Религии и тайные учения Востока - Аткинсон Вильям Волкер "Рамачарака Йог" - Страница 42

42

Поэт, из стихов которого мы позаимствовали вышеприведенные выдержки, когда еще был очень молодым человеком, однажды посоветовал петь и плясать на похоронах друга. На упреки пораженных ужасом и негодующих присутствующих, он ответил: «Не уместно ли радоваться, благодарить и плясать, когда дух человеческий после многих лет пленения в клетке и темнице тела освобождается наконец и летит к тому Источнику, откуда прибыл?»

Ями, другой поэт суфиев, так воспел божественную любовь:

«Созерцал, смотрел столь пристально, пока сам не стал той, которую созерцал. Нет уже ни ее, ни меня, а лишь одно слитное нераздельное Бытие. Все, что не едино, должно страдать вследствие печали разлуки».

«Кто входит в град любви, находит в нем помещение только для Одного и только в Единстве, в Единении».

Омар Хайям, поэма которого «Рубайят» хорошо известна на Западе благодаря переводу Фитцджеральда, много говорил о любви, возлюбленном и любовнике. Но кроме нескольких стихов, приведенных нами в начала этого чтения, Фитцджеральд дает нам мало характерного по этому предмету. Главных мест он не перевел и не использовал, отдавая, по-видимому, предпочтение образным символам «вина». Однако Фитцджеральд все же включил строки, указывающие, что древний Омар понимал доктрину и преподавал философию. Следующие выдержки удостоверяют в этом:

Одни мечтают о мирской славе;Другие вздыхают об обещанном пророками рае.Ах, бери наличность и не заботься о кредите,Не обращай также внимания на отдаленный гул барабана.

(В приведенном четверостишии Омар оценивает одинаково и земное и небесное блаженства, так как оба они преходящи. Он приглашает лишь стремиться к осуществлению Единения с Богом, оставляя без внимания будущие плоскости и состояния, которые представляют собой лишь новые виды преходящего, непостоянного).

В этот мир, не зная ни «почему», ни «откуда»,Мы, подобно воде, волей-неволей вливаемся.И из этого мира, подобно ветру в пустыне,Не зная «куда», против нашей воли, скрываемся.Гонят нас сюда, не спрашивая «откуда»?И, не осведомляя «куда», торопят вон отсюда!О, не одну чашу нужно этого запретного винаЧтобы потопить воспоминание о такой дерзости!Тогда то, что от Тебя во мне, нечто действующееЗа завесой, стало искатьСвета во мраке и я услышал,Как бы извне, – «Мое в тебе ослепло».Тюльпан, для утренней усладыНебесным даром винограда, подымается над землей;Поступай и ты так же, пока не опрокинешь небоНа землю – как опорожненную чашу.Не смущайся впредь ни человеческим, ни божественным,Предоставь заботы о завтрашнем дне ветрам.И запусти свои пальцы в локоныСтройного как кедр, чудного винограда.И если вино, которое пьешь, и губы, которые прижимаешь,Кончают тем, чем все начинается и все замыкается – т. е. «да».Думай, что ты сегодня то, чем был вчераИ что завтра ты не уменьшишься.Когда же ангел более темного напитка,Наконец встретит тебя на берегу рекиИ, предлагая тебе чашу, пригласит твою душуОпорожнить ее – ты не задрожишь.Не бойся, будто жизнь, покончив счетыС твоим и моим существованием, уже не даст подобных нам.Вечный Саки из своей трубки пустил миллионы пузырейТаких, как ты и я, – и будет пускать.Его тайное присутствие, пробегая как ртутьпо венам вселенной,Избегает всех наших страданий.Принимая различные образы, все изменяетсяИ погибает. – Он один остается.Момент угадан, – затем назад за загородку,В область мрака по окончании драмы,Которую для развлечения в Вечности,Он сам придумывает, ставит и ею любуется.Мы не что иное, как подвижный рядВолшебных теней, – стройные образы, скользящиеВокруг солнца – этого фонаря, зажженногоВ полночь Хозяином представления.Мы лишь беспомощные игрушки, которыми Он играетНа шахматной доске дней и ночей.Туда и сюда он движет нами и бьет, и убивает;И кладет по одиночке обратно в свой чулан.Мячик вовсе не спрашивает – да или нет;Туда, сюда он мчится, куда швырнет его игрок.И Тот, кто кинул тебя в пространство,Он знает обо всем – Он знает, Он знает!А я знаю вот что: загорится ли во мнеИстинный свет любви, или гнев меня снедает,Одна вспышка огня, захваченная в таверне,Лучше совершенно потерянной во храме.

Эти стихи дают представление о древнем Омаре, в котором так тесно переплелись и любовь, и печаль. Надежда и вера в рок, как близнецы, поделили его душу. Недоверие к философским умозрениям всегда побуждало его искать вино учения суфиев, которое приводит к опьянению божеством. Жизнь для него была лишь «игрой, которую Он разыгрывает на шахматной доске дней и ночей». Освобождение исходит только от «винограда, винограда!»

Мы заглянули в пропитанную благоуханием цветов страну персидского суфизма. Мы надеемся, что цветы, сорванные в саду роз, не завянут за время пути к вам, читатель. Мы надеемся, что тернии ствола не помешают вам увидеть красоту цветка. Пусть до вас достигнут и соловьиные трели.

Мы не будем указывать ни на точки соприкосновения, ни на разногласия между учениями суфиев и внутренними учениями философии йогов. Изучив и то и другое, вы легко сделаете это сравнение сами. Вы укажете место, где суфизм вытекает из общей ветви мыслей, и направление, в котором он отклоняется от нашего собственного ствола истины.

Вы будете в состоянии анализировать идею суфиев, отделив их замечательное представление о вечно лучезарном Едином и выражение любви к нему от роковых черт пессимизма, фатализма и веры в «мировой балаган», где все лишь театральная сцена и марионетки на веревочках, который дергает «Хозяин балагана». Вместо этого, вы должны понимать вселенную как постоянно развивающееся проявление Единой Жизни, подчиненной Единой Воле, под руководством Единого Разума и оживленной Единым Духом. Вселенная движется ко все большим и большим высотам и все более чистым выражениям божественной воли, согласно божественным предначертаниям. Ни мы, ни Омар не знаем, в чем заключаются эти предначертания. Мы должны удовлетворяться лишь ответом: «Он знает, Он знает!»