Шестая Бастионная - Крапивин Владислав Петрович - Страница 57

Девятый бастион

Ночью разгулялся ветер. Утро было без дождя, теплое, но облачное. Ветер градом сыпал на асфальт созревшие каштаны, срывал с акаций мелкую чешую листьев, а большие подсохшие листья платанов (похожие на игрушечные дельтапланы) кружил над мостовыми и чиркал ими по скользким крышам разноцветных машин. Облака были быстрые и неплотные, мелькало чистое небо.

С причала у Графской пристани я поехал на катере на Северную сторону. Там надо было встретиться с ребятами в одном школьном музее. Катер сильно болтало. А за грядой волнолома вздымались белые взрывы прибоя. К Константиновскому равелину неслись из открытого моря белогривые табуны громадных волн.

Я подумал, что, если шторм еще поднажмет, рейд, чего доброго, закроют. Добирайся тогда в центр города вокруг бухты, через Инкерман…

Эта беспокойная мысль царапала меня все время, пока шел разговор в музее. И к причалу на Северной я возвращался с тревогой. К счастью, катера ходили. Но болтало их так, что было даже удивительно: почему рейд все еще открыт? Палубу захлестывало, немногочисленные пассажиры укрывались в салоне…

В гостинице пожилая добродушная дежурная сказала мне:

– К вам тут мальчики приходили. Цветы принесли да еще что-то… Я вам в номер унесла.

– Что за мальчики?

– Двое, небольшенькие такие, с портфелями… Сказали, что еще, может быть, придут.

В номере в бутылке из-под кефира стояли три пунцовых георгина каждый размером чуть не с арбуз. А рядом лежали на столе несколько раковин-рапан. Одна очень большая, с кулак. Оранжевая внутренность рапан еще пахла морем, там был мокрый песок. На бугорчатых серых боках – зеленые нитки водорослей.

Раковины я вымыл под краном. В двух оказались глубоко спрятавшиеся моллюски. Я пожалел живых тварей и решил потом выкинуть эти две раковины в море.

В дверь постучали.

– Вот они, гости-то, опять припрыгали, – сказала дежурная.

Смущенно посапывая и улыбаясь, в дверь проникли Санька и Юрос. Разом сказали "здрасте".

Я обрадовался и удивился. Удивился, что они вместе. При первой встрече мне показалось, что Юрос глядел на Саньку с ревнивой подозрительностью. И я знал, что прежде они были едва-едва знакомы.

Может, и сейчас Юрос увязался за Сандаликом из ревности? Или из принципа: почему, мол, этот идет, а мне нельзя?

Но нет, они смотрели друг на друга по-хорошему. А на меня весело, но капельку виновато: все-таки непрошеные гости.

– По берегу шастали? – спросил я.

Мятые длинные брючины Юроса снизу промокли, Санькины кеды и носки тоже сырые, а на поцарапанных ногах те же нитки водорослей, что на раковинах.

– Ага, – выдохнули Санька и Юрос вместе. Юрос полез в нагрудный кармашек и вытащил громадную крабью клешню. – Вот… Там, за Хрусталкой, много чего накидало волнами. И раковины, и это… Это тоже вам.

– Спасибо… Какая кусачая лапа!.. И за раковины спасибо, и за цветы… Где вы такие большущие георгины добыли? Их-то, наверно, не море выбросило?

– Не, – сказал Санька. – Это в школе…

– Сегодня сбор, ветераны придут, – разъяснил Юрос. – Там для них целые клумбы нанесли.

– Ничего себе, – хмыкнул я. – Значит, эти цветы… как бы это выразиться? Не совсем для меня были предназначены?

– Мы же не стащили! – сказали они разом и одинаково раскрыли честные глаза.

– Мы попросили, потому что там все равно целый воз! – объяснил Юрос.

– Да, нам дали, – подтвердил Санька.

А я вдруг заметил, что они похожи. Совершенно разные: темноволосый, с глазами-углями, весь какой-то колючий чертенок Роська и светлоголовый, сероглазый, всегда немного смущенный Сандалик. Чем все-таки похожи? Может, одинаковостью интонаций, когда начинают говорить разом? Или уверенностью и легкостью движений и смелостью глаз (у Саньки, несмотря на его стеснительность) – тем, чем отличаются многие севастопольские мальчишки? Или еще какой-то неуловимой пока общностью?

Я их усадил на кровать и попросил дежурную принести чаю.

– А чего это вас, голубчики, понесло на берег? Уроки ведь…

Они наперебой рассказали, что уроки сегодня наполовину отменили, потому что сбор. И они пошли посмотреть, какой прибой. А на берегу свист, брызги, шум. У клуба яхты пляшут у причальных бочек, как черти в аду (это Юрос, конечно, сказал), и одну чуть не сорвало…

Они набрали раковин, прибежали сюда, меня не было, они отнесли домой портфели и снова сюда…

– Ой, а сколько времени? – подскочил Юрос.

Я показал часы.

– Через два часа сбор, – сказал Юрос. – Надо еще домой зайти, себя в парадный вид переделать, а то вот… – Он дрыгнул ногами в жеваных штанинах.

– Я вас провожу.

Времени было достаточно, и мы зашагали не торопясь. По улице Адмирала Октябрьского поднялись до площади Восставших и свернули на Шестую Бастионную. Но по ней напрямик не пошли, а начали петлять по старым переулкам.

Ветер трепал на мальчишках галстуки, ерошил и ставил торчком волосы. Это был озорной, не сердитый шторм. Проблески солнца летели по улицам, словно сорванные где-то желтые флаги.

В переулке Бутакова, что тянется между заборами из серого пористого камня, Санька поддал ногой обломок черепицы и задумчиво сказал:

– Тут все еще иногда ядра находят. И бомбы старинные…

– Не только старинные, – хмуро заметил Юрос. Он знал, что такие находки – не шуточки.

Санька тихо возразил:

– Не старинные – это понятно. А с Первой обороны сто тридцать лет прошло.

– Те старые бомбы тоже иногда взрываются, – заметил Юрос. – Если нечаянно уронить или стукнуть. А просто так не взрываются. У них взрывателей не было, а фитили…

– И пушки были гладкоствольные, – сказал Сандалик и быстро глянул на меня: помню ли прошлогодний разговор о Стрелецкой бухте, Тотлебене и залпах с французских судов?

Я улыбнулся ему.

– А я в Адрюшкином сарае старую самоварную трубу нашел, – сказал Юрос. – Теперь, когда крепость построим, можно из нее главный калибр сделать.

– Что за крепость? – спросил я.

– Да мы за гаражами ее делаем, вроде бастиона. Такая игра будет, штурм. Одни нападают с мечами и щитами, а другие отбиваются. И бомбы из песка. Если они наш флажок собьют, значит, их победа. Если мы их всех повышибаем, тогда наша…

– Надо каски сделать, – вдруг сказал Санька. – А то я вчера целый вечер песок из волос вытряхивал.

– У Альки есть одна железная! – вспомнил Юрос. – Наша, военная. А в кладовке где-то пластмассовая была папина, он в ней в порту работал… Тебе какую дать?

– Да хоть какую! – весело сказал Санька.

Они обменялись быстрым взглядом. И я снова подумал, что они похожи! У них одно на двоих дело, одинаковые мысли об этом деле, одинаковое понимание. Когда успели? Всего-то несколько дней назад завязался между ними первый узелок…

Может быть, случилось наконец то, о чем мечтал Сандалик? Может, встретился ему непридуманный Одиссей? А Юрос теперь меньше будет печалиться о давнем друге Андрюшке, который уехал с родителями в далекий Мурманск? Хотя нет, новый друг старого не заменит. Но ведь может стать таким же настоящим!

Все-таки хорошо, что так получилось и есть у Сандалика и Юроса теперь общий бастион.

– Значит, девятый бастион строите в этой линии… – сказал я.

Санька вскинул выгоревшие ресницы:

– Почему девятый? Их же здесь раньше семь было. Восьмая батарея не считается, она уже для морской обороны…

– Семь – это те, что с номерами. А еще Корниловский, на Малаховом. Забыл?

– Ой… – Санька даже остановился и крепко треснул себя ладонью по лбу. – Вот голова дырявая! Самое-то главное…

– Значит, все же наш – Девятый, – полувопросительно заметил Юрос. Он сказал это уже как название, с большой буквы.

– Вы его не забудьте на карте отметить, – напомнил я Саньке. – Цела у тебя карта штабс-капитана Моткова-второго?

– Да ну его, этого Второго, – хмуро сказал Санька. – Там одна путаница… Нарисовано, будто французские траншеи даже за Артбухту продвинулись. И будто Восьмую батарею и Седьмой бастион французы захватили. А их там сроду не было. Наши сами все там взорвали, когда отошли на Северную… Французы только Курган заняли.