Поход Армии Проклятых - Борисенко Игорь Викторович - Страница 66

– Да слышишь ли ты меня, доходяга? Эк тебя отделал Велибад – непонятно, дышишь ли ты еще, или уже нет? Эх, все равно, вся эта болтовня есть ничто иное, как пустая трата времени. Рот я тебе освободить не решусь, а болтать с безответным столбом просто нелепо.

Колокольчик вяло махнул рукой, укутанной в просторный рукав. Оказывается, он не в плаще, а в какой-то хламиде, прямо как Фонрайль. Сорген вдруг вздрогнул, и на сей раз не от боли. Он вспомнил сразу всех Старцев и представил, как они отреагируют на известие о том, что какой-то никому не известный за пределами Белого моря пират справился с Соргеном, магом, на которого они возлагали столько надежд. Бьлоргезд назовет его слабаком, Фонрайль презрительно скривится и не удостоит словом, Рэмарде с мрачным осуждением покачает головой. В тот момент Сорген почувствовал такую жгучую ненависть к этой троице, какую не испытывал уже много лет, с того давнего момента, когда он покинул Энгоард. Неужели он вообще способен на такое?? Если бы ярость преобразовать в пламя, дом Колокольчика вспыхнул бы и разом превратился в пепел. Нет! Ни одна собака, сколь бы старой и мудрой она себе не казалась, не сможет скривиться и посмеяться над ним, Соргеном!! Из одного чувства противоречия, чтобы утереть нос всем возможным недоброжелателям и прочим, он должен победить. В мозгу его немедленно всплыли слова, которые давным-давно сказал ему старый Рабель: "Помни, мой мальчик, всегда помни одно. Волшебная сила – это само естество природы, прячущееся в непознанных до сих пор измерениях, которые люди в лучшем случае описывают весьма приблизительно и неточно. Магия живет не в замысловатых словах, выкрикиваемых колдунами, и не в высушенных жабах, которыми они потрясают. Чародейный олейз течет через твой разум, и всяческие ухищрения лишь помогают сконцентрироваться на нем и зачерпнуть энергии для сотворения чуда. Слабый ум нуждается в этих штучках, как безногий в своих костылях, но если человек обладает настоящим даром, если он – гениальное дитя неких Вселенских сил, для которого нет невозможного, сила будет находиться с ним всегда и везде. Пуповина, связывающая его с океаном олейз, безбрежным и нескончаемым, никогда не будет оборвана. Он сможет зачерпнуть любое количество и сотворить такое, что неподвластно никому иному. Нужно лишь суметь. Подчинить себе саму мысль, открыть потрясающие способности, освободить их из темницы косного мышления… Если ты сможешь сделать это – тебе не будет равных среди магов. Пытайся! Я вот не сумел… и не знаю никого, кто смог бы нащупать в себе ту самую пуповину".

В прежние времена Сорген пытался раз или два последовать совету Рабеля, но, видно, это были несерьезные попытки, ни к чему так и не приведшие. Сейчас от того, сможет ли он прибегнуть к магии, не пользуясь ничем, кроме разума, зависела жизнь… даже нечто большее, необъяснимое.

Воображение! Старый Рабель считал, что именно это – ключевое слово для того, кто желает стать настоящим магом, всемогущим и всесильным. Тот, кто сможет представить себе желаемое так ясно и четко, что оно превратится в реальность, станет победителем в битве с собственным разумом.

У Соргена не было времени для сомнений или ошибок. После того, как слова Рабеля горящими аршинными буквами проплыли перед его затуманившимся взором, он вспомнил свою юность и сражение под стенами города-крепости в Стране Без Солнца. Тогда он превратил целый откос под стеной в мягкое, рыхлое сало; теперь же требовалось гораздо меньшее. Представить, что во рту – не жесткая, вонючая тряпка, а ломоть смоченного водой хлеба, который сможет перекусить и выплюнуть даже младенец. Податливый, расползающийся сам собой и освобождающий путь для воздуха… О, если бы было время, чтобы удивляться, Сорген непременно застыл бы, сбитый с толку собственной ловкостью и неподражаемостью! Он закашлялся, когда вода скользнула в его пересохшее, сдавленное горло вместе с кусками проглоченного хлеба, кисловатого и довольно противного на вкус. Вторая половина ломтя вывалилась наружу и шлепнулась Соргену на колени; напряженные челюсти свела судорога, от которой жутко заскрежетали зубы. Через миг колдун опрокинулся на спину вместе с креслом, к которому был привязан. Смертоносное жало ножа осталось наверху, в руках озадаченного и стоявшего столбом солдата. Сорген стал легким, как пушинка, его распирало желание расхохотаться, а также странное, опьяняющее ощущение. Ему казалось, что в этот самый момент он может вырасти до размеров самой большой горы, схватить лежащий под ногами мир, скатать его в рулон и забросить так далеко, что никто и никогда, за целую вечность не сможет его найти. Хрипло закаркав – других звуков горло пока не могло издавать – лежащий на спине Сорген взлетел в воздух вместе с креслом и ножкой заехал в лоб вооруженному ножом солдату. Тот, как мешок, осел на пол, а колдун тем временем взмыл к потолку и скрылся в самом темном из углов. Там он принял обычное положение головой вверх и превратил путы в гнилые тряпки. Кресло, лишившись связи с парящим телом, тяжело рухнуло на пол и развалилось на куски.

Все это время Колокольчик оторопело водил медвежьим носом вслед за мечущимся Соргеном. Потеряв его из виду во тьме, пират привстал и застыл на полусогнутых ногах, сгорбленный и раскрывший пасть жуткой маски, словно это на самом деле был его рот. Грохот разбившегося кресла вывел его из оторопи. Вздрогнув и даже подпрыгнув, Колокольчик взмахнул руками и скинул с плеч балахон. Откуда-то с пояса он вынул короткий абордажный меч: оказалось, что кроме маски, предводитель пиратов украсил голову короткими толстыми рожками. Волосы у него были светло-серыми, короткими и жесткими.

– Хорошо! – хрипло сказал Колокольчик, обращаясь к потолку. – Значит, ты и в самом деле демон, пришедший по мою душу? Не прячься, иди сюда и возьми ее!

– Зачем? – со смехом спросил Сорген. Новые способности подействовали на него, как кувшин крепкого вина. В голове у него шумело, хотелось рассмеяться во все горло, пуститься вскачь, переворачивать столы и крушить стулья. Вытянув перед собой руки, чтобы в полутьме не врезаться головой в прокопченную балку, колдун заскользил из одного угла в другой.

– Откуда я знаю, для чего демонам человечьи души? – зло воскликнул Колокольчик, напряженно вглядываясь туда, откуда Сорген уже упорхнул. – Ну, просто убей меня, проклятое чудовище! Только не тяни, умоляю тебя!

– Чего это тебе так не терпится помереть? – снова спросил Сорген и тут же ускользнул от горящего в неверном пламени свечей взгляда предводителя пиратов.

– Какая разница? – с отчаянием закричал тот и вдруг запрыгнул на стол. Коротко взмахнув мечом, он рубанул воздух и едва не потерял равновесие. Вряд ли он такой плохой фехтовальщик… наверное, очень расстроен. Сорген плавно перевернулся, принимая вертикальное положение, и, в продолжение этого движения, заехал носком сапога в шею Колокольчика, под маску. Сапог был совсем мягкий, потерявший всякую форму и плотность, поэтому Сорген больно ушиб палец. Пирату пришлось гораздо хуже: он с жутким хрипом повалился набок и с грохотом скатился со столешницы на пол. Кракнула разбитая глиняная кружка, затрещали доски сломанного табурета. Сорген мягко спрыгнул следом за противником и наступил на запястье его вооруженной руки ногой. Колокольчик, тихо подвывая, попытался стукнуть колдуна подсвечником в бедро, но Сорген перехватил его в воздухе и легко вырвал из слабых пальцев пирата.

– Все кончено! – победно воскликнул колдун. Его необычный хмель еще бродил в голове, наполняя воодушевлением и на время отодвигая прочь усталость. Воздев руки вверх и потрясая захваченным подсвечником, Сорген полюбовался на мечущиеся по стене тени. Ни на что не похоже, но страшно… Он криво усмехнулся. Колокольчик лежал у его ног без движения, словно бы уже скончался от позора.

После того, как пират был обезоружен, а подсвечник с чудом не погасшими свечами вновь поставлен на стол, колдун отошел в угол и стал внимательно наблюдать. Колокольчик продолжал неподвижно лежать… хотя, присмотревшись повнимательнее, можно было заметить, что грудь его вздымается.