Город призраков - Сазанович Елена Ивановна - Страница 41

На улице Вано дал волю своим чувствам. Он так долго хохотал, схватившись за живот, что я подумал, не треснуть ли его разок. К счастью обошлось без насилия. Вано успокоился и вытер рукавом цветастой рубашки слезы.

– Ну и ну! Бедный Модест. Знал бы он про интересы своих учеников!

– Да ну их! Я даже рад, что это обычные люди. Со своими дурными наклонностями. Во всяком случае их идеальность все время казалась мне подозрительной. А теперь все становится на свои места. Не могу только взять в толк, как можно променять свою красавицу Диану на эту дурнушку-пампушку Галочку. У него что, извращенный вкус?

– Дурак ты, Ник! А я очень даже понимаю мэра. У него как раз со вкусом все в порядке. Как можно жить с такой жердей как Диана! А эта пышечка вполне ничего. Мэру просто надоело спать с вешалкой.

Я решил, что о вкусах не спорят. Тем более с Вано. Он считал, что всего должно быть много. И еды, и выпивки, и женщины. Иначе не насытишься. Поэтому чтобы не продолжать бессмысленную дискуссию, мы решили на время разойтись. Вано отправился к Ступакову, чтобы попытаться расколоть его на тему рака. А я решил повидаться с Сенечкой. Чтобы посплетничать, как подружки. Сенечка был открыт более всех остальных, и ему, наверняка, доставляет удовольствие перемывание косточек остальных жителей Жемчужного.

Мне уже даже нравился этот городок. И не только из-за его слабостей. Здесь не надо тратить много времени на поиски кого-либо. За день только на центральной дороге, ведущей в гостиницу, можно запросто несколько раз встретить нужных тебе людей. И когда мне повстречался Сенечка, бодро шагающий, размахивающий руками и весело напевающий что-то вполголоса, я обрадовался. И схватил его за воротник клетчатой рубашки.

– Попался дружок?

Сенечка остановился и подмигнул.

– А что, я должен был непременно попасться.

– Во всяком случае, дружок, – продолжал ворковать я, – ты мне более всех симпатичен в вашем паршивом городке.

– Весьма польщен, – хохотнул Сенечка. – Но я предпочитаю женщин.

– Вот о женщинах мне бы с тобой и хотелось поговорить.

– Я подозревал, Ник, что ты старый бабник! – Сенечка довольно потер руки. – Ну и на кого ты запал? Я могу посодействовать. Только если это паршивая девчонка, у которой ты прохлаждался этой ночью, то я умываю руки. С ней сам разбирайся. И смотри – не попади в неприятную историю. Она уже всему городу растрепалась, что вы с ней не просто друзья. Это же надо, я пришел поддержать эту сумасбродку. Но как оказалось, ей болельщики уже ни к чему.

Ох уж мне эта Белка! Пусть только попадется мне под руку! И желательно – тонущей в море. Уж теперь я ее точно спасать не стану. А напротив, помогу побыстрее пойти на дно.

– Нет, Сенечка. Это не про Белку. Да и к чему мне она? Ну, если западать, то по крупному. Как ты считаешь? Например, как тебе жена мэра?

Бодрое настроение Сенечки мгновенно улетучилось. Он даже нахмурился. Что крайне не шло к его милому веснушчатому личику.

– При чем тут жена мэра? Жена мэра замужем за мэра.

– Ну об этом я догадываюсь. Но разве замужние женщины не влюбляются?

– Ладно, Ник. Я понял, к чему ты клонишь. Только не могу взять в толк, какая паршивая свинья тебе об этом растрепалась. В любом случае, давай выпьем по стаканчику. А там я, может, тебе и объясню, что с замужними связываться опасно. Хотя это и придает связи пикантность.

Мы пропустили по стаканчику в уже знакомом местечке. Официант Левушка услужливо разлил нам того же коньячку. И предложил той же морской капусты. Про себя я отметил, что сегодня опять приду в гостиницу голодным пожирать акульи плавники.

Сенечка смачно крякнул, опрокинув рюмашку. И развалился на стуле.

– Все-таки жизнь прекрасна, Ник? Ты это не находишь? И прекрасной ее делают совсем незначительные вещи. Чуть коньячку, чуть закусочки, чуть любви. А рядом – синее-синее море. Разве это не рай?

– Мне уже говорили, что ты поэт. Только как насчет рая, который проповедует ваш уважаемый учитель Модест Демьянович. Мне кажется, он его представляет иначе?

– Вот тут-то все и дело! Модеста меньше всего хотелось бы обидеть! Он так в нас верит! И мы его надежды вполне оправдываем. Мы серьезно относимся к делу, мы не напиваемся на улицах, у нас нет притонов. У нас всего понемножку.

– И все шито-крыто…

– А даже если это и так? О, я знаю, ты назовешь это ханжеством и цинизмом! Но ты не прав, Ник! Тысячу раз не прав! Это далеко не так. Это обычные человеческие слабости. Которые не выставляются напоказ, дабы не принести вред окружающему миру. Поверь, много бед происходит из-за чрезмерной открытости. Которую все привыкли называть правдой. А правда небезопасна. Если бы человек не выставлял напоказ свои пороки, было бы меньше бед. Было бы меньше вероятности, что ими заразиться другой. Во всяком случае – дети. Представь, если бы наш город кишел ночными клубами, если бы на каждом углу продавалась водка и женщины, если везде шастали алкаши, а пляж оккупировали сомнительные туристы? Ага! Молчишь! Вот именно! Уже бы любой подросток видел рядом эту свободную, разгульную жизнь и мог так же свободно, безо всякого контроля пользоваться ее плодами. И для него она была бы мечтой. Впрочем, это и происходит в других городах. А у нас…

Нет, у нас каждый имеет права выбора. Человек взрослеет, он все уже знает. Он может выбирать. Но к этому времени он уже являет собой сформировавшуюся личность. Которая морщит нос, видя по телевизору пьяные рожи. Читая в книжках о продажных женщинах. У человека уже есть дело. Но, безусловно, он только человек, и не более. И когда-нибудь у него обязательно откроется потайная дверца его слабостей. Но эти слабости будут настолько ничтожны. Что будут касаться только его одного. И с ними будет бороться только он. Вот и вся философия, Ник. И это не ханжеский цинизм. Это просто чистота нравов. Вернее, борьба за чистоту нравов. И места, в котором мы живем.

– Любопытная философия, – усмехнулся я. – А Модест… Он знает про эти потайные дверцы, где живут маленькие слабости и пороки?

Сенечка пожал плечами.

– Он же не настолько глуп. Хотя… Я думаю, он об этом не хочет задумываться. Ему нравиться жить в идеальном мире. И он идеализирует людей. И верит в них. К тому же, поговаривают, что его прошлое не настолько уж идеально. Он тоже имел слабости, хотя, наверняка, гораздо меньшие, чем мы…