Посланец небес - Ахманов Михаил Сергеевич - Страница 39

Этого нобиля звали Альгейф, а трех его подчиненных – Альраун, Альхард и Альборх. Разумеется, то были не их фамильные имена, а воинские – традиция, которой в Империи придерживались уже много столетий. Начало ей положил император Кужух-Шор Справедливый, и она означала, что нобиль, вступающий в войско, должен, забыв о своей семье, служить единственно Светлому Дому и отечеству. Такая самоотверженность умилила командора; послушав затем, как Альгейф ругается, и поглядев, как он хлещет вино, командор заявил, что этот полковник хоть и сухопутная крыса, но свой в доску парень.

Первый кувшин закончился, когда мимо шли арбалетчики. Альгейф велел подать второй и сказал:

– Нам повезло, Тен-Урхи, что ты идешь в Манкану. Гнусные земли, поистине задница Таван-Геза, где горы – груды дерьма, болота – конская моча, а бабы – сущая блевотина. Вдобавок вино там такое кислое, что если его выпить и помочиться на сапог, то прожжешь в нем дыры. Большая удача, что мы тебя встретили! Будешь нас развлекать по дороге. Какие ты песни поешь?

– Какие пожелаешь, благородный, – ответил Тревельян. – О дальних странах и великих деяниях предков, о героизме воинов и грохоте битв, о чистой страсти и зеленых лугах, над которыми порхают медоносные мотыльки.

– Нет, про мотыльков не надо, – скривился Альгейф.

– Про чистую страсть, пожалуй, тоже, – добавил Альхард. – Провались она сквозь Оправу!

– А вот знаешь ли ты балладу о двенадцати способах любви? – спросил Альраун. – Или Песни Плотского Греха? Или сказание о Хантиле Крепком Дротике, который развлек за одну ночь сорок тилимских танцовщиц?

Тревельян кивнул, уловив тематику, приятную для бравых воинов.

– Разумеется, я все это знаю и множество других таких же песен. Желаете послушать, мои господа?

– Не сейчас, – сказал чахор Альгейф. – Сейчас мы на службе. Я… ик!.. провожу инспекцию войскам.

Арбалетчики прошли, мимо потянулись колесницы. Хозяин таверны принес третий кувшин. Альгейф выпил, небрежным жестом взбил свои бакенбарды и произнес:

– Как было сказано, эта Манкана – мерзкий край, но, повелением Светлого Дома, мы идем навести в ней порядок. Этот, как его… гниль болотная… Пагуш, вот!.. Слишком он возомнил о себе и кончит, я полагаю, крюком в брюхе. Таков наш солдатский долг – идти и насадить его на крюк! Но ты, Тен-Урхи, человек свободный. Так что ты ищешь в тех поганых землях?

– Видишь ли, мой благородный господин, – молвил Тревельян, – есть у нас, рапсодов, легенда. Лет двести или триста тому назад жил в Гзоре мастер, изготовлявший лютни из розового и медного дерева, и были те лютни так хороши, что ни одна из нынешних с ними не сравнится. Лютни разошлись по свету, но с течением веков осталось их немного, и каждая принадлежит известному певцу. Один из них недавно умер в Манкане, в городе Ильв, и завещал свою лютню первому рапсоду, который доберется в этот город. Думаю, мне повезет, так как об этом известно еще немногим.

– Какое совпадение! – сказал Альборх, один из туанов. – Мы тоже идем в Ильв.

– Прекрасно! Я буду услаждать благородных воинов песнями всю дорогу.

За конным отрядом потянулся обоз, и чахор велел Альборху и Альрауну пересчитать возы с провизией и боевыми машинами. Сам же выпил четвертый кувшин вина и приказал подать свою колесницу, пригласив в нее Тревельяна. Боевой возок помчался вдоль воинской колонны, но лошади, топот тысяч ног и звон оружия перепугали Грея. Недовольно заверещав, он снялся с Тревельянова плеча и полетел над кронами деревьев. Альгейф проводил его взглядом.

– Забавная у тебя зверюшка! Не продашь?

– Не могу. Шерр сам выбирает хозяина.

– Да, я об этом слышал. А еще слышал, что шерры могут зачаровать любого и высосать всю кровь.

– Это враки, мой господин. Он питается фруктами, хлебом и мясом.

– Жаль! – Альгейф прикрикнул на лошадей и хищно оскалился. – Я бы знал, кому его подложить! Ублюдку Нура-Паху, главнокомандующему Востока! Это он послал мою тарколу в Манкану!

В начале времени Заката войско встало лагерем у сигнальной вышки, и не успели солдаты расставить шатры, как загрохотал барабан – Альгейф сообщал своему начальству, что удалился от Помо на день пути. Тут не было ни постоялого двора, ни харчевни, но у чахора имелись собственные винные запасы. Пару часов Тревельян развлекал его и туанов песенками сомнительного содержания, потом исполнил на бис скабрезные куплеты о распутной супруге мельника и испросил разрешения удалиться.

Тинитаура он нашел у отведенной им палатки, рядом с костром и котелком, где булькало аппетитное варево. У огня развалился рыжий Тика, грыз какие-то плоды и выискивал в шерсти блох, закусывая ими свой ужин.

– Хорошо ли ты провел время, мой бесценный господин? – поинтересовался фокусник.

– Я делал то, что положено рапсоду: пел, – ответил Тревельян.

– И чахор, конечно, в восхищении, ибо ты воистину великий певец! Ты угоден богам, и я читаю в твоих глазах отблеск небесной славы.

– Ты умеешь читать?

Тинитаур слегка смутился:

– Ну, не по писаному, а исключительно в душах людских. Я, как и ты, много странствовал по свету и приобрел необходимую сноровку. Сейчас вот направляюсь в Манкану, ибо страна эта обширна и не очень населена, а значит, в ней мало знахарей, торговцев и звероловов. Можно заработать на лепешку с медом… А ты что там ищешь, мой господин?

Подсев к огню, Тревельян пожал плечами:

– Чего искать рапсоду? Он идет туда, куда зовет сердце.

Прилетел Грей и опустился на его колени. Тинитаур протянул руку, желая приласкать зверька, но тот оскалился и зашипел. Похоже, фокусник ему не нравился. Определенно не нравился – Тревельян ощутил волну неприязни.

– Сейчас ты идешь на север, в холодную страну, – сказал Тинитаур, помешивая в котелке. – А бывал ли ты в южных краях?

– Бывал. В Хай-Та, в провинциях за морем Треш и в других местах.

– Нет, мой золотой господин, я говорю о настоящем Юге, который лежит за Южным валом и степями. О Юге, где среди дремучих джунглей текут огромные реки, Кмари, Рориат и множество других, где водятся странные звери и где живут безволосые дикари, такие же, как солдаты в нашем войске.