Спроси у Ясеня - Скаландис Ант - Страница 84

Потом первый приступ паники прошел и подкатило спокойное отупение, безразличие. Снова пошел разговор о том, о сем.

– Таня, расскажи все-таки, что было этой осенью, пока вы мотали меня по всей планете.

– А ты думаешь, это важно? – несколько странно отреагировала она.

– Конечно. Я теперь знаю все-все о Ясене и почти все о тебе, но я по-прежнему очень мало знаю о себе. И совершенно не представляю, что должен делать по большому счету, что вообще происходит в этой непутевой стране, кроме кадровых перестановок, бесконечных катастроф и непрерывной войны.

– Красиво говоришь, прозаик, – похвалила Верба. – А в этой стране больше и не происходит ничего. А еще ты, кажется, спросил, что делать. Для России это всегда вопрос номер один. А ответ прежний: ни-че-го.

– Теперь ты красиво говоришь. Только непонятно. Мы что, отсюда не выберемся?

Боже, как спокойно я спрашивал об этом!

– Скорее всего, если честно, нас тут передавят всех по очереди.

– А чего ж мы сидим тогда?

– Ждем.

– Пока нас передавят?

– Не обязательно. Тополь обещал помочь.

– А может, все-таки ноги надо делать? – робко предложил я.

– Готовность номер один, – напомнила Верба. – Значит, без специального сигнала бежать некуда. Можно прорываться, но это – когда откроют стрельбу.

– А-а-а, – только и сказал я.

Под окнами, натужно урча, поползло какое-то чудовище, аж стекла задрожали.

– Бэтээр. Или танк, – попытался угадать я. – За нами, что ли?

– Нет, – уверенно сказала Верба. – Это "КамАЗ". За помойкой, наверно, приехал.

Мы помолчали.

– Татьяна, – спросил я. – Что же все-таки случилось со службой ИКС? Почему мы, два главных в стране руководителя, сидим здесь, как мыши, как жуки в банке?

– А Бог его знает, почему, – проговорила она рассеянно. – Вообще-то я думаю, тут все просто: РИСК начал контролировать практически ситуацию в России, даже без помощи агентов Базотти. Они должны были готовиться к этому, наверно, и готовились, но среагировали все равно болезненно. Почти девять лет Сергей накапливал информацию обо всем, что здесь делается, обобщал, анализировал. Вмешивался редко и всегда аккуратно, ювелирно, методом точечного воздействия, иглоукалывания, можно сказать. И вот к середине прошлого года объем информации, накопившейся у РИСКа, сделался критическим. Мы сами не заметили, как получили в руки реальные рычаги управления. А они заметили.

– Они – это кто? – не выдержал, наконец, я.

– Видишь ли, ну, как нас учат в последнее время? – в каждом обществе есть три официальных ветви власти: законодательная, исполнительная и судебная. Правильно?

– Правильно. И четвертой властью в шутку называют прессу.

– Очень хорошо. Пусть четвертой считается пресса. Не такая уж это и шутка. Но есть еще пятая власть. Есть всегда и везде. Власть тайной полиции. В некоторых странах, например, в нашей, она зачастую становилась первой. Но самое удивительное, что Россия породила феномен: шестую власть. Знаешь какую?

– Бюрократию, – предположил я.

– Нет, ну что ты! Во-первых, это не власть, а как бы способ управления. Во-вторых, бюрократия есть повсюду, не только у нас. А Россия породила власть уголовную.

– Разве не Италия? – робко спросил я.

– Не Италия, не Америка и не Япония. Европейская и штатовская коррупция любых масштабов остается вне закона, даже якудза при самом тесном сотрудничестве с полицией и службой безопасности остается вне закона – и только в России существует понятие "вор в законе", только в России вор, о котором знают, что он вор, может быть членом правительства, депутатом парламента, судьей или сотрудником охранки.

– Понятно, – кивнул я. – И Малин наступил на хвост этой шестой власти?

– Не только. Малин наступил на хвост всем властям сразу, когда обнаружил, отследил и доказал их полное слияние. Они слились в экстазе!.. А тут им Малин кайф-то и поломал.

– Понятно, – сказал я еще раз. – Значит, тогда, в августе, они начали давить нас.

Я сказал "нас" и сам удивился. Да, четыре месяца в службе ИКС – это много.

– Почему же до сих пор всех не передавили?

– Видать, слабо, – вполне серьезно ответила Верба. – И потом, помнишь, Дедушкину шифровку, которую еще в твою деревню доставили? "Имитируйте свертывание деятельности". А мы до того хитрые стали, что уже не имитируем, а натурально сворачиваем дела. И со всеми дружим. Вот нас и не трогали больше. А теперь, похоже, опять не угодили кому-то.

– Я только никак не въеду, что они хотят с нами делать. Убить? Давно бы уже убили. Арестовать? Тогда надо, как минимум, начать переговоры по телефону.

– Сними-ка трубку, – вдруг попросила Верба.

Я сидел ближе к аппарату и, даже не вставая, нажал кнопку селекторного режима. Гудка не было.

– Ну, вот и все! – как-то даже радостно сообщила Верба. – Долго бы мы тут ждали звонка от Тополя.

– Хрущев в Пицунде, Горбачев в Форосе, Разгонов – возле Курского вокзала, – пробормотал я. – Красота!

Быстро поднявшись, Верба скользнула к окну, держа автомат в правой руке стволом вверх.

С улицы снова послышался рев мощных двигателей.

"Неужели здесь так много мусора, что помойные "КамАЗы" приезжают целыми стадами среди ночи?" – успел еще подумать я, прежде чем она сказала:

– А вот это уже действительно бэтер!

Я подкрался к окну с другой стороны и осторожненько глянул. Грязно-зеленая махина остановилась у самого нашего подъезда. Из люка быстро вылез человек в камуфляжной форме, с "калашниковым" и в маске. Но не высунувшись из окна по пояс, трудно было видеть, скрылся ли он в нашем подъезде. Очевидно, это было именно так. Я услышал тихий щелчок предохранителя на Татьянином "узи", а когда повернул голову, ее уже не было возле окна. Словно тень, мелькнула Верба в дверном проеме. Я и не знал, что можно перемещаться до такой степени неслышно. Возле входной двери (а она у Ясеня была специальной, не прошивалась даже из "калаша") мы снова затаились.

Тишина. Потом шаги на лестнице. И наконец, отвратительно резкий и громкий голос звонка. Мы даже не шелохнулись. А звонок продолжал звенеть, то замолкая, то вновь наяривая длинно или коротко. Я не сразу понял, что это морзянка, а Верба уже внимательно вслушивалась и шевелила губами, переводя буквы пароля.

– Свои, – шепнула она, наконец, и открыла дверь.

И все же я держал автомат наизготовку.

На площадке стоял Лешка Ивлев. Маску он уже снял и улыбался.

– Значит, все-таки выпустили? – спросила Верба.

Лешка только кивнул и, буквально подталкивая нас в спины, сказал:

– Быстро, быстро, двери я сам закрою. А вещи забирайте.

И показал стволом в сторону лестницы. Повторного приглашения не требовалось. Ведь в наших делах случайной торопливости не бывает.

От двери подъезда до брони – метра три, не больше, но на этих трех метрах стояли шесть человек спинами внутрь, в полном обмундировании, в таких же как у нас, касках с прозрачными щитками и, образуя этот крохотный плотный коридор, водили по сторонам стволами. Еще двое сидели возле открытого люка. Такое я видел только в кино.

Верба первая нырнула внутрь. Я чуть-чуть замешкался: уж больно впечатляющий был момент, душа моя, жадная до авантюр буквально кричала: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!"

И мгновенье остановилось.

Жахнуло так, будто над самой головой треснуло небо. И на пару секунд сделалось светло, как днем, точнее, как ночью во время грозы. Гром и молния в декабре – это сильно. И дождь не замедлил хлынуть – мелкое стеклянное крошево от бывших наших окон.

Я выпустил из руки огромную сумку, вжался в броню и только испуганно поглядывал направо из-под щитка своего шлема. Наверно, было бы правильнее в такой ситуации падать на землю, но никакой стрельбы не началось, вопреки ожиданиям. Охранники даже не шелохнулись и все так же меланхолично водили по сторонам стволами.

– Вперед, вперед, – торопил меня Лешка, хлопая по плечу.