Ленинградский дневник - Берггольц Ольга Федоровна - Страница 6

6

Баллада о младшем брате

Его ввели в германский штаб,и офицер кричал:«Где старший брат? Твой старший брат?Ты знаешь – отвечай!»А он любил ловить щеглят,свистать и петь любил,и знал, что пленники молчат, –так брат его учил.Сгорел дотла родимый дом,в лесах с отрядом брат.«Живи, – сказал, – а мы придем,мы всё вернем назад.Живи, щегленок, не скучай,пробьет победный срок…По этой тропочке таскайс картошкой котелок».В свинцовых пальцах палачабезжалостны ножи.Его терзают и кричат:«Где старший брат? Скажи!»Молчать – нет сил. Но говорить –нельзя… И что сказать?И гнев бессмертный озарилмальчишечьи глаза.«Да, я скажу, где старший брат.Он тут, и там, и здесь.Везде, где вас, врагов, громят,мой старший брат – везде.Да, у него огромный рост,рука его сильна.Он достает рукой до звезди до морского дна.Он водит в небе самолет,на крыльях – по звезде,из корабельных пушек бьети вражий танк гранатой рвет…Мой брат везде, везде.Его глаза горят во мглевсевидящим огнем.Когда идет он по земле,земля дрожит кругом.Мой старший брат меня любил.Он всё возьмет назад…»…И штык фашист в него вонзил.И умер младший брат.И старший брат о том узнал.О, горя тишина!..«Прощай, щегленок, – он сказал, –ты постоял за нас!»Но стисни зубы, брат Андрей,молчи, как он молчал.И вражьей крови не жалей,огня и стали не жалей –отмщенье палачам!За брата младшего в упоррази врага сейчас,за младших братьев и сестер,не выдававших нас!Между 3 и 15 октября 1941

«К сердцу Родины руку тянет…»

16 октября 1941 года. Враг рвется к Москве. «Линия обороны Москвы проходит через сердце каждого ленинградца», – говорили в Ленинграде.

К сердцу Родины руку тянеттрижды проклятый миром враг.На огромнейшем поле браникровь отметила каждый шаг.О, любовь моя, жизнь и радость,дорогая моя земля!Из отрезанного Ленинградавижу свет твоего Кремля.Пятикрылые вижу звезды,точно стали еще алей.Сквозь дремучий, кровавый воздухвижу Ленинский Мавзолей.И зарю над стеною старой,и зубцы ее, как мечи.И нетленный прах коммунаровснова в сердце мое стучит.Наше прошлое, наше дерзанье,всё, что свято нам навсегда, –на разгром и на поруганьемы не смеем врагу отдать.Если это придется взять им,опозорить свистом плетей,пусть ложится на нас проклятьенаших внуков и их детей!Даже клятвы сегодня мало.Мы во всем земле поклялись.Время смертных боев настало –будь неистов. Будь молчалив.Всем, что есть у тебя живого,чем страшна и прекрасна жизнь –кровью, пламенем, сталью,словом, –задержи врага. Задержи!16 октября 1941

Стихи о вооруженном народе

…Ночь, триумфальной арки колоннада,и у костра – красногвардейский взвод…Сегодня на защиту Петроградавооруженный выступил народ.У каждого чуть видимого зданья,на перекрестках встали, по мостам,и невских звезд осеннее сиянье,холодное, струится по штыкам.О, гневные полночные дозоры,негромкий окрик:«Кто на фронт идет?»А фронт за пустырем, за тем забором…И отвечают: «Мы идем, народ».Путиловцы, наборщики, студентысражаются у Пулковских высот,не зная, что свершаются легенды,когда вооружается народ.И штык разит, зазубренный и ржавый,и мечет смерть калека-пулемет.Все в действии. На бой святой и правыйвооруженный выступил народ.Так были смяты юнкера Краснова,Юденич был отброшен и разбит.И годы шли. Но враг заклятый сноваорденоносцу городу грозит.Вот он ползет в коричневой рубахе,в безжизненном мерцании ночей.Он тащит плети, виселицы, плахи,ведет тюремщиков и палачей…Нет, врешь, не выйдет!Врешь, еще завоешь.И не сегодня-завтра час придет –ты сам узнаешь, что это такое,когда вооружается народ.Уже в руках нагрелися приклады,уже штыки устремлены вперед.Железом пахнут ночи Ленинграда,когда вооружается народ.И страшного оружия немалоу ленинградских граждан про запас.Да не иссякнут недра Арсенала,открытые и щедрые – для нас.И мужество сердцам да не изменит,скорбь о погибших да не замолчит.В своей крови, в своей предсмертной пеневы сами захлебнетесь, палачи.Вас втопчет в землю вставшая громада,раздавит, растерзает, разотрет.На грозную защиту Ленинградавооруженный выступил народ.Октябрь 1941

«И под огнем на черной шаткой крыше…»

И под огнем на черной шаткой крышеты крикнул мне,не отводя лица:«А если кто-нибудь из нас…Ты слышишь?Другой трагедию досмотрит до конца».Мы слишком рано вышли –в первом акте,но помнил ты, что оставлял.И я не выйду до конца спектакля –его актер, и зритель, и судья.Но, господи, дай раньше умереть,чем мне сказать:«Не стоило смотреть».Октябрь (?) 1941