Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга вторая - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 70

Вика пожала плечами. Губы ее поджались в сторону, образовав лежащую на боку букву Т.

– Определенного – ничего. Может быть, потому, что стены давние, толстые – не слышно... Старушек, опять же, в соседях нет. Внизу тетечка живет, так ее просто иногда раздражало, что – мебель двигают. А какая тут мебель...

– Знаете что, Вика, – сказал Бог. – Я вам сейчас предложу одну вещь, вы подумайте – и соглашайтесь. Чтобы все понять, мне следовало бы провести тут ночь, а может быть, и не одну. Разумеется, без вас. Если компания Мартына... простите, Элика, – он поклонился мальчику, – для вас приемлема, вы могли бы переночевать в квартире Алексея. Или у вас есть какие-то подруги, друзья?.. Я понимаю, что вы можете про нас подумать всякую всячину, о чем только сейчас газеты не пишут... то есть я не настаиваю. Самую дрянь Алексей отсюда просто унес. Но кое-что, похоже, осталось, и унести это можно разве что со стенами...

– Есть, правда, еще один выход... сменить квартиру, – сказала Вика. – Может быть, на самом деле вы проходимцы и жулики, и затеяли целый спектакль для того, чтобы выселить меня отсюда...

Мартын возмущенно вскочил, набрав полную грудь воздуха для достойного ответа. Алексей рассмеялся.

– Она тебя купила, старик.

– А чего сразу... «жулики»... Знаю, что купила, а за базаром следи.

– Мартын, друг мой, это я вам посоветовал бы следить за базаром, – мягко сказал Бог. – Девушка права, конечно. Не будем настаивать...

– Извините, – сказала Вика, – но я, правда, смеялась. Ну... достаточно ведь нелепая ситуация, разве нет?

– Незнакомые мужчины просятся переночевать... – подсказал Алексей.

– Вот именно. И я их пускаю. Чудовищное легкомыслие. Да чем я рискую ну, в самом худшем случае? У меня не будет этой квартиры. Перееду за ту же цену в гостинку...

– Э, нет, – сказал Алексей. – Представьте... приходите утром, а здесь труп.

Сможете вы что-нибудь доказать милиции?

– Легко! – она засмеялась. – Вот уже из этого вопроса ясно, что вам можно доверять. Вы же тогда больше часа просидели – и в шкаф, получается, не заглянули. А в шкафу висит форма... Алексей развел руками...

– Лопух. И в каком вы звании, Вика?

– Сержант.

– По делам несовершеннолетних?

– По ним, хорошим... – она нахмурила бровь на Мартына. – Понял, птица?

– Так точно, – робко вытянулся Мартын. – Разрешите обратиться к... э-э... он подбородком указал на Алексея.

– Обращайтесь.

– Драпать надо, – драматическим шепотом сказал Мартын. – Она нас всех посадит!

– За что? – растерялся Алексей.

– За решетку... Ну, за ту, которую из парка сперли – забыл, что ли?

Первым захохотал Бог, за ним остальные.

Железные звери дважды появлялись на окраинах Столии и вскоре исчезали бесследно, будто проваливались в подвалы или подземные нечистые каналы. И жителям начинало казаться, что это был морок, условность, остаток сна. Столия всегда жила особой, как бы придуманной жизнью, состоящей из ритуалов, непонятных для посторонних, и странных бесцельных интриг; этот город ощущал себя слепком с мертвого лица, маской чего-то – давно забытого.

И жизнь в нем была бесконечным и безначальным, иногда веселым, а чаще бессмысленно-жестоким маскарадом, понятным только посвященным; долгой игрой без выигрыша и воображения...

Готовились к Возжиганию Времени. Храм Бога Создателя день ото дня пустел, и никто не убирал налетавшие листья, хвою, серый пепел. Постепенно и окружающие кварталы охватывало оцепенение... люди передвигались медленно и скупо, больше сидели и смотрели перед собой; они перестали зажигать фонари на улицах, а потом и свет в домах. Это расходилось концентрическими кругами, и в центре увядания возвышался храм... серый куб с воротами на все четыре стороны.

Крышу храма венчала чаша, чара, вырезанная в давние времена из черного с красноватым отливом камня будто бы самим Создателем. Бордюр ее насчитывал двенадцать тысяч девятьсот тридцать семь рисок, и при ближайшем рассмотрении каждая риска была миниатюрой, изображавшей какое-то событие.

Тьма мудрецов во все времена толковала эти рисунки – толковала так или иначе.

Время кончалось каждые семнадцать лет. Каждые семнадцать лет его следовало высекать заново. Вряд ли кто задавался вопросом, что произойдет, если жрецы, почему-то не собравшись в нужный день и час, не принеся жертвы и не произнеся нужные слова – не сотворят из ничего синее пламя и не поднесут его к чаше... Тoлпы и звери вошли в город одновременно с противоположных сторон.

Но если навстречу толпам медленно стекались оборванные, еле передвигающие ноги горожане, то звери вошли незамеченными.

За прошедшие сутки Алексей узнал много интересного, но в практическом смысле ненужного. Главное, чего он достиг... его подзорных птиц стали замечать и нервничать. И без того серьезное потрясение, чреватое самыми крутыми разборками, осложнялось именно этим... странностью.

Может, кошек еще на них напустить? – думал Алексей отстраненно. Но все же решил не перегибать.

Все же неплохую идею подкинул ему когда-то один из злосчастных похитителей Отрады...

А сейчас Бог готовился к ночи. Алексея он выгнал за порог, чтобы не мешал, и Алексей спустился во двор, а потом, движимый непонятно чем, направился в сквер.

На скамейке сидел нахохлившийся Хвост. Алексей узнал его издалека... и, перебрав картинки, приходящие к нему от подзорных, нашел и эту, самую старую... носки ботинок на фоне темного асфальта, озаряемые огоньком сигареты.

Он не мог чувствовать то, что чувствовал Хвост, или слышать его мысли... то есть мог, конечно, но это было бы глупо и бессмысленно... однако и картинки было достаточно, чтобы знать и думы, и чувства.

– Подвинься, – сказал Алексей.

Тот дико взглянул на него, хотел вскочить, но не вскочил. Подвинулся...

– Что было там, я примерно знаю, – сказал Алексей. – А потом?

Ответа пришлось ждать долго.

– Не знаю. Маку менты замели. Просто так. А я вот...

– Ту штуку вы так и не нашли?

– Ты издеваешься, да? Мы как в хавиру вошли – и тут нам ка-ак раз по рогам! Я сразу вырубился...