Ворота из слоновой кости - Корепанов Алексей Яковлевич - Страница 45

И чуть не отлетел назад, словно толкал массивную колонну или глубоко вросший корнями в матушку-землю многовековой толстенный дуб...

Так оно, собственно, и оказалось, только не перед дубом он стоял, а перед сосной, и вокруг возвышались такие же сосны, и снег у обочины дороги, мягко поблескивающий в лунном свете, был нетронут, и нигде, нигде, нигде взгляд Кононова не мог обнаружить никаких шаров. Только снег. Только спящие деревья. Только звездное небо с торжествующей луной... нет, не торжествующей – насмехающейся. Насмeхающейся над ним, Андреем Кононовым, окончательно спятившим... сошедшим с умa...

Луна висит над ним. И смеется тоже – над ним... Хохочет весь мир, хохочет майя, повалившись на спину, обхватив руками живот и мелко суча задранными кверху ногами... Суча... Сука...

Сука – суча!

Кононов скрипнул зубами, выбрался по нетоптаному снегу на дорогу и размашисто зашагал по ней, оставив за спиной скалящуюся луну, зашагал туда, где лес рассекали рельсы, и звезды на краю неба растворялись в зареве городских огней.

...Он совершенно не запомнил свой путь, и не мог бы сказать, сколько времени шел – четверть часа, час, сутки или все-все так и не прожитые годы... а прожитые? Были ли они – прожитые годы?..

Думать он себе не позволял – о чем было думать?

Когда вдалеке возник знакомый барабанный гул, он уже стоял на рельсах. Барабаны рокотали, приближаясь, мчась вперед, к месту встречи... Надвигалось ослепительное пятно... Истошный вой разнесся над лесом, в него вплелся истеричный визг – это сталь с силой терлась о сталь... Нет, не сможет так сразу остановиться многотонная змея...

Кононов покрепче утвердил ноги между шпалами, заслонился ладонью от несущегося на него светового пятна. Казалось, это луна, сорвавшись с небес, летит прямо на него, исступленным воплем возвещая всему миру о том, что вот-вот наступит момент истины.

«Истины ли? – подумал Кононов и убрал руку от лица. – А что есть исти...»

– 1

...Был душный июньский вечер, и в порывах ветра не ощущалось никакого намека на свежесть; казалось, в подернутых маревом небесах работает гигантский фен, иссушая и без того уже донельзя сухую землю. В жарком, словно в сауне, воздухе, пропахшем перегретым асфальтом и угаром автомобилей, металась пыль, и назойливой метелью лез во все щели тополиный пух. Столица превратилась в необъятную парилку, и жителям мегаполиса оставалось уповать лишь на то, что метеорологи, обещавшие ночную грозу, на этот раз не ошибутся в своих прогнозах. Июнь две тысячи восьмого года переплюнул все пиковые показатели среднемесячных температур, зарегистрированные со времени основания столичной метеослужбы, и в Подмосковье чуть ли не ежедневно возникали лесные пожары и дымовыми шашками беспрестанно тлели торфяники.

В такой одуряющий вечерок одним из средств спасения организма от обезвоживания могло быть холодное пиво – и Кононов усиленно применял это средство, сидя под тентом летней пивнушки, угнездившейся в чахлом скверике на углу 6-й Студенческой и Воскресенской. Одну кружку он уже оприходовал, чуть ли не залпом, и теперь, более-менее отрегулировав свой температурный и водный баланс, неторопливо прихлебывал из второй, просматривая купленную в киоске при выходе из метро «Очень интересную газету». Домой можно было не спешить – жена и дочка уже неделю блаженствовали на Черном море, а вот у него море намечалось не раньше августа – нужно было довести до ума учебное пособие по российской истории времен Елизаветы Петровны для своих же семинарских занятий. И не одно море у него намечалось, а несколько: Московское, Рыбинское, Жигулевское и прочие – намеревался он съездить в родную Тверь, а там сесть на новенький экскурсионный теплоход «Великий князь Тверской Михаил Ярославич» и проплыть по Волге до Астрахани и обратно. Давно мечтал, да все как-то не получалось...

Он неторопливо жевал соленые орешки, неторопливо глотал импортную «Оболонь» (пивовары из хохлов получились неплохие, не хуже их же ракетчиков – стрелков по родным жилым домам и чужим самолетам) и неторопливо же скользил глазами по газетным строчкам. «Очень интересная газета» действительно была довольно занимательным чтивом: парапсихология, эзотерика, уфология, фантастика, мистика... Полный набор.

Перевернув страницу, Кононов обнаружил крупно набранный заголовок: «Корректор». А чуть ниже было написано: «А. Алькор, г. Тверь». Грех было не прочитать опус земляка, напечатанный под рубрикой «Фантастические истории», тем более объемом всего в один газетный лист.

Не выпуская из руки кружку с «Оболонью», Кононов принялся за чтение.

« – Удачи тебе, Корректор! И не вздумай устроить там какую-нибудь заварушку.

Я в ответ улыбнулся и пожал руку ассистенту. Он вышел из камеры, люк гулко захлопнулся – и я остался в одиночестве. Подголовник кресла давил мне на затылок, но я не шевелился – таймер уже начал обратный отсчет и всего несколько секунд отделяли меня от момента перехода. В круглом окошке напротив моего кресла я видел ассистента – он поднял ладонь, растопырил пальцы и, дублируя таймер, поджимал один палец за другим.

Восемь... Семь...

За стеной камеры возник неясный гул, он все нарастал, словно в атаку на меня устремился разъяренный пчелиный рой; подошвами я ощутил вибрацию пола, и в унисон с ней заныли мои зубы.

Четыре... Три...

Ладони ассистента начали расплываться, словно были всего лишь клочками тумана, и теперь этот туман таял под лучами утреннего солнца.

Два...

Единственный оставшийся поднятым большой палец – как символ успеха первой вылазки в прошлое. Так мне хотелось думать.

Как этот палец исчез – я заметить не успел.

За окошком виднелась в полумраке какая-то обшарпанная бетонная стена со следами опалубки. Пчелиный рой рассеялся, исчез, пол больше не дрожал, и с моими зубами тоже все было в полном порядке. Хронокамера прибыла в расчетную точку прошлого. То есть я надеялся, что именно в расчетную точку – во всяком случае, два десятка беспилотных испытаний прошли успешно и было бы просто несправедливо, если бы именно на мне что-то засбоило...»

Кононов сделал очередной глоток, пальцем смахнул с бровей капли пота.

«Как же это удалось выяснить, что беспилотные испытания прошли успешно? – подумал он. – Пояснил бы, земляк. Автоматическую видеокамеру запускали, что ли?»

«Отогнув рукав старомодного пиджака, я взглянул на старомодные же часы – со стрелками и механическим заводом, таких не производили, наверное, уже лет сорок-пятьдесят. В моем распоряжении было три часа, вполне достаточно для того, чтобы справиться с заданием – оно не представлялось мне особенно сложным.

Поднявшись с кресла, я поправил галстук – что за мода была цеплять на шею куски разноцветной ткани! – пересек камеру и, поднапрягшись, открыл люк. И лицо мое овеял воздух былого.

Место для размещения хронокамеры наши специалисты выбирали очень тщательно – рылись в архивах, изучали старые планы города, разыскивали фотографии. И нашли. Пригородная стройка – там собирались возвести цеха нового завода, и кое-что успели сделать, а потом финансирование прекратилось и железобетонные каркасы, в которые уже было вбухано немало средств, заросли крапивой и бурьяном. Место было безлюдным, все, что можно было растащить и раскрасть, давно растащили и раскрали, и хронокамера, никем незамеченная, могла преспокойно простоять тут, пока я делал свое дело. Через три часа она автоматически должна была вернуться назад, то есть вперед, в будущее – мое настоящее, – и я хотел бы в этот момент находиться внутри. Меня вполне устраивали мои времена.

А потому мне не следовало особо глазеть по сторонам, а следовало мне побыстрее топать к недалекой городской окраине, садиться на конечной остановке в троллейбус номер пять – старинными деньгами на проезд меня снабдили – и ехать к месту, где нужно произвести коррекцию прошлого. Ради позитивного изменения будущего.