Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 54

Теплый взгляд ушел с ее лица, и – будто солнце спряталось за облачко.

Что-то не то со мной, недоуменно подумала она. Так не должно... Замерцало полузабытое золотое пятнышко.

Как тревожный сигнал.

У ног тихо вздохнула Аски. Отрада уловила даже не звук, а дыхание. Она коснулась компаньонки ногой. Аски нервно подрагивала.

Ничего, подумала Отрада. Предупреждена – вооружена. Предупреждена – и вооружена... Не исключено, что – очень опасна.

– Видимо, дочь моя, мне придется рассказать эту постыдную историю заново...

Машина, чуть снизив скорость, переехала мост – и покатилась по очень гладкой дороге сначала между посадских строений, а потом и среди полей. Мотор работал так тихо, что слышалось в основном шуршание воздуха по окнам и крыше.

Что-то из рассказанного она краем памяти помнила, а о чем-то просто догадалась. Но в целом...

Этот мир – Подлинный Мир, как следовало понимать из объяснений – не имел такой отличительной черты, как физические размеры и законы. В определенном смысле каждый человек мог (в зависимости от уровня амбиций и уровня одаренности) творить и размеры, и законы. Пространство здесь выдувалось наподобие мыльных пузырей. И свой пузырь ты мог обустроить так, как считал нужным.

Большинство населения благоразумно обходилось домом и садом. Кто-то, напротив, выдувал такие огромные сложные пузыри, что уже не мог с ними справиться. И становился рабом своих пузырей. Бог Создатель, например...

Были, разумеется, и те, кто творил большие и разумно устроенные пузыри. К ним приходили и просились жить люди более скромные, что предпочитали обходиться домом и садом...

Этим творцам больших пузырей – номосeтисам, то есть «учреждающим законы», – следовало поддерживать добрые отношения с соседями. Поскольку в противном случае могли возникнуть неприятные осложнения.

Необходимо было постоянно договариваться о неких правилах игры, чтобы на границах пузырей не возникало неразрешимых коллизий. И все равно время от времени они возникали. В таких случаях приходилось долго и осторожно распутывать эти узлы... либо, если уж ничего не получается, воздвигать вокруг мятежного пространства высокую стену. Как это произошло в конце концов с Богом и его миром...

А для того, чтобы иметь с соседями добрые отношения, следовало делать им подарки и исполнять просьбы.

Иногда это были странные просьбы...

До чего же он убедительно излагает, думала Отрада отвлеченно и чуть насмешливо. Мне просто ничего не остается, как в очередной раз поверить.

Поверить в девочку-амулет... находку для героя. Как появление ее в Боговом мире было предсказано еще в глубокой древности, как ее пытались спрятать от людей, как, прослышав про нее, старый номосетис Йир, ближайший сосед Отца, вознамерился взять ее в жены, как его и Отца креатуры и клевреты брали прочесом немыслимо сложный, разросшийся и продолжающий дико и бесконтрольно разрастаться Богов мир... как нашли ее у Диветоха, чудаковатого мелкого номосетиса, как Йир обручился с нею и повел к алтарю – и как она, увидев что-то или вспомнив, бежала с собственной свадебной церемонии, нанеся Йиру несмываемое оскорбление, и теперь он не желает ничего другого, а лишь смерти ее самой и ее любовника...

Золотое пятнышко морщилось в такт его речи, и Отрада понимала, что он лжет. Лжет от первого слова до последнего. Он знает, что она не помнит ничего, и поэтому лжет. Не следовало только подавать виду, что ложь его – видна...

– Я так понимаю, – сказала Отрада, скользя взглядом по пейзажу, по холмам, похожим на арбузы... темно-зеленые покатые вершины и склоны и яркокрасные промоины, – что во имя мира на границах...

– Это было бы слишком просто, – сказал Отец и впервые посмотрел на нее в упор. – Он получит свое... ибо мир на границах – это святое. Но я не очень люблю, когда от меня требуют чего-то. Меня можно просить... Он получит то, что хочет и даже чуть больше.

– Он получит меня? И... Алексея?

– Пусть это тебя не заботит. Ты все равно останешься со мной.

Асхи опять вздохнула бесшумно.

От монастыря уцелела лишь башня, все остальное, включая древние стены, обращено было в груды щебня. На сутки – если можно было говорить о сутках сейчас, когда день от ночи почти не отличался – Алексей задержался, помогая братьям разбирать завалы. Потом, когда стало ясно, что живых уже не осталось, он махнул всем на прощание и ушел.

С ним был меч, завернутый в старый плащ, мешок с книгами и небольшим зеркалом – и бурдюк серной воды из источника.

Монастырь, подумал он. Происходит от слов «мон» и «астер», то есть «счет звезд». Именно этим мы тут и занимались...

Он знал, что несправедлив, но у него не было ни сил, ни желания быть справедливым.

В первой же деревне – пострадавшей мало, отметил он, развалились лишь глиняные хозяйственные постройки – он нашел кузню, разбросал с мелового круга мох, легким ударом молотка отколол несколько кусков мелового камня, сунул в карман. Мел – это условность, он уже все знал и все понимал, по-настоящему ему не нужно было ничего вещественного, – и все же с мелом было... он поискал слово – надежнее. Да. Именно надежнее.

...Отроков, желающих стать отважниками, ждет испытание... им нужно пройти по длинному бревну, над которым раскачиваются двадцать четыре мешка с песком. Это потом, после лет тренировок, они танцуют на этом бревне с завязанными глазами... а первый раз – всегда проба на природную способность правильно и быстро реагировать на опасность. И вот сейчас Алексей видел впереди что-то вроде такого бревна, но перекинутого через бездну... и, что самое главное – он никогда не ходил по этому бревну. Тогда самое страшное, что ему грозило – это расставание с мечтой. Навсегда. Сейчас – расставание с любимой. С любимой, повторил он. С любимой. И гибель мира впридачу.

Как тогда, так и сейчас – попытка пройти по бревну могла быть только одна.

Алексей взял меловой камешек. Зажал между пальцами – крепко, чтобы не выпустить. Внутренне присел. Осторожно огляделся по сторонам.

Он был в Салтыковке, на кладбище – как раз перед могилой тетушки Еванфии.