Уддияна, или Путь искусства - Артемьев Илья - Страница 17

17

Ужас был неизмеримо больше меня, я терялся в нем, как песчинка, вернее, я был песчинкой — частицей вечного круговорота.

Проснувшись, я снова потянулся к градуснику. 40,5 — безжалостно показывал он. Я слабо позвал Халида, но его не было рядом. Стояла глубокая ночь. Теперь уже наяву мне сделалось страшно — я боялся умереть. Дышать стало очень трудно, воздуха не хватало, легкие разрывались. Я свесил голову с постели — так, вроде, было получше, и вспомнил о мистических болезнях сибирских шаманов, когда они в горячке получали магические знания. Пора явиться животному силы, подумал я, но вместо этого новая волна жара хлынула в голову. «Огненная трансформация», — снова пришло в голову, но выдержать ее я был не в силах. На градуснике стояло 41. Я умирал, и Халида не было рядом. Из последних сил я полез в тумбочку и нащупав упаковку шипучего аспирина, заставил себя проглотить двойную дозу. Почти мгновенно я уснул.

Разбудил меня Халид, и смотреть ему в глаза было очень стыдно. Он дотронулся до моего лба и все понял.

— Испугался? — с улыбкой спросил он. Я промолчал.

— Ничего. Трудно выдержать искушение смертью, трудно покориться ее призыву.

— Ты хочешь сказать, что я мог действительно умереть? — замирая, спросил я.

— Да, — ответил он кратко.

— И ты знал это и не пришел мне на помощь?

— Я был рядом с тобой все время, но ты не знал об этом. Однако я предпочитал не вмешиваться.

— Предатель, — злобно прошипел я. — Сволочь и предатель! Убирайся. Хватит с меня вашего Искусства, я сыт им по горло! Я хочу быть нормальным человеком, понимаешь — нормальным!! — и бешенство с новой силой охватило меня.

Халид спокойно наблюдал припадок, напевая себе под нос мелодичную песенку — что-то вроде колыбельной. Его лицо выражало заботу и ласковую грусть. Понемногу я остыл и попросил прощения.

— Перестань, — беззлобно сказал Халид. — На пути Искусства невозможно быть готовым к испытаниям. Ты не сделал ничего дурного, просто выбрал Жизнь, хотя мог пойти путем Смерти. Смерть задала тебе вопрос, и ты ответил на него.

— Халид, что такое смерть?

Он почесал в затылке.

— А сам-то ты как думаешь?

Я вспомнил Бродского: «Смерть — это то, что бывает с другими». Халид положил голову на руки и слегка прикрыл глаза. Пауза продолжалась довольно долго, наконец он произнес:

— Никогда не слышал более точного определения. А что он еще написал, твой Бродский?

Я вспомнил любимые стихи:

Не следует настаивать на жизниСтрадальческой из горького упрямства.

Чужбина так же сродственна отчизне, Как тупику соседствует пространство.

Халид был искренне удивлен.

— Поразительно! Я совсем не знаю русской поэзии, но этот человек — гений! Он постиг Искусство в совершенстве, хотя, возможно, и не знает об этом.

— Бродский недавно умер, — перебил я и рассказал что помнил из биографии поэта. Затем мы снова вернулись к разговору о смерти.

— «Смерть — это то, что бывает с другими», — процитировал Халид. — Вдумайся!

Ты можешь увидеть ее по знакам, которые она подает. Смерть разрушает твой мир, и только твой, но ты никогда не сможешь этого принять, потому что тогда наступит конец твоему миру, и принимать будет некому.

— А как же принятие смерти на пути Ножа?

— Это совсем другое дело, и ты испробовал его на себе. Человек Ножа открывается смерти и ждет ее решения — со страхом и осознанием, но полностью расслабленно.

Смерть проходит мимо или забирает его. И в том, и в другом случае он свободен.

Таков путь Смерти.

— Расскажи мне о нем.

— Путь Смерти нельзя назвать отдельным путем. Вспомни Джима Моррисона — он экспериментировал с наркотиками, алкоголем и сексом, разрушал свое тело, но достиг вершин вдохновения. Моррисон упустил только одно обстоятельство: на пути Смерти нет иного божества, кроме Нее. А он выбрал музыку. Искусство Ножа — это постоянный диалог со смертью. Близко к этому лежат тантрийские практики, особенно шиваизм и учение Матери Кали. Но об этом — в другой раз.

— А что такое путь Жизни?

— Это — Рам. Шутовство, танец, наслаждение, экстаз. Громкий смех надо всем миром.

— «Раскаты моего хохота сотрясают Небо и Землю», — процитировал я чаньского патриарха.

— Приблизительно так. Но и здесь присутствует смерть — правда, в ином обличье.

Смеяться над миром и собой можно тогда, когда бренность и несерьезность всех вещей стала очевидна. А это и есть смерть.

— Путь Человека — это путь Жизни?

— Смотря в какую сторону он тебя заведет. Помнишь, я говорил о выборе? Выбор — это смена концепций. Так ты сменил «страх опоссума» на «страх койота». В английском языке есть отличное выражение: «Change your mind». В общем, это означает «взгляни с другой стороны», но если перевести буквально, — «смени свой ум». Это потрясающая фраза! Смени свой ум! Не забывай это делать регулярно: два раза в день, утром и вечером, как чистить зубы. Иначе ты будешь без конца блуждать в дебрях идей и суждений.

ГЛАВА 2. САНСАРА

Я подарил Халиду свой томик Бродского. Он читал его дня три-четыре, а затем, восторженный, прибежал ко мне.

— Я же говорил, что этот человек постиг Искусство в совершенстве! Читай! — он ткнул книгу мне в руки. — Читай, и научишься гораздо большему, чем я могу тебе дать. Ты верно чувствуешь, но еще далек от постижения духа Искусства. Вот слушай:

Когда оно, а не — увы — мыЗахлестнет решетку променадаИ двинется под возгласы «не надо»,Вздымая гребни выше головы,Туда, где ты пила свое вино,Спала в саду, просушивала блузку,Круша столы, грядущему моллюскуГотовя дно.

Он сделал эффектную паузу. Я знал эти строки наизусть, но ничего особенного в них не замечал.

— Учись! Это совершенное осознание пути Человека. Все преходяще, все стремится к началу. Чего стоит один «грядущий моллюск»! Мы ничего не значим, мы — морская пена, и моллюск ничем не важнее нашего. Он просто придет туда, где мы, как нам казалось, жили, и его жизнь будет настолько же безразлична мирозданию, как и наша. Не пытайся понять головой! Ты слишком много знаешь, слишком много читал, — Халид был очень взволнован. — Поразительно: сокровище можно найти там, где ожидаешь меньше всего. Спасибо тебе за книгу.

— Халид, — начал я очень серьезно. — Я не совсем понимаю, что ты вкладываешь в понятие путь Человека. Иногда ты отрицаешь философию, иногда словно цитируешь какого-нибудь Канта или Нагарджуну.

— Кого-кого? — Халид смачно расхохотался. — Кто такой этот Нагарджуна? Твой дедушка? Или ты читал Канта?

— Перестань ерничать, — скривился я. — Канта я не читал, а Нагарджуна — буддийский философ.

— Черт с тобой, не буду. Я пришел не за этим. У меня для тебя есть прощальный подарок.

— Прощальный? — насторожился я. — Как тебя понимать? Мое обучение окончено?

— Обучение не может быть окончено — я только что тебе наглядно это продемонстрировал. Но наши встречи подходят к концу. Ты выбрал путь Человека, и я должен преподать тебе последний урок.

Я искренне опечалился. За несколько месяцев Халид стал для меня совершенно родным человеком. Я не назвал бы его своим другом или учителем, но более близко к сердцу я никогда никого не допускал. Предчувствие утраты совершенно лишило меня сил, в глазах стояли слезы.

— Ну-ну, — с легкой издевкой произнес Халид. — Ты уже большой мальчик. Я хочу, чтобы ты шел своей дорогой с легким сердцем и более того — сам стремился как можно скорее избавиться от меня. Сейчас ты по привычке цепляешься за «учителя», но ты — не утопающий, а я — не соломинка. Взгляни на себя — ты вырос!