Кровное дело шевалье - Зевако Мишель - Страница 113

Приподнявшись над толпой, Пардальян получил возможность любоваться торжественным приближением королевского кортежа. Громко звонили колокола всех парижских храмов, а у Лувра гремел артиллерийский салют.

Первыми шли вооруженные горожане, врезаясь в толпу с криками:

— Расступись! Дорогу, дорогу его величеству!

За ними маршировали роты солдат с аркебузами и протазанами, потом два ряда конных трубачей, затем королевские гвардейцы.

За гвардейцами ехала великолепная золотая карета, крышу которой венчала громадная корона. В экипаж была впряжена дюжина лошадей. Их убранство тоже сверкало золотом; каждого коня вел под уздцы здоровенный солдат-швейцарец. В глубине экипажа виднелось мертвенно-бледное лицо Карла IX.

Король, как всегда, был одет в черное и с опаской посматривал на ревущие толпы парижан, которые плотной стеной стояли по обеим сторонам улицы. Место слева от него занимал Генрих Наваррский. Он весело махал рукой сбежавшимся парижанам, а дамам расточал пленительные улыбки.

За каретой короля двигался второй, тоже весь вызолоченный экипаж. Он вез Екатерину Медичи и Жанну д'Альбре. Королева-мать то милостиво кивала своим подданным, то сладко улыбалась Жанне д'Альбре.

Ах, эта любезная улыбка Екатерины Медичи! Чем-то королева напоминала паука, удовлетворенно созерцающего бабочку, которая запуталась наконец в его паутине… Иногда в глазах Екатерины вспыхивала злобная радость; королева-мать нежно сжимала руку сидевшей рядом Жанны д'Альбре, словно боясь, что жертва в последний момент ускользнет…

А Жанна д'Альбре выглядела спокойной и довольной. Она думала только о своем сыне. Что бы ни случилось, считала королева Наваррская, брак с Маргаритой Французской усилит позиции Генриха в борьбе за власть. Но смутное предчувствие не оставляло Жанну д'Альбре. Ей все время чудилось приближение ужасной опасности. Однако эта женщина, приняв решение, не отступала от него уже никогда.

А толпа вокруг приветствовала Екатерину Медичи.

— Да здравствует королева! Да здравствует месса! — завопил кто-то.

Крик тут же подхватили, и он прокатился по улицам, суля гугенотам недоброе.

Королевский кортеж двигался к Лувру. За каретами их величеств верхом на прекрасном коне скакал герцог Анжуйский. Справа от него ехал невозмутимый седобородый Колиньи, слева — младший брат короля, герцог Алансонский. За ними следовал герцог де Гиз, возбужденный и радостный; лошадь Гиза изящно гарцевала, вызывая восторги зевак, а сам герцог то и дело одарял толпу лучезарными улыбками.

За людьми Гиза катили кареты фрейлин; потом показались знатнейшие вельможи королевства: герцог де Невер, герцог д'Омаль, герцог де Данвиль, господин де Гонди, господа де Майенн, де Монпансье, де Роган, де Ларошфуко и другие. Католические и гугенотские сеньоры ехали друг за другом, вперемежку, каждый с собственной свитой, со своими священниками и даже епископами. Вереницей шли монахи, колоннами двигались солдаты, пехотинцы и кавалеристы. Под звуки фанфар на улицах Парижа разыгрывался яркий фантастический спектакль…

Старый лис чувствовал, что всем этим театром управляет Екатерина Медичи. Однако зрелище очень развлекло Пардальяна-старшего. Как истый парижанин, он любил поглазеть на пышные торжества. После выпивки и обеда у Като он пребывал в приподнятом настроении и совершенно забыл, что высовываться ему не стоит.

Пардальян, ехидно ухмыляясь, рассматривал со своей табуретки пышную процессию.

— Вот гугенотов и пустили в столицу! — громко пробурчал он. — Пустить-то пустили, да захотят ли выпустить?

Внезапно Пардальян ощутил на себе чей-то яростный взгляд. В ту же секунду ветеран увидел маршала де Данвиля, отвесил учтивый поклон и приветливо улыбнулся.

Анри де Монморанси нервно остановил коня и воззрился на Пардальяна: ведь маршал был уверен, что тело Пардальяна давно в воде! А рядом с Анри замерли еще четыре всадника: Келюс, Можирон, Сен-Мегрен и Моревер, сопровождавшие герцога Анжуйского. Они, наоборот, считали, что зловредный старик погиб в огне!

«Веселенький, однако, праздник! — пронеслось в голове у Пардальяна. — Все мои недруги съехались на меня полюбоваться»

И он принялся кланяться и улыбаться с удвоенным усердием.

— Мы ведь его спалили в кабаке! — вскричал Моревер.

— Ну конечно, вместе с юным шевалье, — изумленно пробормотал Келюс.

Тут Пардальян с некоторым опозданием понял, что все это для него добром не кончится. Он попытался спрыгнуть с табурета и затеряться в толпе, но люди так плотно окружили табуретку, что спуститься с пьедестала Пардальяну при всем желании не удалось.

В тот момент, когда Пардальян тщетно пытался соскочить со стула, герцог Анжуйский обернулся и с удивлением заметил, что несколько человек из его свиты почему-то остановились. Герцог окликнул Келюса, фаворит поспешил подъехать к своему господину, и они перебросились парой слов. Герцог Анжуйский сделал знак капитану своих гвардейцев и продолжил путь в составе королевского кортежа. Все эти переговоры заняли лишь несколько минут, но не ускользнули от внимательного взгляда старого солдата.

Пардальян-старший смекнул, что приказ, отданный герцогом Анжуйским капитану гвардейцев, касается его собственной скромной особы. Конечно, большая честь, когда тобой лично интересуется брат короля, но Пардальян предпочел бы остаться незамеченным.

Герцог Анжуйский подал знак капитану своих гвардейцев, и движение кавалькады возобновилось.

«Беда!» — подумал Пардальян.

Тут нужно отметить, что не один он стоял на табурете. Слева от него горожане пристроили стол, который потрескивал под шестью зеваками, а справа, на деревянном помосте теснилось не менее пятнадцати любопытных. Стульев же и табуреток вокруг было великое множество. Еще раз оглядевшись, Пардальян принял единственно возможное решение: он раскачал свой пьедестал и рухнул вместе с ним в толпу. Миг — и он оказался на мостовой, среди вопящих от гнева людей. Но, увидев свирепое лицо ветерана, крикуны моментально прикусили языки.

Теперь необходимо было во что бы то ни стало выбраться из этого скопища народа и где-нибудь спрятаться. Но вместо того чтобы успокоиться, людское море вокруг Пардальяна внезапно заволновалось, зеваки бестолково заметались, замахали руками… Ветерана чуть не сбили с ног, но он все же не упал, ухватившись за дверной молоток дома, возле которого валялся его табурет.

Что же произошло?

Группа гвардейцев из эскорта резко развернулась и понеслась назад. Двадцать всадников, пустив коней крупной рысью, врезались в толпу, не обращая внимания на вопли и проклятия парижан. Началась паника, люди кинулись в разные стороны.

Вцепившись в молоток, Пардальян видел, что народ спасается бегством, но никак не мог понять, почему. Почувствовав, что его больше не прижимают к двери, он обернулся и обнаружил, что рядом с ним никого нет. Он выпустил из рук молоток, который с громким стуком ударился о дверь, шагнул вперед — и застыл; путь ему преграждали выстроившиеся полукругом всадники, а за спиной высился сплошной ряд домов. Отступать было некуда… Прямо напротив ветерана оказался Анри де Монморанси, герцог де Данвиль, маршал королевской армии. Возле него, сверля Пардальяна злобным взглядом, топтался Ортес, виконт д'Аспремон. На правом фланге находились Моревер и Сен-Мегрен, на левом — Келюс и Можирон.

Пардальян вскинул голову и оглушительно рявкнул:

— Приветствую вас, господа убийцы!

«Чем гнить в какой-нибудь темнице или болтаться на виселице на Монфоконе или на Гревской площади, лучше уж погибнуть здесь, у всех на виду. Сейчас мы покажем этим щеголям, что значит умереть достойно», — решил Пардальян.

Тут заговорил Можирон:

— А этот господин, видно, и в огне не горит, и в воде не тонет! Такую свиную шкуру даже прожарить на огне невозможно, мы ведь его закоптили в том кабаке в воровском квартале! Помните, господа?

Видимо, знатные вельможи, прежде чем разделаться с жертвой, решили немного посмеяться. Услышав слова Можирона, кое-кто с удовольствием расхохотался.