Невезуха на все сто - Яковлева Елена Викторовна - Страница 30

— Это гедонизм. Ты пала жертвой гедонизма! — Я с ходу поставила Инге неутешительный диагноз.

— Ты же обещала не перебивать, — сверкнула она полными слез глазами.

— Ладно, молчу, — пообещала я, хотя одному богу известно, до чего трудно мне было сдерживаться, имея острое желание от души «повоспитывать» свою малодушную подружку.

— А к черту, пусть будет бл…дунизм, наплевать! — Инга перестала плакать и громко шмыгнула носом. — Не всем же быть такими идейными, чтобы выходить замуж по любви. — Не ведая того, Инга влепила мне звонкую оплеуху — в фигуральном смысле, конечно, а не в прямом. Я ведь тоже вышла замуж не по любви. Но и не по расчету, как Инга, а только чтобы не засидеться в девках. Так чем я лучше ее, спрашивается? Мне бы молчать в тряпочку, а я еще пытаюсь других поучать. Вот вам типичнейший пример, элементарно доказывающий, что проповедовать всегда легче, чем исповедовать!

— Все эти моральные штучки — они уже сто лет как устарели, — продолжала Инга в запале. — Вот когда у тебя все есть, тогда, пожалуйста, а с голой задницей — сиди и не вякай. Что интересно, Ованес то же самое говорит, только с сильным акцентом, — усмехнулась она сквозь слезы. — Он вообще… Он вообще… По большому счету, он, может, и Покемон, как ты его называешь. Он никогда не скрывал, что купил меня, так и говорил… При других говорил, что самое обидное. И не только при этих Джульеттах и Гамлетах, но и при людях, которые ко мне нормально относятся. Ты… Ты не знаешь, что он со мной сделал! — Инга закрыла лицо руками. — Он меня всю выел изнутри, как червь, и однажды я с ужасом обнаружила, что я пустая, ПУСТАЯ!

Инга замолчала. Молчала и я, потому что не знала, что сказать. Редкий случай, между прочим. Даже редчайший.

— Ну вот, — Инга изливала душу на полную катушку, — теперь можно перейти к самому главному. Как я собралась его убить. Только не затем, чтобы сделаться богатой вдовой, хотя и от его состояния я отказываться не собиралась, потому что рассматривала его в качестве компенсации за понесенные мной моральные потери. Я хотела казнить Ованеса по суду, как совершившего преступление против человечности. Суд, как ты понимаешь, был мой и Приговор тоже. Оставалось только найти его исполнителя. Я искала его долго…

— Эти твои романы?.. — внезапно прозрела я.

— Вот именно, — кивнула она, — нужны мне были эти козлы! Я просто подыскивала нужного человека. Юрис показался мне подходящим на эту роль. Потому-то наши отношения и затянулись, я его изучала, годится он или нет. Мы с ним даже договорились, я пообещала заплатить ему крупную сумму. Думаю, что слишком крупную, я ведь не знаю расценок на такие дела… Короче, все было на мази, но тут в дело вмешались эти моральные штучки-дрючки, про которые ты так любишь распространяться. Замучили меня угрызения совести проклятущие, замучили — и все! Поняла я, что потом мне до конца дней каяться, и решила: пусть живет. В общем, я его помиловала или амнистировала — не знаю, как правильно.

Не поверите, но с моей души громадный булыжник свалился. Ованеса, как вы уже догадались, я никогда не любила, местами даже ненавидела, но смерти ему не желала. Особенно от Ингиной руки. При том что, если бы его, к примеру, машина случайно сбила или, скажем, внезапный инфаркт хватил, я бы сильно убиваться не стала.

— А Юрис, — Инга опустила глаза и уперлась взглядом в валявшийся на ковре пистолет, — он не мог так просто отказаться от этой идеи. Вернее, все было еще ужаснее. Он… Он заявил, что все равно убьет Ованеса, и теперь… Теперь мне пришлось обещать, что я заплачу ему еще больше, лишь бы он этого не делал. А пистолет я у него потихоньку вытащила. Он разделся и лег в постель, а я сказала, что приму душ и, приду. А сама сунула пистолет в сумку — и за дверь. Это было как раз в тот день, когда все это случилось, ну, когда его кто-то убил… Но это не я, не я! И почему я этот поганый пистолет сразу не выбросила?! А теперь ты мне не веришь, я же вижу, не веришь!

— А ты бы поверила? — спросила я, изо всех сил стараясь быть строгой, но справедливой.

— Я бы? — Инга задумалась, а потом призналась с тяжким вздохом:

— Пожалуй, нет. Слишком все не правдоподобно выглядит. Но клянусь, все именно так и было. Ну поверь мне, поверь в последний раз!

— Допустим, я тебе поверю, — отозвалась я со вздохом. — Где гарантии, что ты меня не обманешь в очередной раз? Ну кто тебе не давал рассказать об этом еще тогда?

— Сначала я растерялась. — Инга с невероятной тщательностью разглаживала невидимые морщинки на своей коротенькой юбочке. — Потом подумала, что не так уж это и важно, если мы решили избавиться от… От трупа. Мне даже казалось, что это всего лишь дурной сон. Наступит утро, выглянет солнышко, и от него не останется и следа.

— Но солнышко не выглянуло, — едко заметила я, — а ты продолжала делать вид, будто ничего не случилось. И тебе это вполне удавалось. Конечно, ведь не в твоей кровати его застрелили, а в моей. Ты благополучно взвалила все это на мои плечи. Конечно, я же двужильная, все выдержу. — Черт, до чего же мне стало себя жалко, я с трудом слезы сдерживала!

Я-то сдержалась, а вот Инга снова заревела.

— Ну Танечка, ну лапочка, — выводила она почему-то басом, наверное, потому, что нос у нее распух от слез, — ну прости меня, подлую, я не со зла, честное слово, не со зла-а-а… Ты же моя единственная подруга, без тебя я пропаду, пропаду-у-у…

Считайте меня кем хотите, но очень скоро я составила Инге компанию — в смысле, тоже стала выводить рулады носом и приговаривать, давясь слезами:

— А я не двужильная…Я… я тоже хочу тепла и… и любви, между прочим… И в дружбу верить хочу… А ты меня так, так!..

— Ну-у Танечка, ну-у ягодка, — Инга уже сипела от избытка чувств, — хочешь, я перед тобой на колени встану! — И, не дожидаясь моего на то благословения, с размаху плюхнулась на ковер, прямо на злосчастный пистолет. Чуть коленную чашечку не расшибла!

Не знаю, как на вас, а на меня подобные сцены действуют почище «мыльных» сериалов. Я заголосила и бросилась Инге на шею.

Не представляю, сколько мы так просидели, уткнувшись мокрыми хлюпающими носами друг дружке в плечо, поминутно всхлипывая и посылая господу малоразборчивые молитвы дрожащими жалобными голосами. А кончилось это — чем бы вы думали? Полным примирением, естественно. Для порядка и острастки я, конечно, взяла с Инги парочку страшных клятв, но тем, собственно, и ограничилась. Вот такая я великодушная. Дура из Виллабаджо.

— С этого дня никаких тайн от меня, никаких! — несколько раз повторила я как заклинание. Инга кивала, изо всех сил сжимая мне руку.

— А пистолет я сегодня же выброшу, сегодня же, — божилась Инга, — у нас здесь неподалеку есть озеро, очень глубокое. Поедем туда вечером на прогулку и утопим вместе, а? — Инга смотрела мне в глаза, как преданная собачонка. Как давно уже не смотрела, с тех самых пор, как снюхалась с Покемоном, будь он неладен!

— Утопим, утопим, — вторила я, полная торжества.

А потом в голове у меня что-то щелкнуло, словно невидимый тумблер переключился. А зачем нам его топить? Утопить-то мы его всегда успеем. К тому же еще неизвестно, как дело обернется. Может, придется им кого-нибудь попугать. Я вспомнила бородатого бандита, в лапы которого попала, пытаясь разузнать хоть что-нибудь о Юрисе, и окончательно утвердилась в этом решении. С одной оговоркой: Инга больше не должна иметь доступа к пистолету, а еще лучше — вообще что-либо знать о нем. Не то чтобы я ей совсем не доверяла, просто уж очень утомилась от всяческих потрясений.

Пусть вам не покажется странным, но остаток дня мы провели очень даже неплохо. Сначала я позвонила маме, узнала, что у них все в порядке (хоть у них!), и поговорила с Петькой.

— Ма, я хочу домой, — заканючил он в трубку, даже не поздоровавшись, — тут скучно. И порядки как в концлагере: в девять вечера — ноги мыть и спать. Даже телевизор не посмотришь! Забери меня, а то я сбегу! — пригрозил этот паршивец.

— Ну потерпи еще немного, буквально недельку, — уговаривала я, — зато там фрукты и солнце, а в Москве целыми днями дождь хлещет.