Чем вы недовольны? - Эдель Михаил - Страница 47

– Жду на аэродроме. Не медлите. Иначе опоздаете.

Курбский понял и не медлил.

С рассвета шёл беломорский студеный дождик. В хмурое утро в аэропорту все выглядело отсыревшим, даже серебристые самолеты. Но вот появились просветы, можно лететь. Первым прибыл Джейран с небольшим чемоданчиком.

– Ни одного места, – сказал ему диспетчер. – Летят на совещание лесные механизаторы.

Вскоре прикатил изрядно напуганный Курбский. Джейран сделал вид, что они незнакомы.

– Мест нет, – повторил диспетчер.

– Мы готовы оплатить специальный рейс, я опаздываю на сессию Академии наук. Со мной ещё один академик, – требовал Курбский.

– Нет самолетов.

– Я могу поговорить с Москвой?

– Обратитесь к начальнику аэропорта.

Начальник аэропорта ещё раз объяснил – резервных самолетов нет. Двое подпольных миллионеров уныло мокли под дождём. В самолеты садились трактористы-трелёвщики, механики, электрики, начальники лесоучастков. Докуривали папиросы, брали в руки немудреные чемоданы, весело перекликались, подтрунивали друг над другом и улетали в Москву.

– Хозяева страны, – кисло заметил Курбский.

– Вы сегодня удивительно остроумны, – буркнул шеф.

– Благодаря такому гению, как вы.

Они стояли под козырьком подъезда в четырех метрах друг от друга и грызлись от бессилия и досады.

– Вручите наличные начальнику аэропорта, – предложил Джейран.

– Какой умник! Попробуйте сами.

Подошёл диспетчер.

– До Ленинграда можете лететь в грузовом самолете… Согласую с начальником порта.

– В долгу не останемся, – многозначительно шепнул диспетчеру Джейран и пошёл за ним.

Диспетчер повел обоих к «ИЛу» и показал рукой на трап. Первым поднялся «академик» Курбский.

– Что здесь? – крикнул он сверху.

– Мелкие звери для зоопарков. Они в клетках, – любезно пояснил диспетчер.

– Что? За кого вы нас принимаете?!

Джейран быстро поднялся и втолкнул «академика» в самолет.

– Даже со змеями полетите. Аристократ нашёлся!

Густые запахи зверинца объяли миллионеров. В клетках беспокойно заметались рыси, волчата, росомахи, медвежата.

– Мы задохнемся.

– Сходите. В камере гортюрьмы больше воздуха, – издевался Джейран.

Поднялся командир корабля.

– А что это за звери? – спросил он диспетчера, кивнув в сторону «академиков».

– Академики. Спешат на сессию. По личному распоряжению…

– Здравствуйте, – поздоровался командир. – Извините за атмосферу и соседей. Через три часа вдохнете свежий воздух.

Покидая самолет, корпоранты рычали друг на друга, как их соседи в клетках. И пахло от них звериным.

– Теперь на нас будут бросаться все собаки, – съязвил Курбский.

И точно, на них зарычал огромный боксер, которого вел на поводу какой-то гражданин.

– Дожили! – тихо воскликнул «академик».

– Куда теперь? – спросил Курбский после того, как их облаял боксер.

– Позавтракаем.

– Прежде всего жажду избавиться от запаха зоопарка. Я чувствую себя зверем.

– Наконец-то. А то играли роль «общественника». Короче: мы не можем пользоваться ни одной гостиницей. Идёмте, я вас проинформирую.

Сели на скамью. Джейран поведал «профессору» – прошлой ночью укокошили Бура.

– Прелестно. Дошли до мокрых дел.

Джейран обозлился, глазки побелели, но продолжал, как прежде, спокойно.

– Укокошил мой человек.

– Зачем? Зачем вы занялись уголовщиной?

– Валюта и многократный ущерб казне – тоже уголовное дело. И там и там высшая… А ещё юрист.

– Веселые дела.

– Новость для вас? Один путь – за границу. Согласны?

– Нет.

– Почему?

– Вас боюсь.

– Вы тупица. Подумайте, пока мы не расстались. Вот вы миллионер… Что вы можете, сделать с миллионом в этой стране? Что? Купите дом? Отличную машину? Станете посещать симфонические концерты? Только такие кретины, как Пухлый, Сумочкин и прочие паши клиенты воображали, что, накрав денег, они смогут с трибуны кричать о строительстве коммунизма и, запершись на своей даче, втихомолку жрать шпроты и пить марочный коньяк. Бур посетил шесть или семь городов, всё искал меня, мой след… Не сегодня-завтра всем нашим клиентам, независимо от ранга, ночью позвонят и попросят занять место в карете с решетками. А тем, кого охмуряла Илона, предложат сдать красные книжечки. И они превратятся в ничто. В лучшем случае. Когда я буду вне досягаемости, я пришлю на имя генерального прокурора подробный список моих клиентов, больших и малых, пусть их коллективно отправят на рудники. В данном случае я за коллектив. Мне это доставит удовольствие.

– Мало того, что вы при их помощи стали миллионером, вы ещё…

– Да. Я мститель с тысяча девятьсот восемнадцатого года. Ну, решайте. Либо вы попытаетесь стать членом профсоюза, либо станете членом заморского акционерного общества солидной фирмы.

– А такая фирма существует?

– Перед отплытием изложу всё. С доказательствами. Не поверите – останетесь. Не поворачивайте голову, какой-то тип кого-то высматривает. Повернул к нам.

Корпоранты съежились и косили глазами, как лошадь, ожидающая удара хлыстом. Курбский, держа руки в кармане, собрал леденеющие пальцы в щепоть. Джейран шептал молитву.

– Извините, я не за вами приехал? Машина «Ленгосстроя».

– Нет, нет.

Оба вынули платки и громко высморкались, – это облегчило душу.

– Ну? – сказал Джейран.

– Когда я узнаю, каким путем я убываю за рубеж?

– Когда вы прибудете в назначенный пункт готовым к отправлению.

– Согласен.

– Жму руку.

Курбский уехал в Гатчину к знакомым. Джейран – на реку Енисей, где у его родственника хранилась часть капитала.

Одно дело знать, другое – доказать. И кстати, одна улика дороже тысячи догадок. Воробушкин знал, конечно, чья жертва Бур. Но… никаких улик. А догадок… О, их сколько угодно. Во-первых, исчез Курбский. Аэропорт подтвердил: академик Курбский и ещё один ученый улетели на грузовом самолете, спешили на сессию Академии наук.

Неудача? Промах? Ошибка? Пока нет. В Ломоносовске остался Гаркушин. И не только Гаркушин. Более притягательная для Джейрана личность проживает в Поморске, у неё хранится треть его богатств, уникальные алмазы, бриллианты, приобретенные за три десятка лет. О ней помнил Бур, но не знал, что эта личность живет теперь в Ломоносовске. Увидел её случайно, во время многочасового сидения у окна за тюлевой занавеской. Личность эта – «царица Тамара».

Другой источник сведений – широкие массы. К ним Воробушкин отправился за информацией, зная: чтобы уловить крупицу истины, информацию нужно пропустить через десять фильтров.

Со стороны глядя на старшего лейтенанта милиции, нельзя было определить, то ли товарищ Воробушкин гуляет, то ли идёт по делу. Взгляд лучезарный, словно только что получил крупный выигрыш по внутреннему займу. Никакой таинственной озабоченности на челе. Свежий, подтянутый, в отличном пальто, пушистом франтоватом кепи. Легкое кашне, перчатки, начищенные сапоги. Всё это заботы тещи, как ни странно. Как не стараться для такого удачливого, скромного, непьющего, аккуратного, образованного зятя. О его качествах знали все клиенты магазина «Кулинария».

Воробушкин побывал в порту, не торопясь беседовал с приятелями – сторожами, контролерами, матросами теплоходов пригородных рейсов, буфетчицами, лодочниками… Без панибратства, похлопывания по плечу, фальшивой «свойской» интонации. Старший лейтенант не применялся к языку собеседников, не щеголял полублатной портовой терминологией, не подделывался «под народ». Главное оружие Воробушкина – искреннее дружелюбие. Ему рассказывали всё, что видели, что слышали. На всякий случай. Может быть, «нашему лейтенанту» пригодится.

Киоскеры, продавцы, шоферы, матросы, дворники, уборщицы рынка и прочие. О! Они всё видят, от них ничего не скроется. На этот раз Воробушкин отправился «в народ» не за информацией.

Требовалось успокоить Гаркушина. Усыпить его настороженность. О чем говорили на рынке, в порту и на домино – турнирах пенсионеров? Что лодочник Федосеев вообще тёмная личность, ночью воровал на реке лес-кругляк. Увидел приезжего (одни говорили – грузина, другие – чеченца, третьи – иностранца), напал на него, ударил восемь раз ножом, снял с него золотые часы, пальто, обшарил карманы, забрал деньги и потом поднял тревогу… Якобы случайно увидел убитого.