Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий - Страница 18

– Да что тебе бабы? Делом займись.

– О, так баба главное-то дело и есть! Как без нее?

– Да ну тебя! Иди к лешему!

А товар для обмена уже красовался на жердях и прямо на сухой траве или на подстилках замызганной дерюги. Туземцы тащили свежие туши оленей и лосей, шкуры лисиц, медведей, бобров, волков, рысей. Связки битой птицы громоздились на траве, пестря оперением.

– Вот земля! – кричал Белян Сивелу на ухо. – Зри, сколь богатств нанесли. Не то что наши новгородские леса. Лепота!

– Народишко дикий, железа не знает. Что ему мех? Цены ему не знает. Глупые.

– Чего доброго, Орм до дому захочет податься с таким богатством…

– Не, поздно уж. Осень, бури не дадут. Да и не успеть нам.

– И то молю Стрибога о северном ветре. Пусть гонит холод и снег.

– Тут теперь столько богов, что не знаешь, кого молить. У этих, – Сивел кивнул на массу туземцев, – тоже, поди, свои боги. Разбери тут.

– Ага. А Ленок все бабу ищет, она у него теперь за бога.

– А что? И то дело. Тоска и так уж дерет. Да не было б шума. Кто их знает, этих краснокожих. Зри, сколь их натекло.

– Да сотни три будет, если всех считать.

– То-то! А что у них на уме? Ты знаешь? Нет! Надо б настороже быть.

– Да вроде все они неоружные.

– Долго ли им…

Два дня шумел торг. Дым коптилен плотно повис над берегом. Воздух пропитался запахами жаркого. Моряки наловили немного рыбы, пиры следовали один за другим.

Наконец все было переменяно, и утром склеринги стали торопливо собирать свой стан. Остроконечные их жилища, покрытые оленьими шкурами, быстро разобрали и распределили среди взрослых женщин. Дети тоже тащили посильную поклажу. Собаки выли и носились по лагерю, предчувствуя лесной переход.

Вождь чинно прощался, покуривая короткую трубку. Его медное сморщенное лицо казалось высеченным из старого, покрытого трещинами, камня. Убор из перьев едва покачивался при ходьбе, и только бахрома на штанах и куртке колыхалась в такт шагов.

Нагруженные обменным товаром и собственным скарбом, склеринги еще долго шумели в кустах, их коричневые фигурки мелькали на косогорах.

Наконец все затихло, берег казался заброшенным и опустошенным, как после нашествия.

– Слава богам! Все закончилось благополучно! – Орм радостно вздохнул, как бы освобождаясь от тяжелого груза, давившего плечи.

– Не поторопиться ли с отплытием? – осторожно спросил Торд. – Время не ждет. Как скажешь?

– Да. Теперь можно и в путь. Жаль покидать таких соседей, но лучше быть рядом со своими. Завтра отваливаем. Готовь кнорр.

– Все готово, хозяин. Осталось погрузить немного да воды набрать.

– Значит, решено, – в голосе Орма чувствовалась сила и значительность. Он вырос в собственных глазах. Уже не мальчик, но муж.

* * *

Тихий утренний дождь сопутствовал морякам, когда их судно плавно вышло из бухты в открытое море. Гребцы дружно налегали на весла, и след за кормой долго не размывался волной.

Белян опять посмурнел, от его деловитости и значительности не осталось и следа. Лицо осунулось и постарело, а светлая курчавая борода казалась грязной и всклокоченной. Сивел, и в особенности Ленок, светились радостью нового пути, и на душе у них было легко и свободно. Они переговаривались вполголоса, гребля пока не изматывала.

Море встретило судно качкой и ветром. Белян непрестанно шевелил губами.

Сивел шепнул Ленку:

– Стрибога молит о попутном ветре.

– А чего так?

– Боится, как бы возвращаться не пришлось при противном ветре.

– Куда возвращаться-то?

– Да в Гренландию. Уж очень далеко и муторно ему в море качаться.

На судне подняли парус из оленьих кож. Тяжелый и неуклюжий, он все же позволял оставить весла. Ход был хорошим, и Орм надеялся дня через три-четыре увидеть поселок исландцев.

Дожди и ветер то усиливались, то стихали, но прошли три дня, а поселок не показывался.

– Не обманул ли нас краснокожий? – спрашивал Орм кормщика, вглядываясь в далекий берег.

– Не думаю, хозяин. Вишь, берег уходит к востоку. По прямой, может, оно и по его вышло бы, а морем много дальше получается. Земля далеко в море выступает. И сколь еще так идти, один бог знает.

– Держись ближе к берегу, Торд. Может, заметим чего.

– Боязно, берег незнаком. А поселок и так заметим, если он есть. Да и другие склеринги подтверждали то. Будем плыть. Сентябрь еще.

14

Прошло две недели, а поселка все не было. Редкие дымки на берегу вызывали радость и ожидание, но оказывалось, что это склеринги. Несколько раз приставали к берегу, но туземцы скрывались или наблюдали издалека.

– Что-то здешние склеринги не желают к нам выходить, – беспокоился Орм.

– Видать, наши им здорово насолили, – отвечал Торд.

– Тогда не так уж и далеко до них?

– Может быть. Во всяком случае, осталось недолго.

Но кончалась и третья неделя, а поселение не показывалось. Земля повернула на юг, и это вселило некоторую надежду. Продукты кончались, и моряки не раз отправлялись на охоту в прибрежные леса. Белян с радостью возглавлял такие походы и всегда молодел на глазах.

А погода все портилась. Днями приходилось отстаиваться в тихих бухтах, и всякий раз спешили найти такую при приближении шторма.

Попадались острова, некоторые весьма большие. Входить в проливы не решались, это удлиняло путь. Низменные луговые берега сменялись каменистыми и крутыми, где прибой ревел и пенился, разбиваясь об их твердь. Зачастили туманы. Приходилось дрейфовать, боясь потерять берег.

В один из таких туманных дней, когда моросящий дождь смешался с туманом и кнорр почти замер, плавно качаясь на пологой волне, Белян особенно почувствовал тоску и тревожное ущемление в груди. Он сжался под натянутым тентом и шептал молитвы Яриле, прося показать ему свое лицо и озарить унылость и тоску радостным светом.

К вечеру туман продолжал держать судно в плену, и положение его оставалось неизвестным.

– Как ты не успел до берега дотянуть! – кипятился Орм, бросая недовольные взгляды на кормщика.

Тот молчал, не желая попусту тратить слова. Он сам злился, но ничего не мог поделать и терпеливо ждал перемены погоды. На судне говорили шепотом или угрюмо молчали. Даже Ленок и тот перестал тараторить.

Утром туман рассеялся, и ветер поднял широкую волну с редкими пенными гребнями. Земли нигде не было видно.

– Куда мы попали? – ярился Орм.

– Кто ж его знает! – Торд всматривался воспаленными глазами в мутный горизонт.

– И что теперь? Куда плыть?

– Будем держаться южного направления. Течение, видно, отнесло нас. Только вот в какую сторону?

– Ветер-то крепчает! Решать надо!

Торд никак не мог определиться. Солнце не могло пробиться сквозь плотные тучи – определить направление невозможно. Наконец, в середине дня стороной проплыл косяк диких гусей.

– Теперь ясно, где юг! – обрадовался Торд. – Гест, держись по их полету и следи за небом! Может, еще кто пролетит!

К вечеру поднялся сильный ветер. Парус пришлось спустить. Волны с грохотом валились на судно. Моряки сыпали соль в волны, молили кто Ньорда, кто Деву Марию, но ветер не стихал.

Опасаясь близости берега, Торд выбросил плавучий якорь. Так дрейфовали до утра. Справа едва заметно проглядывалась низкая земля. Однако к ней подойти невозможно. Ветер относил кнорр в сторону, а люди с тоской и отчаянием впивались в нее глазами.

Шторм бушевал почти всю ночь. К утру волны разъярились, хотя ветер поутих. Впереди показалась земля, а в разрыве туч – и солнце.

Поставили парус, и судно стало приближаться к низменной земле. Вскоре показался пролив, по обе стороны которого темнели берега.

* * *

С началом прилива кнорр стал на якоре вблизи берега. Он полого спускался к морю, и сразу за песком начинался низкорослый лес, уже почти сбросивший листву.

– Что-то не очень хочется высаживаться в ночь, – молвил Орм, обнимая супругу за зябкие плечи.