Муха в розовом алмазе - Белов Руслан - Страница 59

Синичкина тоже нервничала довольно спокойно; наверное, обдумывала, как Баклажана одурачить, да так, чтобы он на задних лапках за ней ходил, ходил, а потом к обрыву крутому подошел (их полно на Кумархе глубоких) и с благодарностью во взоре с него сиганул.

Лучше всех себя Сашка чувствовал – особенно после того, как в аптечке Синичкиной покопался и нашел пару-другую таблеток тазепама.

...Пока каждый из нас о своем насущном думал и к худшему-лучшему готовился, Веретенников добрался до гнезда Баклажана.

– Что-то он не в своем уме, мне кажется, – сказала Синичкина, когда Валерка исчез в скалах.

– А кто среди нас в своем уме? – усмехнулся я, трезво оценив свое психическое состояние. – Нам в уме сейчас быть нельзя, нормальный человек среди нас не выживет, особенно в такой природной обстановке.

– Лично я в полном порядке, – промурлыкала Синичкина, разглядывая свое личико в зеркальце. – А вот вам надо подкрепиться.

И бросила нам с Сашкой по брикетику сушеной вермишели отечественного производства.

Мне достался с грибным запахом, Сашке – с куриным. Развернул я свой брикетик, уставился на Гиссарский хребет и стал есть.

– А воды-то у нас нет... – констатировал Сашка, тщательно пережевывая свой куриный запах.

– Ага... – вздохнул я. – И это печально, потому как здесь, под высокогорным солнцем и под ветром, водичка из наших тел быстренько испариться. И значит, мы правильно сделали, что согласились друг с другом воевать – у Али-Бабая есть вода, Баклажану до сая Скального с хрустальной водичкой метров десять, а на нас, разморенных зноем и жаждой, через пару дней можно будет мочиться, стоя на краю этой долбанной канавы.

Кучкин перестал жевать и уставился в горячее небо. Посмотрел, посмотрел, потом выкинул недоеденный брикет за борт канавы и сказал голосом, полным безнадежности:

– Не станет Иннокентий Александрович два дня с нами валандаться. Он на Поварскую торопится и потому ждать, пока мы сами по себе умрем, не станет.

К этому времени из скал Баклажана вывалился Веретенников. Вывалился и вниз пошел, по-прежнему в маечке Синичкиной. Понравилось, видать, дурака валять. В гостях у Али-Бабая он был недолго; откланявшись, неторопливо пошел к ручью.

– Воды бы догадался в Шахмансае зачерпнуть... – мечтательно сказал Сашка, рассматривая Валеру сквозь прикрытые веки. – Вон сколько банок консервных валяется.

Банок по саю действительно лежало много. За десять лет разведки наша полевая голытьба чего только не съела консервированного: и кильки в томатном соусе вагон, и сгущенки с тушенкой эшелон, и "Завтрака туриста" пару трейлеров, и столько же югославского паштета из советской бумаги (из импортной вкуснее был бы, точно).

Так вот, банок было много, и Веретенников, добравшись до ручья (не до конца, видимо, помутился), набрал в штук шесть водички и понес к нам.

Каждому из постояльцев разведочной канавы досталось по две банки. Подождав, пока мы напьемся, Веретенников сказал, что Баклажан предлагает боевые пары складывать из двух корзин, одной – их, другой – нашей. Короче – один борт ущелья против другого. Мы, естественно, с радостью согласились. А когда Валера предложил мне составить с ним одну из пар, я и вовсе возликовал: план мой осуществлялся без всяких усилий с моей стороны.

И остальные пары были составлены так, как мне хотелось: Сашка Кучкин выходил против Али-Бабая, а Синичкина – против Баклажана.

После того, как мы ударили по рукам, Валерка сказал, что Иннокентий Александрович предлагает турнир начать с боя Кучкин – Али-Бабай, так как в случае гибели последнего никакого политического вакуума в Шахмансае не образуется – в дырявой берлоге подземного араба останется преданная ему Мухтар со снайперской винтовкой и автоматом. Она же, как боевая единица, вкупе с одним из оставшихся в живых после первого тура, сможет составить одну из двух полуфинальных пар.

Вновь ударив по рукам, мы приступили к выбору оружия. Кучкин сказал, что хочет стреляться с арабом на пистолетах, и что он согласен на подземный поединок.

Веретенников одарил его благодарной улыбкой и сказал:

– Давай тогда сделаем так: Али-Бабай уходит под землю, ты через пять минут после его ухода кидаешь в лаз лимонку, чтобы значит, он побоялся тебя снизу дожидаться, и тут же спускаешься по веревочной лестнице, она давно там прилажена. При таком раскладе Али-Бабай будет вынужден дожидаться тебя в штреке, у устья "алмазной" рассечки. Иными словами, ты спуститься раньше, чем он добежит после взрыва до лаза.

Кучкин бесшабашно улыбаясь, согласился, хотя предложенный вариант дуэли был не неоднозначен. Во-первых, от взрыва гранаты лаз мог обрушиться и отрезать Сашкиным пулям путь к сердцу Али-Бабая, а во-вторых, подземный араб мог заминировать место дуэли или просто заманить соперника на заминированное место.

Но Кучкин смолчал, и мне не было никакого резона вмешиваться в частные поединочные дела, тем более что задуманная мною комбинация по спасению собственного потомства и Москвы развивалась более чем удовлетворительно. Было, правда, сомнение на душе, ведь то ли Паркинсон, то ли Мэрфи говорили: "если вам кажется, что дела идут хорошо, значит, вы чего-то не замечаете". Ну и фиг с ней, с их зарубежной мудростью. Согласился Сашка, ну и правильно сделал.

Как только все было улажено, с Веретенниковым случился умственный конфуз. Совершенно неожиданный, надо сказать, конфуз. Он вытаращился в меня остановившимся взглядом, повел подбородком, снимая напряжение, и сказал ученым таким голосом:

– В заключение хочу с удовольствием отметить, что индикационное дешифрирование Cirrus Cumulus с целью широкого использования последних в сталелитейной промышленности Ямало-Ненецкого национального округа было впервые разработано в лаборатории дешифрирования материалов аэрокосмических съемок ЦЫЦ РАН под руководством доктора географических наук Виктора Сергеевича Алексеева. Им же впервые была построена математическая модель взаимодействия пустынных ландшафтов южного Кара-Кума с хасыреями и булгунняхами[40] Тазовского полуострова через мебельную фирму «Восторг» и нефтепровод Тюмень – Персидский залив – Ужгород... По этой проблеме у меня все, с нетерпением ожидаю ваших вопросов.

– У меня есть вопрос! – встал я, забыв о том, что на нашу канаву нацелена, по крайней мере, пара снайперских винтовок. – Как вы считаете, многоуважаемый господин Веретенников, какое отношение имеет российский прозаик Николай Васильевич Гоголь к проблеме азрокосмического мониторинга Ямбургского газоконденсатного месторождения?

– Самое прямое отношение, уважаемый коллега, – начал Валерий с доброжелательной улыбкой на лице. – Длительное время, а именно с 1992 года по 1994 Николай Васильевич Гоголь принимал деятельное участие в выездных сессиях Лаборатории дешифрирования материалов аэрокосмических съемок ЦЫЦ РАН... Он проявил себя как внимательный слушатель...

Веретенников не успел сказать, что бронзовый Гоголь проявил себя как внимательный слушатель моих пьяных речей – Али-Бабай, видимо, понял, что мы груши околачиваем, и врубил ему под ноги пулю, затем другую. На Валеру обстрел оказал благотворное оздоровляющее влияние, он благодарно помахал арабу рукой и тут же обратился ко мне с конкретикой:

– Итак, способ и места дуэли первой пары решен нами детально. Ну а мы с тобой как?

– Давай по-дружески, на кулаках. И эффектно, то есть на природном ринге. Там (я махнул в сторону шахмансайского водораздела) есть отпрепарированная кварцевая жила. Вон она, видишь? Ну, стенка такая? Верхняя поверхность у нее ровная, как скамейка, а с боков обрывы – с одной стороны, со стороны Шахмансая, метров семь, а с другой – все сто...

– Отсюда всего метров десять видно, – сказал Веретенников.

– Обрыв, чуть выполаживаясь, до самой реки Кумарх тянется. А что касается десяти метров, так я думаю, что тебе и их хватит, чтобы не искалечится, а улететь в гости к Богу со стопроцентной гарантией.

40

Тундровые формы рельефа озерного происхождения.