когда их запихивают в фургон. Просто временная мера. Давай-ка возьмем вон тех двух.

Поначалу Гус никого не увидел, но затем у телефонной будки на углу Двадцать первой задвигались тени, он заметил, как пара девиц в голубых платьях зашагала по улице к западу. Приветствие Кильвинского — «Добрый вам вечерок, дамочки!» — они проигнорировали, тогда оба полицейских вышли из кабины, и Кильвинский, приглашая, распахнул заднюю дверцу фургона.

— Дерьмо ты, Кильвинский, чтоб тебя… Вечно до меня докапываешься, — сказала та, что помоложе, азиатка в темно-рыжем парике. Лет ей поменьше моего, решил Гус.

— Что это за бэбик? — спросила другая, ткнув в него пальцем и выказав покорное смирение и готовность взобраться на высокую подножку. Для этого платье, облегавшее тело плотно, словно трико, ей пришлось задрать к самым бедрам.

— Ну-ка, бэбик, подсади, — обратилась она к Гусу, однако руки ему не подала. — Возьмись-ка пятерней покрепче за мой роскошный зад да толкай.

Кильвинский пожевывал мундштук и от души забавлялся, наблюдая за тем, как его напарник уставился на совершенно голые крепкие ягодицы — эту темную гладкую дыню с отломленным черенком. Гус обхватил ее за талию и помог подняться, она истерически захохотала, а Кильвинский лишь мягко усмехнулся, запирая двойные двери, потом они оба вернулись в кабину.

Следующую подобрали на Адаме, но теперь, когда фургон выехал на охоту, это тут же усекли: девиц значительно поубавилось. Тем не менее на Двадцать седьмой они подобрали еще трех. Одна из них в бешенстве насылала проклятья на голову Кильвинского за то, что он обслужил ее вне очереди: она каталась в этом вагончике только вчера, правда с другим «легашом».

Очутившись в фургоне, проститутки тут же принялись тараторить и смеяться. По их щебетанию нельзя было сказать, что они очень уж расстроены. Гусу показалось, что кое-кто из пассажирок, похоже, наслаждается этой короткой передышкой во время уличной работы. Он поделился своими соображениями с Кильвинским, который сказал, что в этом есть доля истины: работа у них поопаснее многих, да и сил отнимает достаточно, вспомнить хотя бы тех грабителей и садистов, что видят в них свою добычу. От каких-то бед их ограждают сутенеры, но оградить от других сводников, непрерывно только тем и занятых, как бы увеличить количество стойл в своих конюшнях, они не в состоянии.