Камни Фатимы - Вульф Франциска - Страница 72

XIV

Поздним вечером Али аль-Хусейн через посыльного получил послание эмира Бухары. Письмо содержало сообщение о том, что за заслуги в деле поддержания и сохранения здоровья Нуха II ибн Мансура его хотят особо отметить. В честь этого события вечером грядущего дня состоится праздничная трапеза.

Али задумался, что бы это могло значить. Присвоение почетного звания? Но Али родился в Бухаре и за всю свою жизнь не слышал, чтобы эмир когда-нибудь присваивал кому-либо почетное звание. Подарок? Пожалуй, да. Он мог быть мерой особого признания. Итак, Али решил, что получит подарок. Но что это может быть? Полночи он ломал над этим голову. Уж не идет ли речь о новом поместье? Но что ему тогда с ним делать? Продавать? Подарить? Или посчитать очередным курьезным поступком эмира Бухары?

А может быть, это драгоценность? Античное колье из семейной коллекции эмиров? А вдруг в голову эмира пришла великолепная идея исполнить его желание?

Даже в паланкине эмира по пути во дворец на званый ужин Али не переставал думать о том, чем же будет одарен на этот раз. А что если Нух II задаст ему самый чудесный вопрос из всех: скажи мне, что угодно твоему сердцу, и твое желание будет исполнено?..

Но чего было ему желать? Денег, драгоценных камней, дорогой мебели, ковров необычайной красоты? Всего этого у него и так более чем достаточно.

Его отец – умелый и успешный купец – позаботился о том, чтобы сын ни в чем не нуждался. Лошади, верблюды, соколы, то есть то, чем обычно увлекались мужчины и на что порой тратили целые состояния, вовсе не интересовали Али. Они были ему безразличны.

Может, ему стоит пожелать женщину? Али прищелкнул языком. В этом что-то было. Прекрасная наложница из гарема эмира. С другой стороны, женщин, которые выполнят все его прихоти, он мог купить на углу любой улицы Бухары, и на это вряд ли стоит жертвовать желанием. Женщина, о которой он мечтал в своих снах, которая не только делила бы с ним постель, но значила для него много больше, наверное, еще не родилась. А вдруг Нуху II все-таки удастся раздобыть в государстве верующих такую, которая будет соответствовать всем его запросам? Чтобы была умна и красива и не только любила его, но и могла поддержать с ним беседу, умело следя за ходом его мыслей, и вдохновляла на труд. Чтобы в случае необходимости не боялась ему возразить, а по вечерам играла в шахматы или наблюдала в подзорную трубу звезды на небе… Али рассмеялся. С этой мечтой ему, пожалуй, лучше обратиться к сказочному духу – простому смертному выполнить такое желание не под силу. Он уже смирился с тем, что так и умрет неженатым.

Так что же ему тогда оставалось желать? Али с наслаждением потянулся в паланкине и закинул руки за голову. Новую подзорную трубу? Но в этом не было необходимости, потому что подзорная труба, которая имелась у него, по качеству превосходила все остальные. Книги? Да, это желание, пожалуй, было самым разумным. Он бы не отказался пополнить свою и без того обширную библиотеку, например, трудами Эпикура и Парменидоса. Или «Илиадой» Гомера, которой у него до сих пор не было по необъяснимым причинам. Эти книги были редкими старыми фолиантами, и заполучить их представлялось делом нелегким. Или лучше…

Мысли Али прервались, так как внезапно прекратилось успокаивающее покачивание паланкина. Рабы-носилыцики остановились, и слуга откинул в сторону плотную занавеску.

– Да будут мир и Аллах с вами, уважаемый Али аль-Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина! – сказал слуга и согнулся в низком поклоне. – Все готово для праздничного ужина. Мой господин, благородный Нух II ибн Мансур, эмир Бухары, уже ждет вас в зале торжеств. Не соблаговолите ли последовать за мной?

Али пытался скрыть волнение, вышагивая с гордо поднятой головой и стараясь игнорировать любопытные взгляды слуг и рабов.

К чести эмира следует отметить, что в этот вечер он был одет в лучший свой наряд – кафтан из очень плотного белого индийского шелка и великолепную накидку. Два месяца закройщик создавал этот шедевр портняжного искусства, еще месяц ушел на отделку его вышивкой. На выручку от продажи этого праздничного одеяния семья из десяти человек спокойно могла прожить целый год, питаясь изысканными блюдами. Но, к сожалению, ткань, столь дорогая и великолепная, с трудом ложилась в складку, и эмиру приходилось мучиться с ней, пытаясь элегантно приподнять до колен и стараясь не наступить на слишком длинный подол кафтана. Когда же наконец Нуху II удавалось без осложнений преодолеть несколько ступенек, на его лбу выступал пот.

В душе он ненавидел этот наряд и всегда думал о том, что лучше было бы сшить из столь плотной ткани занавес. Но стоило ему войти через широкие двери в зал торжеств, как все мучения с непокорной тканью забывались: столь он был великолепен.

Зал оправдывал свое название. Это было большое помещение с высокими потолками. Мозаики дивной красоты и стройные колонны украшали его с двух сторон. Из двух фонтанов струилась издающая аромат роз вода. Она стекала по желобам из блестящего розового мрамора в дивный водоем в центре зала, в котором плавали кувшинки и огоньки-светильники. Дно водоема было выложено великолепной мозаикой из красных и золотистых камешков, поэтому и вода имела цвет струящегося золота. Два узких изящных мостика красовались над искусственными ручейками. Сотни гладко отполированных, богато украшенных цветным стеклом масляных ламп висели на колоннах и стояли в маленьких зеркальных нишах или на низких столиках. Из курительных чаш поднимался приятный аромат амбры, стиракса и сандалового дерева. Широкая лестница в центре зала вела на площадку, покрытую дорогими мягкими коврами и заставленную удобными банкетками. Нух II уже расположился здесь в окружении нескольких гостей. В углу разместились многочисленные музыканты со своими инструментами.

Когда появился Али, Нух II, вопреки обычаю, поднялся навстречу и даже спустился на несколько ступенек вниз.

– Какая радость иметь возможность приветствовать вас здесь, Али аль-Хусейн, уважаемый и бесценный друг!

Нух II схватил руки Али, обнял и поцеловал его, будто брата. На мгновение Али даже стало нехорошо – начали дрожать колени. Наверное, таким образом приветствуют особо опасного врага, чтобы усыпить его бдительность и не дать ему заподозрить, что решение о его смертном приговоре уже принято.