Призрачный сфинкс - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 55

А в-третьих, в шумерских источниках говорилось о том, что земных людей состворили «сусдруплы», или «анунаки» – существа с другой планеты…

Доктор Самопалов ехал по осеннему городу и постоянно ощущал какое-то внутреннее неудобство, граничащее с тревогой – словно где-то внутри торчали сплошные острые углы и не давали спокойно пройти…

Однако, вернувшись в больницу, он забыл об этом своем неудобстве, потому что-у него возникли другие хлопоты: резко ухудшилось состояние пациента из пятой палаты – обладателя удивительной способности запоминать тысячи автомобильных номеров. Пациент впал в коматозное состояние и все попытки привести его в чувство успеха не имели.

Доктор Самопалов вместе с другими врачами изо всех сил старался изменить угрожающую ситуацию – и к вечеру больной начал, наконец, подавать признаки жизни. Впрочем, Виктор Павлович не собирался тешить себя мыслью о том, что проблема решена. Многолетний опыт врачебной деятельности подсказывал ему, что шансов на успешное лечение очень мало – такие больные, как правило, ненадолго задерживались в этом мире…

Домой он вернулся поздно, довольно измотанным, и, наспех поужинав, завалился спать. А наутро узнал о ночном инциденте в палате номер семь. Точнее, речь шла о раннем утре, когда, в начале пятого, пациент Левченко принялся что было силы стучать в запертую дверь палаты, сопровождая этот стук истошными воплями. До того, как ему вкатили двойную дозу успокоительного, он успел превратить в клочья собственную рубашку и зубами отодрать подошву от своего же тапка. Скрученный сноровистыми руками санитаров, он, прибегнув уже к членораздельной, хотя и несколько сумбурной речи, пытался объяснить, что сосед по палате сознательно заразил вирусом его внутренние компьютеры и теперь не помогает никакая перезагрузка. Вместо обычного торса с прицелом и звездой он видел какие-то другие картины – а его собственные программы были, якобы, непоправимо испорчены.

В течение всего этого, полного шумовых эффектов, инцидента сосед Левченко по палате номер семь Игорь Владимирович Ковалев продолжал спать – или притворялся спящим.

К тому времени, когда доктор Самопалов приехал в клинику, Левченко, которого переместили в бокс, еще находился под воздействием транквилизаторов и не имел никаких претензий к окружающему миру. Убедившись в том, что состояние Левченко пока не внушает тревоги, доктор Самопалов наведался в седьмую палату. Приутихшее было ощущение душевного неудобства вновь вернулось к нему.

Игорь Владимирович Ковалев лежал в постели, заложив руки за голову, смотрел в потолок и едва заметно шевелил губами, словно шептал что-то. Вопреки уже сложившемуся стереотипу, он, завидев входящего в палату психиатра, тихо, но внятно сказал:

– Здравствуйте, Виктор Палыч.

Отметив про себя это неожиданное отклонение от шаблона, доктор Самопалов ответил на приветствие и подошел к кровати Ковалева.

– Как там мой сосед, успокоился? – в голосе Ковалева не звучало никакого интереса и его застывшее лицо напоминало маску, ко рту которой приделаны ниточки: губы шевелятся, а все остальное – неподвижно.

– Успокоился, – ответил доктор Самопалов, бросив взгляд на кровать Левченко со скомканным одеялом и лежащей в изножье подушкой.

– Наверное, это действительно я ему удружил. Наверное, он увидел что-то из моих картин.

– Каких картин? Вы вновь видите картины?

– Ну, это я их так называю, а это на самом деле не картины, как тогда, с Черным графом… Какая-то иная реальность… или иллюзия, это одно и то же. Только теперь я полностью погружаюсь, растворяюсь… Полностью, понимаете? И знаю, что это не сон… Просто превращаюсь в тот мир, словно я и есть – тот мир… Знаю каждую его частицу, каждая его частица – это я, и всё вокруг – тоже я, и я все знаю, и все могу… Сегодня ночью я был драконом, Виктор Палыч… И еретиком тоже был, и библейским Моисеем… Это так интересно… Только теперь меня на ночь нужно будет, наверное, привязывать к кровати.

– Вы считаете, это необходимо? – осторожно спросил доктор Самопалов.

– Не знаю… Может быть… Иначе я когда-нибудь останусь где-то там… в тех иллюзиях…

– А вы, стало быть, не хотите остаться? – этот вопрос психиатра был продиктован профессиональным интересом.

Ковалев вздохнул и ответил, и вновь одни только губы шевелились на его застывшем лице:

– Я боюсь потеряться там, Виктор Палыч… Полностью раствориться… Это ведь как те самые матрешки – проникаешь все дальше и дальше… Иллюзии иллюзий… И еще я боюсь, что какие-то куски этих иллюзий проникнут сюда, и такая здесь начнется неразбериха… а нам и своей хватает… Как-то все это связано с тем Марсианским Ликом… Не знаю… Понимаете, где-то добра может быть больше, где-то меньше, но оно есть… А Сфинкс… Боюсь, что добра в нем нет вовсе… «Святой Лик»! Если бы… Есть такой Олег Мартынов, он раньше рок-музыкантом был, Динго… Так вот он считает, что марсиане живут сейчас под поверхностью Фобоса, а Лик соорудили для того, чтобы его с Фобоса было видно – и молятся ему… Увы, ошибается Динго. Марсианский Сфинкс – это полное отрицание добра…

«Попробовать какое-то другое сочетание нейролептиков? – подумал доктор Самопалов. – Выйти на Академию, запросить у них описание подобных случаев…»

– Если хотите, будем привязывать, Игорь Владимирович, – сказал он.

Ковалев едва заметно, одними губами, усмехнулся:

– Все-таки не желаете именовать меня Демиургом, Виктор Палыч… Ну и ладно, больше настаивать не буду. Суть-то не меняется, как ни назови. Мир можно называть царством вечно движущейся неуничтожимой материи – но он-то от этого не станет менее иллюзорным…

…Вечер в квартире доктора Самопалова начался вполне традиционно: неспешный ужин (а не три глотка чая с бутербродом, как вчера), обмен новостями с женой. Впрочем, о странностях Демиурга-Ковалева Виктор Павлович супруге не говорил. Потом, после информационной программы, в телевизоре потянулся все тот же бандитский сериал – хотя, возможно, и другой: психиатру все они казались одинаковыми – одним бесконечным тупым фильмом. Жена с вязанием устроилась на диване, а доктор Самопалов уединился в другой комнате и приступил к чтению газет. Был обычный вечер обычного дня…

Метаморфоза произошла стремительно и незаметно.

Услышав стук копыт, он резко обернулся и увидел показавшихся из-за пригорка всадников на черных конях. Можно было упасть на землю, затаиться в высокой траве, но его уже заметили. Всадники пришпорили коней – и он бросился к лесу, и злоба и страх переполняли его, и он готов был разорвать на куски этих тварей в зеленых плащах – но их было слишком много. Позади нарастал угрожающий топот копыт, а впереди приближался лес – скорее, скорее, нырнуть в густую зелень, скатиться в овраг, забраться поглубже в чащобу, где нет прохода коням… А что-то внутри призывало остановиться, встретить врагов, наброситься на них, рвать на части – кровь! кровь! Много крови… Пьянящей, прибавляющей сил… Нет, нет – в лес! Врагов слишком много…

За спиной раздался резкий звук – и тут же предплечье обожгла боль, словно прошелся по нему невидимый острый нож. Он, коротко взвыв, вломился в затрещавший кустарник, в гущу ветвей…

…Виктор Павлович вскочил с кресла, газета с шорохом упала на пол. Предплечье болело, причем довольно сильно.

– Что такое, Витя? – встревоженно спросила возникшая в дверях жена. – Ты чего кричишь?

Доктор Самопалов, потирая левое плечо, некоторое время застывшим взглядом смотрел сквозь нее, затем, сделав над собой огромное усилие, сказал приглушенным голосом:

– Все в порядке, Наташа. Кажется, задремал, привиделось что-то…

Жена покачала головой и вернулась к вязанию и телевизору. Виктор Павлович снял спортивную куртку и осмотрел предплечье. Предплечье было целым и невредимым, не было на нем ни колотых, ни резаных, ни огнестрельных ран, а было только пятнышко от давней детской прививки. Однако боль не утихала.

Доктор Самопалов, обхватив правой ладонью больное место, застыл у подоконника, заставленного горшочками с кактусами, и почувствовал, как неприятный холодок волнами накатывается на сердце – и сердце то замирает, то начинает учащенно биться. Виктору Павловичу было очень не по себе, если не сказать больше. Он ни на мгновение не усомнился в том, что психически вполне нормален – и в тоже время был абсолютно уверен, что пережитое несколько мгновений назад отнюдь не привиделось ему.