Кровное дело шевалье - Зевако Мишель - Страница 112

Жан говорил, а Алиса становилась все бледнее.

— Вы влюблены в Лоизу… Лоизу де Монморанси!

— Да, мадам!

— О Боже! Почему судьба так жестока ко мне!

— Алиса, где они? Что с ними произошло?

— Они жили здесь, но теперь покинули мой дом.

— Данвиль забрал их отсюда и переправил в другое место! — вскричал шевалье. — О, я объеду всю Францию, но отыщу их, а когда доберусь до него…

— Да нет же, шевалье! Данвиль их никуда не увозил. Это я выпустила их на волю.

— Так они свободны!

— Послушайте, шевалье! Вся моя жизнь состоит лишь из тяжких грехов и жестоких мучений… Я знаю: мой любимый, человек с кристально чистой душой и благороднейшим сердцем, в ужасе отшатнется от меня. Он меня проклянет! Так что мне ли бояться угроз Данвиля… Ведь королева Жанна в любом случае все расскажет Деодату! Мне нечего опасаться! Узницы жили в этом доме, на втором этаже. Я вошла к ним в комнату и прошептала: «Простите меня, я причинила вам много зла, сама того не желая, но отныне вы свободны… « О, зачем я так поступила! Если бы они по-прежнему были здесь, вы бы сейчас увиделись с Лоизой! Я проклята, проклята!

— Не убивайтесь так, — ласково промолвил Пардальян. — Вы сделали меня счастливым: ведь теперь я уверен, что Лоиза и ее мать вырвались из плена. Может быть, они сообщили вам, где надеются укрыться?

— Нет, я так разволновалась, что ни о чем их не спросила. Но даже если бы я их и спросила, не думаю, что они бы мне ответили. Кто я для них? Тюремщица…

— И у вас нет никаких предположений?.. Может, они что-то говорили?..

— Абсолютно ничего.

Поколебавшись, Алиса добавила:

— Шевалье, мне кажется, вы хотите кое-что выяснить, но боитесь обидеть меня. Однако я догадалась, что вас интересует… Знайте же: живя здесь, они ни в чем не нуждались и страдали лишь оттого, что оказались в заточении… Я старалась помочь им… Кроме того, клянусь вам, маршал де Данвиль ни разу у меня не появлялся.

Молодые люди немного помолчали, а потом шевалье тихо поинтересовался:

— Скажите, вы разговаривали с Лоизой или мадам де Пьенн?

— Да, дважды или трижды.

— А Лоиза произносила мое имя?

— Ни разу!

Пардальян печально вздохнул.

«А почему, собственно, они должны были вспоминать обо мне? — тоскливо подумал он. — Она давно забыла меня… Однако тем утром, когда меня отправили в Бастилию, Лоиза все-таки звала на помощь именно меня… «

Пардальяну больше незачем было задерживаться в особнячке Алисы де Люс. Он попрощался, пообещав заглянуть еще, и поспешил на Тиктонскую улицу в кабачок толстухи Като.

В конце концов, он мог считать, что ему повезло: Лоиза и ее мать вырвались из лап Данвиля!

Размышляя о последних событиях, шевалье двинулся по направлению к Тиктонской улице. Он добрался до улицы Бове, которая в те времена была одной из самых оживленных в Париже и выходила прямо к каменной ограде Лувра. Но тут путь Пардальяну преградила плотная толпа зевак.

Жан пригляделся и увидел, что подъемный мост со стороны улицы Бове опущен. Как всякий парижанин, шевалье знал, что в отсутствие короля все мосты Лувра бывают подняты. А сегодня не только мост был опущен, но вдоль улицы выстроилась целая рота вооруженных аркебузами солдат в парадной форме с гербами королевского дома и в касках, увенчанных пышными плюмажами.

Город гудел, толпа перед дворцом стремительно росла. Парижане нарядились в лучшие одежды; женщины рвались занять места поближе к проезжей части улицы; стражники, размахивая алебардами, пытались навести порядок и освободить мостовую от зевак.

Началась давка. Хорошенькая девушка вцепилась в рукав Пардальяна, чтобы не упасть.

— Что тут происходит? По какому случаю такая суматоха? — спросил ее удивленный шевалье.

— Как! Вы что, ничего не знаете? — удивилась девушка. — Король, наш милостивый повелитель, возвращается из Блуа к себе в Лувр — и возвращается не один…

Но тут толпа заволновалась: прошел слух, что государь со свитой проследует не по улице Бове, а двинется в объезд, через Монмартр. В одну секунду зевак словно ветром сдуло. Людское море, схлынув, превратилось в мелкие ручейки, которые переулками потекли на Монмартр. Шевалье облегченно вздохнул и продолжил свой путь к кабачку толстухи Като на Тиктонской улице.

XLVIII

БЕСПРИМЕРНАЯ БИТВА

В заведении на Тиктонской улице Пардальяна-старшего радостно приветствовала трактирщица, достойнейшая мадам Като. Внимательно оглядев зал, ветеран довольно улыбнулся:

— Мои поздравления, Като! Это отменный кабак! А ведь все только благодаря вашей доброте, — засияла Като. -Как мне помогли ваши экю! Надеюсь, хотя бы тут обойдется без пожара!

Заведение выглядело очень прилично: на полках сверкала начищенная оловянная и медная утварь; глаз посетителя радовали столы массивного дерева и стулья с резными спинками, внушительные глиняные кружки и бокалы. Через приоткрытую дверь кухни виднелись огромные котлы и кастрюли; в очаге пылали толстые дубовые поленья, таган и крюк над очагом уже потемнели от сажи. В общем, судя по всему, трактир Като процветал, и Пардальян-старший улыбнулся довольной улыбкой.

— Неужели жалеешь о сгоревшем кабачке?

— Ни минуты не жалела, сударь! Да останься я после пожара ни с чем, в одном фартуке, и то не заплакала бы… Ведь я помогла вам и вашему сыну… А господин шевалье не зайдет ко мне?

— Обязательно заскочит, дорогая Като. Только зря ты ему глазки строишь… Этот молодец уже имел глупость навечно отдать одной даме свое сердце… Так что не старайся…

— Что вы, что вы! Да как вам такое в голову пришло!.. Конечно, когда-то и я была хороша… а теперь, куда уж мне!..

И бедняжка Като, вытащив из кармана осколок зеркала, украдкой взглянула на свое обезображенное оспой лицо и печально вздохнула, вспомнив о былом…

Пардальян опустился на стул, а поскольку без дела он сидеть не любил, то сосредоточенно занялся обедом, который вызвал бы уважение Пантагрюэля.

Сначала он попросил Като сделать ему омлет из пяти-шести яиц — на закуску, «чтобы размяться», как выразился старый солдат. Омлет Като готовила превосходно, и гость по достоинству оценил высокое мастерство хозяйки. Время у Пардальяна еще было, и старик занялся жареным цыпленком, с которым расправился на удивление быстро. После цыпленка пришла очередь горшочка с вареньем. Естественно, не обошлось без пары-тройки графинов доброго вина. Вот так провел Пардальян-старший два часа в ожидании шевалье. Из-за стола он вышел, чувствуя себя сильнее библейского Самсона и проворнее собственного сына. Хороший обед настроил ветерана на воинственный лад.

Вдруг на улице заиграли армейские трубы. Пардальян пристегнул шпагу, надвинул шляпу с черным пером на левый глаз, подкрутил ус и вышел на Монмартрскую улицу, где и гремели фанфары. Като он сказал, что часок погуляет.

— А-а, вы решили поглядеть на его величество? — оживилась Като.

— Нет, я даже не знал… Стало быть, трубачи возвещают о торжественном выезде короля Карла?

— Именно так, сударь, король будет приветствовать королеву Наваррскую с сыном; с ними едет целая куча гугенотских дворян — хотят мириться с католиками!

— Замечательно, а то я уж подумал, не войну ли объявили. Пойду полюбуюсь доспехами и вооружением эскорта!

С этими словами Пардальян покинул кабачок и быстро зашагал по Тиктонской улице, а потом свернул на Монмартрскую. Здесь уже толпилось множество людей, и Пардальяна притиснули к стене дома.

Какой-то юный проныра предложил ему табурет:

— Сударь, желаете увидеть его величество короля, нашего всемилостивейшего повелителя, и ее величество королеву Екатерину в золотой карете, да еще герцога де Гиза с придворными? Всего одно су, сударь, — и вы все отлично разглядите.

Пардальян кинул пареньку монетку и влез на табурет. Он стоял как раз у запертой двери дома. Пардальян поднял голову и сразу заметил, что все окна в доме были плотно закрыты, в то время как из соседних зданий на улицу глазели десятки парижан.