Князь Диодор - Басов Николай Владленович - Страница 71

– Он погрузил магическую машину, которая управляет всем… в королевстве. Но из его дворца отсюда, из герцогства, она управляет хуже, чем может делать то же из Парса… Поэтому он везет ее в столицу. Ты понял?

Князь, как это ни нелепо звучит, устал от этой фигуры, устал бороться с собой, чтобы хоть что-то сделать, или хотя бы попробовать… Он снова закрыл глаза, острия у его горла не было, дверь тихо скрипнула, когда незнакомец уходил, переплет окна по-прежнему сильно и звонко бился от ветра… И все кончилось. Вернее, кончилась ночь.

Диодор открыл глаза, за вторую половину ночи, уже после посещения его комнаты… призраком, он все же сумел уснуть по-настоящему. Вот только голова у него раскалывалась, будто в нее набухали расплавленного свинца, или хуже – как будто его мозги испекли, даже на тяжкий и неверный зимний рассвет, каким бы слабым он ни был, смотреть было больно. И руки у князя дрожали, как у старого алкоголика, и ноги приходилось переставлять едва ли не усилием воли, потому что сами они не жалали сделать ни шагу.

И все же, князь понял, что все для него завершилось благополучно – он был жив, его не убили. И более того – ему сообщили такие сведенья, которые он сам никак не рассчитывал получить. Даже если бы он приехал в герцогский замок, если бы и нашел кого-нибудь, кто его недолюбливал и потому был склонен выложить про него все, что знал, вероятно, он не узнал бы ничего про герцога… А было ли это на самом деле? Или у него случился просто невероятный, чудовищный кошмар?

Он исследовал замок в его комнату, открыть его было бы просто, но он оказался закрытым. А это значило… Нет, все же и закрыть его, может быть, было возможно для того, кто предстал пред ним в таком фантомном обличье ночью. Тогда Диодор ощупал горло, и на нем определенно имелись свежие, еще даже не вполне затянувшиеся царапины, значит, ночной призрак все же был, ему ничего не привиделось. Хотя и жаль было, что он не сумел дотянуться до пистолета. Ведь можно было стрелять в ногу, хотя, вернее всего, следовало бы стрелять в плечо, чтобы сразу выбить шпагу у противника,.. кем бы он ни был.

Толстая хозяйка таверны и ее забитый подручный поднялись еще раньше князя, она даже буркнула на своем неразборчивом наречии, что так спать в дороге – попусту время терять. И сидя за столом, пытаясь впихнуть в себя вчерашнюю кашу, которая казалась ему накануне такой вкусной, князь присмотрелся к ней.

Утром она была какая-то другая. Все такая же толстая, в утреннем свете даже еще старше, чем ему вчера показалась, привычно неопрятная, неприбранная, в пышных, чрезмерных юбках, но… Другая все же. И лицо у нее было чуть другим, более жирным, с нечистой кожей, с чуть другой прической, чем ему казалось прежде… И она так же, как и граф, как и сам князь, все время терла пухлой рукой лоб, и морщилась от малейшего звука, даже от звука наливаемого в оловянные стаканчики вина, которое граф пил сморщившись, а сам князь так обильно разбавлял мутноватой водой, что там и вина к концу завтрака почти не осталось.

– Сегодня, – сказал князь, причем голос и сами слова его не слишком-то слушались, произносились не намного выразительней, чем у хозяйки, – далее не поедем. Мы возвращаемся, граф.

– Вот те на! – удивился Семпер. – Скакали же на юг, и вдруг… Что-то случилось? – спросил он, пристально вглядываясь в князя.

Но князь не стал ему ничего рассказывать о ночном своем посетителе. Он промолчал весь день, что они скакали по дороге в Парс. И хотя и он, и граф старались изо всех сил, проехали в тот день они до сожаления немного, едва поболее тридцати верст, что для обоих коней и для их ездоков было куда как мало, вполовину меньше, чем князь хотел бы… С таким темпом добраться до столицы и тем паче – догнать герцогский обоз, нечего было и надеяться.

А жалко, что так-то они ослабели и едва ли не растерялись. Подсмотреть, что же волок герцог в столицу, на дороге было бы легче. В Парсе узнать, что привез герцог, если призрак сказал правду, и что-то туда было привезено, будет вовсе невозможно, думал князь Диодор. И потому пробовал погонять своего Самвела, как и тащить за собой графа… Но это оказалось бесполезно, ехать быстрее, чем тем, первым после ночевки в «Петухе и кабане» днем они смогли лишь когда до Парса оставался всего один переход верст в сорок, не раньше. Они опоздали, они не сумели догнать герцогский обоз, и с этим ничего поделать было уже невозможно.

25

День стоял такой солнечный, что князь даже шляпу натянул поглубже, чтобы глаза спрятать, когда они проехали последнюю заставу. Миновав городских стражников, он обернулся к графу Семперу:

– Теперь-то я, граф, доберусь, пожалуй, можем и расстаться здесь.

– Нет, князь, – он все же выучился говорить это обращение почти правильно, – я уж лучше доеду с тобой до того отеля, где вы, имперцы, обитаете. И мне будет спокойнее, и дело будет доведено до конца.

– Что значит – до конца? – полюбопытствовал князь.

– Так просто… – отмахнулся граф. И тут же поправился: – Так говорят у нас иногда, когда нужно все сделать чисто, чтобы начальство потом гнев и пламень не изрыгало.

Возможно, это была шутка. Он действительно проводил князя до ворот отеля, где жили имперцы, и раскланявшись с ним и с охранниками, королевскими гвардейцами, которые по-прежнему торчали перед воротами, как им и было приказано, и которых граф, без сомнения, хорошо знал, уехал, с удовольствием оглядывая все вокруг, явно наслаждаясь тем, что эта непонятная для него поездка подошла к концу.

А князь, когда появился, и когда обуздал неумеренный порыв приветствий от всех, начиная со Стыря и кончая, как ни поразительно, мейстериной, уселся обедать, потому что, как выяснилось, и сам проголодался, и время подошло. За обедом он и рассказал почти обо всем, что с ним произошло. От его рассказа все ошеломленно притихли.

Густибус даже жевать перестал, смотрел на князя так, что тому неловко стало наслаждаться картошкой со сладким перцем и хорошо пропеченным окороком, которые им подавал Стырь. Мейстерину он каким-то образом во время этого разговора сумел удалить, хотя, наверное, для него это было нелегко.

– Ты чего? – спросил князь Густибуса.

– Все просто, князь, знал бы я, что с тобой произошло, не дал бы тебе трапезничать, пока…

Дверь в гостиную заскрипела уже знакомым звуком и появился Дерпен. Воин был еще не вполне в силе, он и шел-то, опираясь на одну из горничных, которая смотрела на него так, что становилось понятно – предложи Дерпен ей вот так всю жизнь его водить, она посчитала бы это своей самой большой удачей. А он времени не терял, с удовольствием отметил князь, вставая восточнику на встречу. Они раскланялись, хотя князь и заметил, что Дерпен лучше бы приобнял его в руквацкой манере.

– Ну, ты как? – спросил Дерпен, усаживаясь, с таким видом, словно не он тут боролся за жизнь после ранений, выздоравливал и вообще был в опасности, а именно князь Диодор.

Его нога под халатом, когда тот распахивался при ходьбе, была затянута повязкой, и вокруг головы белел бинт, и правую руку он держал так, чтобы случайно не потревожить предплечье… Да и под тонкой рубашонкой на груди угадывались тугие перевязки, но в глазах у Дерпена уже играло веселье, и хотя он немного похудел, но улыбался от души. Видеть это было приятно.

– Я? – оторопел немного князь. – Отлично, вот опоздал ты, а я тут рассказал про свои похождения, если их так можно назвать.

Дерпен все понял, посмотрел на свою провожатую, мотнул головой на дверь.

– Иди, милая, я уж тут сам как-нибудь, или Стырь поможет.

Девица удалилась со странно опечаленным и в то же время рассерженным видом. Наблюдать за ней показалось бы забавно, если бы не нужно было заниматься делом. Батюшка стал негромко пересказывать Дерпену все, что только что услышал от князя. А Густибус, еще разок очень внимательно смерил князя взглядом, и пояснил:

– Видишь ли, князь, есть способы понять, чем и как тебя отравили. Нужно только некоторое количество крови у тебя взять, и провести кое-какие опыты.