Человек на поводке - Вильямс Чарльз - Страница 33

— Чертовски неплохие, — ответил Ромстед. — Но только на время. В конце концов до него доберутся, но нам от этого не легче. — Зачем вселять в нее надежду, тем более, что их подслушивают.

Интерком молчал. День тянулся нескончаемо медленно. В полдень через панель передали две миски какого-то супа, несколько банок пива и пачку сигарет, которые курила Полетт. Они уже начали надеяться, что неугомонная девица уехала вместе с посланием, однако вскоре после обеда она снова взялась за дело.

— Как вы думаете, — спросила Полетт, — существуют ли монастыри, куда принимают новообращенных моего возраста?

Ромстед улыбнулся, но промолчал. Он лишь вполуха слушал ее. Вот если бы Кесслер выложил по интеркому план того, как он собирается забрать выкуп! А так пока думать было не о чем. Немного погодя Ромстед подошел к интеркому и спросил:

— Когда нам сообщат, что и где мы должны делать?

Ответа не последовало. Возможно, его слова записывались на пленку. Сколько их там осталось? Около получаса царила полная тишина. Может, они ушли готовиться к операции? Ромстед снял тяжелый башмак, подошел к комоду и замахнулся, делая вид, что собирается разбить зеркало. Панель немедленно отодвинулась, и стволы дробовика уставились ему в грудь.

— Это еще что такое? — спросил голос Центрового.

— Благодарю. Вы ответили на мой вопрос, — сказал Ромстед. Он обул башмак и зашагал по комнате, снедаемый беспокойством и разочарованием.

— Я никогда не могла понять, — начала Полетт Кармоди, — какие у вас с вашим отцом были отношения? И были ли они вообще?

— Мы редко виделись.

— Это мне известно. Давайте смотреть правде в глаза — отцовский долг значил для него не больше, чем для обыкновенного племенного жеребца или быка. И я совершенно не могу представить его в роли рыдающего плакальщика, который идет впереди похоронной процессии, посыпает голову пеплом и бьет себя в грудь и вопит: «За что мне такое горе?!» Он помогал вам, пока вы не стали достаточно взрослым, чтобы заботиться о себе, а когда вы время от времени встречались с ним, то он просто угощал вас выпивкой — но не более того. Однако это не мешало ему любить вас, восхищаться вашими спортивными достижениями и вообще гордиться вами, своим сыном. Вы не жалели о том, что почти не виделись с ним? Не чувствовали себя брошенным?

— Нет. — Ромстед перестал мерить шагами комнату и задумался. Ему и раньше задавали подобные вопросы, и он никогда не знал, как на них отвечать. Они с отцом уважали друг друга, пожалуй, даже испытывали взаимное восхищение, но просто-напросто не были нужны друг другу. Может, действительно им обоим никто не был нужен? Независимость и самостоятельность были наследственными, врожденными и, похоже, единственными роднившими их чертами характеров.

— У вас есть девушка? — спросила Полетт.

— Да. И какая!

— Мне бы хотелось с ней познакомиться. Но помоги ей Господи, если она когда-нибудь выйдет за вас замуж! Вы слишком сильно похожи на отца.

Ромстед пожал плечами:

— То же самое сказал и Кесслер.

— Интересно, что он имел в виду? Они ведь убили вашего отца, но я не уверена, что больше ничего не случилось. Уж слишком они осторожничают.

Ромстед принялся уверять Полетт, что всегда следует вести себя осторожно с теми, кому нечего терять, но похоже, в этом не было нужды. Полетт была упряма и достаточно трезво смотрела на вещи, чтобы разобраться во всем самой.

На ужин им дали еще супу. С наступлением сумерек зажегся свет. Он мешал заснуть, однако, как отметил про себя Ромстед, и в темноте это было бы не так-то просто. Оставалось лишь смириться и ждать. В одиннадцать утра следующего дня они услышали, как к дому подъехала машина. А через несколько минут на связь по интеркому вышел Кесслер.

— Вам будет приятно услышать, что Джером Кармоди и банк согласились на два миллиона, — сообщил он, — а также с условиями доставки.

— А как насчет полиции? — спросил Ромстед. — И ФБР?

— Они уверяют, что не обращались к ним. В газетах и по телевидению ничего нет, но они, конечно, это сделали. Я не сомневаюсь, что целые кабинеты федералов раз за разом прокручивают записи телефонного разговора, выдирая себе волосы целыми горстями и пытаясь разобрать голос или уловить какой-либо фон. Однако голосовой вибратор, прижатый к горлу, вряд ли им сильно помог.

«Давай-давай, — подумал Ромстед, — хвастай дальше. Эгомания — это то немногое, что играет нам на руку; эгомания и жадность».

— Сначала мы хотели, чтобы деньги доставил Джером Кармоди, — продолжал Кесслер, — но нам стало известно, что у него серьезные проблемы с сердцем, а я не хочу, чтобы кто-то загнулся за рулем на скорости в семьдесят миль в час с моими двумя миллионами долларов в машине.

— Вы не должны поддаваться подобным сентиментальным порывам, — перебила его Полетт.

— Если хотите слушать дальше, то заткнитесь. Поэтому мы остановились на Бруксе. Он работает на банк, поэтому выходит, что сам банк доставляет вам ваши же деньги. Двое из нас видели Брукса в лицо, поэтому им не удастся подослать к нам его дубликат из ФБР.

У них есть все факты и фотографии. Вы будете находиться на поводке. Взрывчатки в машине вполне достаточно, чтобы разнести ее ко всем чертям, и только радиосигнал передатчика будет удерживать схему детонатора от срабатывания. Чтобы обеспечить более широкий простор для операции, я воспользовался низкой частотой. Поэтому не будет слепых для приема пятен, даже когда вы окажетесь за холмами или в каньонах. Сам передатчик тоже будет управляться на расстоянии. Они смогут обнаружить его локаторами и за пять-шесть часов добраться до этого места на мулах, но зачем им это? Если его выключить, то вы погибнете. Их предупредили, что любое отклонение от установленной мной процедуры будет стоить вам жизни. Кроме того, им известно, что на протяжении всего пути мы будем контролировать машину, чтобы наверняка знать, что за рулем Брукс.

Доставка денег произойдет в пустыне Мохава, между Барстоу и Лас-Вегасом. Если по шоссе за Бруксом будет следовать другая машина, а также появится самолет или вертолет, мы сворачиваем дело, возвращаемся на исходные позиции и…

— Хорошо, хорошо, — перебил Кесслера Ромстед. — Будем считать, что они приняли ваши правила игры — Брукс едет один и никто за ним не следует. Вы так настаивали, что они вынуждены были уступить. Но, ради Бога, пошевелите мозгами. Во-первых, вам не хуже меня известно, что Брукс будет держать постоянную связь с ФБР по радио. У правительства США есть свои эксперты по электронике. Во-вторых, машина будет оборудована устройством, позволяющим определить направление ее движения. И в-третьих, — и тут вам крыть нечем — вы окажетесь в блокаде. Вы будете окружены со всех сторон полицией, заместителями шерифов из ближайших округов и агентами ФБР. Они перекроют каждую нору, через которую способен проскочить заяц. И не думайте, что у них ничего не получится.

— Конечно получится, — весело согласился Кесслер. — Блокада, кордон — называйте как вам нравится — являются одной из старейших тактик сил правопорядка во всем мире, и она успешно действует, если известно, какой район нужно блокировать. А они узнают это слишком поздно, к тому же от Барстоу до Лас-Вегаса достаточно большое расстояние. Если быть точным, более ста пятидесяти миль… Ну хорошо, дайте ему карты.

Последнее явно относилось к кому-то по другую сторону зеркала. Ромстед подошел к комоду. Панель сдвинулась. На комод вместе со сложенным в несколько раз листом белой бумаги и кнопками положили карты шоссейных дорог Калифорнии и Невады, выпущенные нефтяной компанией. Панель закрылась, и Ромстед услышал, как щелкнул замок.

— Разверните большую карту и приколите ее к стене, — велел Кесслер, — так вам будет удобнее следить.

Ромстед так и сделал. Это была тщательно нарисованная от руки и раскрашенная карта; он решил, что это крупномасштабное увеличение шоссе от Барстоу до Лас-Вегаса, и приколол ее к стене между кроватями.

— На тех картах шоссейных дорог, которыми мы пользовались, указаны не все дороги в пустыне, — начал Кесслер. — А моя указывает даже те, которые таковыми не считаются. Она нарисована в соответствии с масштабом, и я сам изъездил вдоль и поперек те дороги, которые мы собираемся использовать. Карта охватывает тридцать миль на восток и на запад вдоль участка шоссе номер пятнадцать, что восточное Барстоу, и покрывает местность от десяти миль на юг до двадцати миль на север от шоссе, другими словами, всего девятьсот квадратных миль.