Юлианна, или Игра в киднеппинг - Вознесенская Юлия Николаевна - Страница 33

– Ладно, домовой, пошлю я бесов наказать этих малолетних богомолок. Я им покажу, как на моем острове по сараям нелегальные молитвенные собрания устраивать! – пообещал Кактус, раздраженно подрагивая колючкой под левым глазом.

Довольный Михрютка разгуливал теперь среди бесов, показывал облезлый бок и жаловался: «Молитвой контузило!».

– Привет, Михрютка! – окликнул его Недокопка. – Ты чего тут ошиваешься?

– На отдыхе. Раненый я.

– Слушай сюда, домовой. Когда Жан вернется из салона красоты, расскажи ему, что дельце, которое они затеяли с Жанной, пошло-поехало совсем в другую сторону, – и Недокопка поведал Михрютке о том, что произошло в офисе Мишина.

– Не слабо! – восторженно взвизгнул домовой и полетел домой – поджидать Жана с хозяйкой. Домового переполняло чувство злорадного торжества. И бесы чувствовать умеют.

– Юля! Ты можешь рассказать мне всю правду? Что это за ужасную игру ты затеяла? – в конце концов потребовала Аня.

– Я думаю, пора ей рассказать, – сказал Юра.

– Кто она такая, чтобы я перед ней отчитывалась?

– Ёж – птица гордая, пока не дадут пинка – не полетит. Смотри, Юлька, доиграешься…

– Ни до чего я не доиграюсь, и вообще – это моя игра!

– Твоя, твоя… Опаньки! А ну-ка, тихо, девчонки, я голоса чьи-то слышу!

– Кира с Гулей? – с надеждой спросила Юлька.

– Нет, голоса мужские. – Юрик осторожно подошел к двери и прислонил к ней ухо. – Тихо, они сюда идут!

– Ой! – пискнула Юлька и бросилась в объятия сестры, та прижала ее к себе и тоже прислушалась.

Грубый мужской голос негромко пробормотал за дверью:

– Все в порядке, замок на месте.

– Ладно. Через пару часов опять подойдем, проверим.

– Слушай, Вован, а тебе не хочется взглянуть, что это за девчонки, за которых пахан два «лимона» требует? Стоят ли они двух «лимонов»?

– Ну, если хочешь – взгляни. Можешь даже потрогать. Код замка ты знаешь.

– Счас откроем…

У двери сарая стояли два крепко сбитых черных человека, то есть не совсем чтобы черных, но в черной кожаной одежде и с черными мыслями наготове.

За их спинами стояли бесы, похожие на огромных оживших снеговиков, но не смешных, а очень страшных: с огромными угольными зубами и голубоватыми круглыми льдинками вместо глаз.

– Отморозки явились! – сказал Юлиус, с тревогой глядя на жутких снеговиков.

Увидев, что один из черных людей достал ключ и собирается открыть замок и войти в сарай, Ангел Иоанн ласточкой слетел с крыши, а за ним устремился и Юлиус. Хранители выбросили мечи и с двух сторон одновременно коснулись ими висевшего на двери замка. Отморозки хотели им помешать, но передумали, испугавшись раскаленных мечей.

Один из черных людей протянул руку к замку, дотронулся до него и тут же с истошным криком отлетел метра на три и угодил прямо в заросли крапивы.

– Вот так-то, – сказал Иоанн, и Ангелы убрали мечи.

– Ой, блин! Что ж это нас не предупредили, что замок под током?

– Не предупредили – значит, не надо было. Вставай, пошли отсюда. Сказано – проверять снаружи, вот и не надо было тебе лезть. Придется доложить…

Ребята услышали, как за окном прошуршали ветки, затрещали под тяжелыми шагами сухие сучья, а потом за стенами сарая снова наступила тишина.

За черными людьми двинулись в кусты и бесы-отморозки, и только там, где они стояли, на траве остались два инистых круга.

– Юрик, что делать будем? – взмолилась Юлька. – Ты у нас один мужчина, выручай.

– Дошло до тебя, гордая птица-ёж? Только я понятия не имею, что тут можно предпринять. Решетки нам не выломать, подкоп рыть нечем, кричать опасно – бандиты услышат. Прямо садись и молись!

– Правильно! – сказала Аня. – Нам остается одно – молиться нашим Ангелам Хранителям. Я так рада, Юрик, что вы это понимаете.

– А я рад, Аня, что вы не теряете чувство юмора, – невесело усмехнулся Юрик. – Юлька вон совсем скисла и потекла. И ведь это она, она все затеяла! Юлька, сейчас самое время ввести Аню в курс дела.

– Не буду! – Юлька сердито отвернулась.

– Тогда я сам все расскажу. Ум хорошо, два лучше, а три – это уже консилиум. – И Юрик обстоятельно рассказал Ане всю историю с киднеппингом, включая нападение на Киру.

– Юра, а что такое «лимоны», про которые там за дверью говорили? – спросила Аня сдавленным от обиды, горя и страха голосом. – Это случайно не гранаты?

– Нет, псковитяночка наивная, «лимоны» – это по-блатному миллионы.

– А вы какой выкуп с моего папы требовали?

– Десять тысяч долларов…

– Так много?!

– Десять тысяч долларов за каждую.

– Я только не понимаю, – сказала Юлька, – как это двадцать тысяч зеленых превратились в два миллиона, про которые те за дверью говорили?

– Чего ж тут непонятного? В твою игру, Юленька, серьезные люди включились, вот и пошла игра на серьезные деньги.

– Да ладно тебе пугать! Достанет папка деньги и отдаст им. Неужели ему два миллиона дороже двух дочерей? Ну, потом поругает меня, конечно…

– Юлька, признайся: это ты сама себя уговариваешь или сестру? – спросил Юрик. – Я вот боюсь, что с моего отца потребуют не меньше, если не больше, – я все-таки единственный сын и наследник. Да, Юлька, заварила ты кашу…

– Ага, пока дело только нас с Анькой касалось, так вы все веселились, а как тебя самого задело – так я одна во всем виновата стала!

Нет, Юльку пробить было непросто, и Юрик махнул рукой, не стал больше спорить. К тому же в глубине души он понимал, что Юлька в чем-то права.

И вот потянулись для несчастных узников долгие и унылые часы заключения в мрачной темнице. Пытались они разговаривать о чем-нибудь постороннем, но в голову лезли только тревожные мысли; предложила Юлька поесть – кусок никому в горло не шел. Сидели, молчали, переживали, думали.

В это время утомленная борьбой за красоту, а также неизвестностью, Жанна вернулась домой. Она специально поехала в салон красоты, чтобы иметь стопроцентное алиби на этот день, но, не имея информации о том, как идет киднеппинг, изводилась и нервничала.

Жан, прибыв домой вместе с Жанной, тотчас вызвал к себе Михрютку и потребовал доложить обо всем, что произошло за это время с сестрами.

Михрютка катался перед Жаном по полу, держась всеми восемью лапами за круглый живот, и надрывался от хохота.

– Ой, не могу! Ой, помру со смеху! – надрывался Михрютка. – Что тут у нас без тебя содеялось, Жанчик!

– Ты докладывай, докладывай. Потом будешь кататься и кривляться, – холодно осадил его Жан. – Ну, в чем дело?

– Наша-то хозяюшка как прокололась! Девчонки попали в руки настоящих бандитов, и те требуют с Мишина за них выкуп – два миллиона. Мишин собирается занять эти два миллиона у одного живоглота под залог виллы. Продаст виллу, а сам знаешь куда двинет? В Псков, к любимой теще! Отвезет к ней сестричек на сохранение и какое-то время сам с ними там поживет.

– Подожди, так сестры живы?

– Живы, живы! Рыдают себе в своем сарае.

– А почему это они до сих пор живы?

– По чистой случайности. Да наплевать на них, противных, их все равно завтра в Псков увезут!

– Так-так… Непонятки… Не пойму я, а ты-то чему радуешься, Михрютка? Ведь это же твой дом продают!

– А мне плевать! Это вам всем убираться отсюда придется, а я как прописался в подвале за отопительной системой, так там и останусь. Мне это Кактус обещал за мои раны, полученные в ходе борьбы с религиозными предрассудками. Новые люди придут, а в доме старый домовой проживает – редкая вещь по нынешним временам, «раритет» называется. Новые хозяева меня уважать будут, никто «осьминогой табуреткой» обзываться не станет… А Жанночка твоя пролетела, как фанера над Парижем! Ее-то Митя в Псков не возьмет, и отсюда уходить придется. Вот тебе и игра в киднеппинг! Доигралась хозяйка! Сама она пуфик колченогий!

– Подожди злорадствовать, игра еще не закончена.

– Ты думаешь?

– Уверен. Какой-то нахал наехал на Жанну, но этот бедняга просто нашей Жанны не знает, а то бы поостерегся!