Люди, лодки, море - Покровский Александр Михайлович - Страница 34

Штурм – штурмующие надевают маски (лучше изолирующие противогазы, чем фильтрующие, специальной облегченной конструкции, или вкалывают себе антидоты, чтоб штурмовать без масок – так легче).

Людей выносят не те, кто штурмует. Это глупость. Выносит спецкоманда. Отработка ее на вынос тел такова, что люди поступают, как на конвейере. Первым делом в горло пострадавшему вставляют расширитель, чтоб человека не задушил собственный язык, вкалывают антидот (не помогает – 2–3 укола через одежду), потом он поступает в палатку, где ему делают оксигенобаротерапию – под давлением накачивают безжизненные легкие кислородом. Очнулся – под капельницу, потом – в стационар.

Вся операция: газ, штурм, палатка, вынос, приведение в чувство – занимает не более 40 минут. Мало одной палатки – ставят пять, десять. Никто не везет людей на другой конец города, потому что все это похоже на то, что «погрузили в «скорую помощь», значит, сделали все, что смогли». Подобные глупости стоят людям жизни.

А вообще, все, что я видел, только укрепило меня в той мысли, что разговоры о борьбе с терроризмом – это только зачаток борьбы. Болтовня. Политес. Танцы. Эмоции. Организации – никакой.

И еще я в который раз с грустью подумал о том, что нас, в сущности, не так уж плохо учили.

***

Читал записки Затеева, первого командира «К-19» (они опубликованы в книге Н. Черкашина). Думаю, это интересно. Небольшие комментарии к тексту, на которые я решусь.

«К-19» относится к первому поколению атомных пл. В 1961 году они только вступили в строй. По техническим условиям автономность (нахождение вне базы, при выполнении боевых задач) 30 суток. Реально они ходили на 10–15 из-за плохих парогенераторов – они все время текли – и крышки реактора, с ней тоже не все было слава богу. У нас, на втором поколении, уже стояли другие реакторы и другие парогенераторы – под них подобрали углеродистую сталь с таким содержанием углерода, что все эти течи, наконец, остались в прошлом.

На первых поколениях, через непрерывные аварии, реакторы обкатались. Потом и первое поколение сможет ходить на 30, 40, 45 суток, но это будет потом.

А тогда про радиацию знали мало не только подводники, мало знали академики. Например, академика Александрова, приехавшего на «К-19» после аварии, когда она стояла на бочках на выходе из Мотовского залива, невозможно было одеть в защитный костюм и снабдить дозиметром. «Бросьте эту херню!» – сказал он ребятам-химикам, несущим при «К-19» дозиметрическую вахту, а там были места, где самое малое было 50 рентген в час, а лодка была загажена радиоизотопами по самое не хочу: на ключах командира, вытащенных двумя пальцами из каюты, было столько радиоактивной грязи, что не хватало шкалы прибора.

Насчет радиации и воздействия ее на организм человека академик Александров тогда не очень стеснялся в выражениях, что же говорить о подводниках – радиация же не видна и воздействие ее может проявиться не сразу. Например, в ту насосную выгородку, о которой ниже пойдет речь, в море бегали втихаря покурить – она необитаемая и в ней поддерживается вакуум (на первом поколении не было курилки).

В выгородке СУЗ (стержни управления и защиты), о которой тут тоже скажется несколько слов, можно было застать спящего офицера, специалиста КИП (контрольно-измерительные приборы), потому что в каютах, где подряд идет восемь коек, расположенных в два яруса, душно, а тут свежий воздух.

В реакторном отсеке действительно всегда был свежий воздух из-за того, что он ионизируется радиоактивным излучением, и потом этот спящий офицер получал повреждение, например, глазного дна, и слеп, но все это потом. Нас учили, что к радиации может быть два отношения: или страх, или полное пренебрежение.

Про «К-19» рассказывали разное. Эта авария все время разбиралась по косточкам. Описание ее в те времена несколько отличалось от того, что изложил в своей записке командир Затеев. При всем моем уважении к памяти этого человека, надо сказать, что командиры в те годы (и не только в те, но и позже) не очень здорово разбирались в реакторном оборудовании. Например, команду из центрального: «На каких у нас нейтронах сейчас реактор?» – «На медленных». – «Срочно перейти на быстрые!» – и это для увеличения скорости – в 1961 году можно было услышать. И это отнюдь не анекдот. В те времена много чего эксплуатировали, но не знали. Через аварии и жертвы шли к пониманию. В том числе и через аварию на «К-19».

Вот как про нее рассказывали.

На «К-19» были следующие отсеки: 1-й – торпедный, 2-й – аккумуляторная батарея, 3-й – центральный пост, 4-й – ракетный (3 баллистические ракеты), 5-й – дизельный, 6-й – реакторный (два реактора), 7-й – турбинный, 8-й – электротехнический, 9-й – вспомогательного оборудования (две холодильные машины, провизионка, камбуз), 10-й – жилой, торпедный.

Авария произошла в реакторном отсеке на 16-е сутки плавания. Прошел доклад командиру о том, что давление в реакторе упало до нуля. Все дело было в течи 1-го контура по импульсной трубке в насосной выгородке реакторного отсека.

В реакторном отсеке все оборудование было расположено так: с носа в корму шли – выгородка СУЗ, 1-я аппаратная выгородка (реактор), 2-я аппаратная выгородка (второй реактор), еще одна выгородка СУЗ, лаз вниз в насосную.

Импульсная трубка шла к манометру в насосной, показывающему давление в первом контуре. Она лопнула. Через микротрещину первый контур стал уходить. Давление в реакторе упало с почти 200 до 150 атмосфер (атм). Оно не упало до нуля, просто не доходило до показывающего прибора. Началась беготня. Ажиотаж. Совещание. Свалка. Мандраж. Время на секунды.

В этой обстановке никто не подумал о том, что насосы работают, что температура в контуре (более 250 градусов) существенно не меняется и что есть еще один прибор, показывающий расход воды по первому контуру, и по нему можно судить о том, что давление в контуре (150 атм) все еще есть.

Тогда было решено собрать нештатную систему аварийной проливки. Решено было подать воду через систему охлаждения подшипников электродвигателя, управляющего движением компенсирующей решетки.

В полной уверенности, что в первом контуре нет давления и воды, они резанули по этой трубке сваркой. А там было все еще 150 атм. Произошел взрыв. Первый контур вырвался на свободу. Вода мгновенно превратилась в пар, давление его возросло, и поскольку, реакторный отсек в тот момент вентилировался в атмосферу через систему вентиляции, то взрывной волной, прошедшей по трубе, вырвало кусок рубки.

Все, находящие на тот момент в реакторной выгородке, были обварены паром. Кроме того что они получили свою дозу радиации, они еще и обварились.

Вот как рассказывали эту аварию на бесконечных разборах.

Надо отдать должное академику Александрову – он спас командование корабля и подводников от уголовного преследования. Крыс на них набежало на берегу много – политработники здорово на этот счет суетились, основная задача: выявить виновных и наказать – и только он сказал: «Людей не трогать».

За это ему, наверное, воздалось уже на небесах.

Сварили они нештатную систему аварийной проливки или не сварили – про это говорили всякое. Говорили, что не сварили, и весь уран вытек из расплавившихся твеллов и собрался на дне реактора, которое выдержало и не провалилось в воду. Я склоняюсь к этой версии, потому что можете себе представить: воды в реакторе нет, температура взлетела, твеллы плавятся, и в этот момент собрали систему аварийной проливки и дали воду – мог произойти взрыв с подрывом крышки реактора.

Наверное, сейчас – сварили нештатную систему или нет – уже не важно.

Важно то, что флот через человеческие жизни совершенствовал свои ядерные реакторы. И не только реакторы.

Подводная лодка очень сложный механизм, и как он на самом деле работает – это подчас выяснялось только через гибель людей.

А на «К-19» на этом несчастья не закончились. Реактор на ней вырезали, заменили, лодку отремонтировали, и она снова вышла в море.