Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 40

– Не сетуйте на меня. Я вас потащила в первую очередь в Поморск, хотела познакомить с Борисом Ивановичем и показать вам комбинат, – огорчилась Катя.

Четыре часа без отдыха втроем осматривали грандиозный комбинат, с его двадцатью четырьмя пилорамами. Такого количества пилорам нет ни на одном лесопильном заводе в мире.

Проследили процесс движения бревен по бассейну, гидролоткам, подъёмникам и на электротележках к пилорамам. Ознакомились с варкой целлюлозы, выпуском высоких сортов бумаги.

Вечером сидели в кафе на втором этаже Дома культуры. Танцевали. Возбуждённые, довольные, что повидали чудесный городок, приветливых северян, Поздно вечером вернулись на дебаркадер.

В Ломоносовск их увозил «Балхаш», старенький пароходик с полосатыми тентами.

С моря дул северный ветерок. Двина пенилась. На гребнях плясали блики прибрежных огоньков, лесозаводов, бирж, бумажных фабрик и тысячи судов.

МЫ ПЛОХО СЕБЯ ВЕДЁМ

Катя тотчас после приезда в Ломоносовск отправила Клавдии Павловне в Ялту пространное письмо авиапочтой.

«Мамочка, родная моя… Уверена, ты не станешь упрекать меня за досрочное возвращение… Я решила помочь найти Тамару Мухину…»

Письмо ушло с пометкой «до востребования» и прибыло на другой день после отъезда Клавдии Павловны из Ялты. Увез её на теплоходе «Абхазия» Шпиль.

Клавдия Павловна и её соседка по комнате шли по утреннему маршруту отдыхающих – на почтамт, спросить, нет ли «до востребования».

У самого тротуара замедлила ход машина, открылась дверца и какой-то гражданин в светлом костюме, раскрыв объятия, ринулся на обеих женщин. Клавдия Павловна в тёмных очках не узнала Бориса Ивановича. Он же, сомкнув объятия, стал целовать её, очки повисли на одной дужке. Приятельница Клавдии Павловны вовремя подхватила их.

– У нас пятьдесят минут до отхода «Абхазии»… Укладывай чемодан!

– Это мой муж, – как бы оправдываясь, объяснила Клавдия Павловна своей спутнице.

– Мы опаздываем…

– Мои туфли у сапожника.

– Вернемся через десять дней и выручим их.

– Я побегу за туфлями, – предложила соседка.

Шпиль метался по комнате, бросал в чемодан Клавдии Павловны вещи её соседки. Пришлось вновь опорожнять чемодан, на дне его Клавдия Павловна обнаружила кофточку приятельницы. Соседка принесла туфли и с ужасом увидела в руках Бориса её купальный костюм. Тут же к нему применили санкции – вытолкали за дверь.

Чемодан уложен, туфли надеты на босу ногу.

– Я бы с удовольствием прокатилась на теплоходе по морю. Давно мечтаю. Но билет… – сказала соседка.

Борис Иванович не дал ей закончить:

– Устрою. Ручаюсь. И у нас ещё нет билетов.

– Как же?!

– А вот так… Укладывайте чемодан.

И начался второй аврал. Платья утрамбовывались, во все углы пихали мыльницу, зубную щетку, зеркальце, бигуди, одеколон, чулки. Купальные туфли соседки Борис Иванович сунул в карман. Хозяйка впопыхах содрала с него за лишних двое суток. Наконец чемоданы, сумки, плащи в машине, сами кое-как уселись – и в порт.

– Капитан – мой напарник. Мы с ним караулили огороды в далеких местах. Сейчас летели вместе до Симферополя. Он из Москвы радировал на «Абхазию» оставить каюту первого класса. Не волнуйтесь, Валентина Михайловна, капитан вас устроит. Чудесный человек! Читал мне лекции по кораблевождению и астрономии, когда мы охраняли картофельное поле.

Капитан уже ждал. Спустился по трапу навстречу гостям.

– Мы плохо себя ведём. Захватили с собой нашу знакомую, – сказала Клавдия Павловна.

– Устроим, – коротко заверил капитан. Валентина Михайловна с ужасом всплеснула руками:

– Во дворе на верёвке остались мои… платочки.

– Не пропадут, – уверенно заявил Борис Иванович.

– Прошу. Через пять минут уходим, – поторопил капитан.

Валентину Михайловну временно поместили в каюте радисток. По просьбе Клавдии Павловны капитан «Абхазии» запрашивал «Адмирала Нахимова»: нет ли на его борту Кати Турбиной? Репродукторы теплохода убедительно просили Катю Турбину зайти в радиорубку. Наконец «Нахимов» сообщил:

«Катя Турбина убыла в Ломоносовск, на борту её подруга Ася Виноградова, она просит не беспокоиться – Катя здорова, всё в полном порядке».

Клавдия Павловна уверяла, что она совершенно не беспокоится, и послала срочную радиограмму в Ломоносовск.

Анатолий и Коста вошли в театр через служебный ход. Их направили к главному администратору.

– Тесен мир! Сухуми прибыл в Ломоносовск, – сказал главный администратор, высокий седой флегматик Семён Яковлевич Бродовский, переживший на своем театральном веку двадцать три директора драматических театров. – За свой век я выдал сто пятьдесят шесть тысяч контрамарок и создал успех тысячам плохих пьес, – заявил Бродовский.

Коста, весело улыбаясь, пожал руку театральному философу.

Три года назад Ломоносовский драмтеатр совершал гастрольную поездку в Абхазию. Коста старательно привлекал внимание к спектаклям театра по радио и в прессе.

– Если вы приехали к нам за семгой или икрой, даже красной, то её в Ломоносовске нет. Рыбу нам привозят из Москвы. Я очень рад вас видеть, Коста. Но вам увидеть что-либо интересное в нашем театре не придётся. Репертуар не тот. Даже я уже не тот. Десять лет боролся с собесом, не хотел брать пенсионную книжку, теперь, кажется, придётся.

– У вас сегодня премьера? Интересный спектакль?

– Я же ещё в Сухуми говорил: допустим, есть мало-мальски интересная пьеса. Так для неё нужны ещё интересные актеры. Допустим, есть такие актеры. Так нужен ещё интересный постановщик-режиссер. А если нет ни того, ни другого и ни третьего? Приходите, посмотрите.

– Неужели нет хороших пьес?

– Правильных пьес сколько угодно, но интересных пока не видно. Мы и зритель никак не поймем друг друга. Мы ему показываем, как надо жить, а зритель хочет, чтобы ему показывали, как не надо жить. Вы меня поняли?

Анатолий рассмеялся.

– Вот первый человек, который меня понял, – сказал Бродовский.

– А новая пьеса, которой вы открыли сезон?

– Пьеса неплохая.

– А спектакль?

– Тоже неплохой.

– А сборы?

Бродовский показал выразительный кукиш.

– Вы понимаете, когда сам главный режиссер-постановщик пьесы ушёл со второго действия и сказал: «Я подобной дряни ещё не видел».

– Так ваш главный режиссер и сказал? – удивился Анатолий. – Почему же он поставил его?

– На это может ответить только сам постановщик. Коста улучил момент и объяснил причину, побудившую их посетить театр.

– Тамара Мухина? Есть такая. Славная девушка. Действительно она воспитывалась в детском доме. Но если она дочь погибшего Героя, то сперва с ней должен поговорить я. Надо подойти деликатно.

Через четверть часа Бродовский вернулся.

– Ребята, это не та, которую вы разыскиваете, её фамилия Мухина по мужу. Сама из Вологды. У неё есть сестра, старшая. Её девичья фамилия Короткова. Приходите вечером, посмотрите спектакль. Пропуск на два человека или на четыре?

– На три, – улыбнулся Коста.

– Начало в девятнадцать часов.

После спектакля зрители, очень спокойно смотревшие пьесу, весьма взволнованно мчались к трамваю.

По поручению Джейрана Илона гнала машину в Загорск к духовному лицу. Сзади сидела кривая Мотя.

– Побываешь на богослужении, – сказала ей Илона, усаживаясь в машину.

– На что мне этот цирк. Я попов сроду не терпела. Одне аферисты.

Илона взяла Мотю, чтобы та разузнала, где ей лучше всего повидать духовное лицо. Через час после прибытия в Загорск Мотя, потолкавшись среди богомолок, доложила:

– Не иначе как дома. Живет за оградой, недалеко от их духовного училища.

Духовное лицо приняло Илону в небольшой гостиной с ярко-жёлтым паркетом и дорогой старинной мебелью. Высокий, плечистый, в тонкой тёмно-лиловой рясе. Спросил любезно, но с льдинкой в голосе: