Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич - Страница 52

– Почему?

– Так ведь прародительница предупредила, что я все равно скоро стану рабой ифрита.

– Тьфу ты, едрит твою мать! – Тирц прошелся по коврам. – А она не говорила, что ты сможешь сбежать, пока собираешь травы?

– Нет, ифрит…

– И правильно. Потому что я сам за тобой послежу.

В короткой, шитой алой и золотой нитью, суконной курточке, закрывающей только ребра и застегивающейся на груди единственным крючком, и светло-бежевых атласных шароварах невольница казалась, скорее, танцовщицей из стриптиз-клуба, нежели колдуньей. Да и компоненты для своего чародейства она выбрала весьма необычные: степные грибы оказались обыкновенными шампиньонами, трава, большей частью, – щавелем. Правда, имелись и незнакомые кандидату физических наук травки – но в относительно малом количестве.

Часть собранного сена шаманка посушила, кое-что забросила в молоко вместе с пленками грибов – сами шампиньоны съела. Потом долго колдовала над кувшином, постоянно таская его из одного места в другое, ставя то в тень, то на солнце, припевая над ним какие-то молитвы или заклинания. Впрочем, как подозревал Тирц, она просто соблюдала тепловой режим, не давая зелью сильно перегреться или остыть.

По прошествии восемнадцати дней она заварила в небольшой глиняной пиале кипятком сушеные растения, выдержала почти до обеда, потом выпила настой и принялась разжигать огонь. Потом, постоянно ловя глазом пламя, начала кружиться, тихонько себе подвывая.

Тирц кинул у входного полога несколько подушек и развалился на них, с интересом наблюдая за зрелищем.

Она кружилась все быстрее и быстрее, и у русского уже у самого начала кружиться голова, и он начал терять счет времени. Лишь голова колдуньи с прикованным к огню взглядом казалась словно насаженной на кол.

– А-а-а! – Она внезапно упала, распластавшись на коврах и тяжело дыша.

Александр дернулся было помочь, но вовремя спохватился – а вдруг это часть ритуала?

Шаманка пролежала минут пять, потом зашевелилась, поднялась во весь рост. Постояла. Уверенной походкой дошла до ифрита и села рядом.

– И что сказала прародительница? – поинтересовался он.

– Разве ты не знаешь? – удивилась женщина. – Я еще не входила в земли духов, я лишь постучалась в дверь. Когда дверь откроется, духи позовут.

– Интересная технология, – зевнул ифрит. – Долго ждать?

– Нет. Меня зовут всегда. Бабка рассказывала, когда шаманка стареет, духи начинают звать ее не каждый раз, а все реже и реже. Нужно успеть передать умение внучке, иначе дверь может закрыться навсегда, и род навсегда забудет дорогу к прародительнице.

– Оказывается, даже духи любят баб помоложе. – Тирц окинул ее взглядом и довольно хмыкнул: – Ничего, тебя еще надолго хватит.

У него даже появилось желание протянуть руку и стиснуть невольнице грудь, но он передумал – нечего от камлания отвлекать.

Неожиданно колдунья завалилась на бок, испуганно оперлась рукой, выпрямилась, дотянулась до кувшина с перебродившим молоком, принялась жадно пить. Поставила его на место, вскочила, снова закружилась у почти прогоревшего очага. Рухнула. Отлежалась. Отползла к Тирцу, без стеснения привалившись к нему, словно имела дело не со своим господином и владельцем, а со спинкой дивана. Схватилась за молоко, осушив крынку до половины. Немного посидела ровно, потом опять начала заваливаться на бок и тут же вскочила, снова устроив поначалу медленное, а потом все более и более быстрое вращение. Упала на ковры, изогнулась дугой и покатилась, словно и лежа хотела продолжать свой танец – пока не уперлась в стену шатра и не забилась в мелких судорогах.

Конвульсии продолжались довольно долго, но в конце концов начали потихоньку затихать. Колдунья приоткрыла глаза, попыталась встать на четвереньки, но плюхнулась набок, словно умирающая собака. Снова поднялась, и снова завалилась. Несколько минут полежала на боку, вытянув руки и ноги, потом снова встала на четвереньки и торопливо помчалась к выходу, мелко перебирая руками и ногами – но не рассчитала направления и влетела головой в стенку шатра.

– Ни хрена ты кефирчику опилась, – покачал головой Тирц. – Ходить уже разучилась.

– Мне… надо… – прошептала шаманка.

– Ох, блин, – вздохнул Александр. – Все так и норовят мне на шею усесться.

Он перекинул ее через плечо, вынес в степь на полверсты от ставки и опустил в высокую густую траву.

Шаманка на получетвереньках отбежала немного в сторонку, присела. Тирц с интересом наблюдал за тем, как она пытается удержать равновесие, а когда шаманка выпрямилась во весь рост, натянула шаровары, а потом со всего размаха грохнулась на спину, плюнул, подобрал и отнес назад. Положив невольницу на персидский ковер напротив входа, он накрыл ее тонким шерстяным одеялом.

– Черт с тобой, завтра расскажешь. Обезьянка.

– Прародительница сказала, что станет тебе помогать ради спасения своей правнучки, – с закрытыми глазами прошептала шаманка. – Что похожих на тебя много, и она устанет рассказывать про всех, кто чего делает. А самый близкий ифрит – женщина. Она худенькая и высокая, с синими глазами и прямыми вороными волосами, остроносая. Всегда ходит с луком, черным и высоким.

– Юлька! – моментально вспомнил Тирц. – Юленька из клуба «Черный шатун». Это хорошо, что они поодиночке расползлись. Теперь я им поодиночке и объясню, как нехорошо было меня пинками гнать и приказов не слушать. Где она сейчас?

– Она живет в доме, который первым встретился вам весной в дороге на север.

– Ах, вот оно что… – Теперь ему совсем в другом свете представилось наличие пушек у мелкой русской крепостицы и мастерство, с которым неведомый лучник выбивал нукеров из строя. – Вот она, значит, где… Что же, тем лучше.

Он машинально поправил одеяло на плече шаманки и вышел из шатра.

– Ах, не может быть! – покачала головой Даша. – Неужели ты действительно можешь его натянуть, мой господин? Он же такой тугой.

Невольница снова попыталась оттянуть тетиву и покачала головой.

– Дай! – небрежно предложил Алги-мурза, взял лук, наложил тетиву на сгиб большого пальца – чтобы кожу не порезать, зацепил ее указательным пальцем, резким движением натянул лук почти наполовину и тут же отпустил: пальцу все равно без наперстка больно.