Кровное дело шевалье - Зевако Мишель - Страница 79

Лакей маршала, осторожно ступая, двинулся к парадной лестнице.

— Пронесло! — отер пот со лба Пардальян. — У меня аж волосы дыбом встали! Ну, теперь наверняка сюда часа два никто не придет. Я свободен! Вперед!

И Пардальян бросился к винтовой лесенке.

— Тьма — хоть глаз выколи! — бормотал он, спускаясь вниз.

Наконец ветеран очутился на втором этаже и уткнулся в узкую дверь, за которой, видимо, располагались апартаменты хозяина дворца. Пардальян уже хотел проследовать дальше, на первый этаж, но вдруг услышал за дверью голоса.

Пардальян прижал ухо к замочной скважине, и первое слово, которое донеслось до старого вояки, оказалось его собственным именем.

Примерно тогда, когда Пардальян препирался в своей комнате с любезным Дидье, перед входом во дворец Мем остановился экипаж. Судя по всему, приехала какая-то важная персона: лакей тут же помчался докладывать маршалу о госте — и его немедленно проводили в покои Анри де Монморанси. Взволнованный хозяин сам встретил посетителя на пороге своего кабинета.

— Вы здесь?.. Какая неосмотрительность! — с упреком прошептал Анри.

— Произошло чрезвычайно важное событие. Но отправиться прямо к герцогу Гизу было бы еще более неосмотрительно. А мне нужно как можно быстрее известить всех. Это дело жизни и смерти. Нашей жизни и смерти! Я постарался выбраться из Бастилии тайком, чтобы не поползли слухи…

— А вы не преувеличиваете опасность, Гиталан? — с сомнением взглянул на него Данвиль.

Ибо Анри осчастливил визитом комендант Бастилии, уже известный нам господин де Гиталан.

— Так что же случилось? Объясните толком.

— Нас здесь не подслушивают?

— Разумеется, нет. Но из предосторожности мы можем поговорить в другом месте.

Маршал и Гиталан прошли в крошечную комнатку за кабинетом.

— Теперь, — усмехнулся Анри де Монморанси, — между нами и моей челядью фехтовальный зал, кабинет и приемная. А эта дверка всегда на запоре, она ведет на потайную лестницу. Можете спокойно рассказывать мне все.

Гиталан упал в кресло.

— Так вот, — промолвил он, — в Париже есть человек, которому известно о нашем заговоре. Думаю, это конец…

— Известно о заговоре? Невероятно! — вскричал маршал.

— Увы! Это чистая правда! Он сумел незаметно проникнуть на наше последнее совещание — помните, на постоялом дворе «У ворожеи»?

— И кто же этот человек? Как его имя?

— Пардальян.

— Пардальян? — удивился маршал. — Мужчина, которому на вид лет пятьдесят, хотя ему на самом деле за шестьдесят, высокого роста, тощий, с жесткими седыми усами?

— Да нет же! Это юноша!

— Ага, стало быть, его сын. Конечно же, у него есть сын!

— Какой сын? — захлопал глазами Гиталан.

— Неважно… Значит, Пардальян подглядывал за нами на постоялом дворе «У ворожеи»… Вы считаете, что он никому не сообщил о наших планах?

— Думаю, никому…

— Тогда перестаньте волноваться. Я сумею заткнуть мальчишке рот. Но каким образом вы все это узнали?

— Так он несколько дней провел у меня, в Бастилии. Его доставили и велели запереть в одиночку…

— Так в чем же дело? В вашей тюрьме больше нет каменных подземелий?

— Но он уже на воле! Я вынужден был отпустить его!

Маршал решил, что Гиталан рехнулся.

— Возьмите себя в руки, мой милый. Объясните мне, как это случилось? В любом случае этот юноша не представляет для нас большой опасности.

— О, если бы вы были правы! — простонал Гиталан.

И комендант Бастилии изложил наконец трагикомическую историю освобождения Пардальяна из вверенной заботам Гиталана крепости.

— Так что вы обо всем этом думаете? — поинтересовался он у маршала, закончив свою печальную повесть.

— Талантливый малыш! — хмыкнул Анри де Монморанси. — Неплохо бы заполучить его к себе на службу. Но сначала необходимо найти вашего нового друга. Что ж, я это сделаю.

— Так вы знакомы с ним, господин маршал?

— Нет, но я знаю, кто нам поможет его найти. Ступайте, любезный Гиталан, и забудьте о своих страхах. Если над нами нависнет какая-то угроза, я сам поставлю в известность герцога Гиза. Однако, по-моему, пока опасаться нечего. Со дня на день Пардальян-младший будет у меня в руках.

— Меня ободрило ваше хладнокровие, — проговорил Гиталан. — Если вам и впрямь удастся добраться до этого негодяя, везите его прямо ко мне… Я самолично посажу его в уютнейший каземат…

— Не переживайте, он завтра же окажется в Бастилии. Хотя, возможно, мы придумаем для него что-нибудь другое…

Садясь в экипаж, Гиталан чувствовал явное облегчение…

А Пардальян-старший по той же темной лесенке поспешил обратно в свою комнату, отдал Дидье его лакейский наряд, развязал незадачливого слугу и объявил:

— Дорогой мой, выбирай: или ты сохранишь все в тайне и положишь в карман сто экю, или сообщишь об этом происшествии и расстанешься с жизнью.

— Предпочитаю сто экю, господин офицер! — не задумываясь, вскричал Дидье. Он был очень рад, что отделался лишь испугом.

— А теперь ступай, скажи господину управляющему, что я изволил пробудиться.

Пардальян устроился в кресле, потягивая винцо и с интересом ожидая, что же будет дальше.

Читатель уже догадался, что Пардальян услышал самую занятную часть разговора маршала де Данвиля и коменданта Бастилии. После этого планы ветерана изменились.

Итак, Пардальян не выяснил, кого же прячет в своем дворце маршал де Данвиль. Взялся ли бы он за освобождение Жанны де Пьенн и ее дочери, если бы узнал, что их держат в заточении? Мы не хотим, чтобы наш герой выглядел лучше, чем был на самом деле, и должны признаться: мы очень сомневаемся в том, что он поспешил бы на помощь бедным пленницам, дорогой читатель.

Действительно, кем был Пардальян-старший? Авантюристом и наемным солдатом. Трудно сказать, представлял ли он, что такое мораль. Правда, природа наделила его добрым сердцем и способностью отличать хорошее от плохого. В Маржанси, как мы помним, жалость толкнула его на благородный поступок. Но Бог знает, осталось ли теперь в его огрубевшей душе хоть немного сострадания к несчастным?

Но в одном мы уверены: сына своего старик Пардальян любил. Тревога и боль захлестнули отца, когда он услышал, что Жан рискует вновь угодить в подземелье Бастилии. Правда, проявились светлые чувства Пардальяна-старшего лишь в нечленораздельном ворчании, тихих проклятиях да раздражении, с которым он осушил несколько стаканов вина.

Теперь старика совершенно не волновало, кого заточил в своем дворце Анри де Монморанси. Сын попал в беду, и отец хотел как можно скорее предостеречь его.

— Я немедленно отправлюсь на постоялый двор «У ворожеи», — решил Пардальян, — и сверну шею любому, кто вздумает меня остановить. А там посмотрим!

Он схватил шпагу и собрался уже покинуть свои апартаменты, как вдруг на пороге вырос маршал де Данвиль.

— Ну что? Отдохнули? Готовы вечером приступить к выполнению своих обязанностей?

— Однако, монсеньор, вам докладывают о каждом моем шаге! Черт возьми, от вашей челяди ничего не утаишь! Будьте спокойны: теперь, если будет нужно, я не сомкну глаз три дня и три ночи!

— Пока вы понадобитесь мне лишь до двенадцати часов.

— А затем я смогу располагать собой?

— Сколько угодно! Можете делать, что хотите. Хотя, разумеется, эта комната остается за вами… Да, вы, по-моему, рассказывали о своем сыне…

— Совершенно верно, монсеньор, — кивнул Пардальян, насторожившись.

— Он, видимо, хороший фехтовальщик?

— Естественно, чуть что — сразу хватается за шпагу.

— Так представьте его мне! Где он квартирует?

— Поблизости от холма Святой Женевьевы.

— Странное место он выбрал. Что же, ваш сын хочет стать аббатом или судейским?

— Помилуй Бог! Но компания школяров ему нравится, шляются по кабакам, шумят, любят поболтать и подраться.

— Что ж, я надеюсь познакомиться с этим юношей, — улыбнулся Анри и покинул комнату.

«Ага, — сообразил Пардальян, — если маршал думает, что завтра я приду сюда вместе с Жаном, стало быть, нынче он ничего предпринимать не собирается. А я после полуночи буду свободен — и сразу побегу на постоялый двор. Пока же надо вести себя тихо. Например, вздремнуть!»